Таня уже пришла домой, уже разделась, уже разогрела себе обед, сготовленный вчера бабушкой. Она не хотела признаваться. Не хотела признавать свое поражение. Чувствовала, что все изменилось в плохую и странную сторону, а в чем дело, понять не могла.
А вот в чем дело, Таня… Когда у человека высокая цель, его победить очень трудно. И происки врагов — если такие есть — тебе кажутся случайными камешками на дороге. Споткнулся, потер ушибленное место и пошел дальше. У тебя ведь вон какая цель впереди — далекая вершина горы.
А с низкой целью почти обязательно в конце концов потерпишь поражение… Кстати, что такое низкая цель? Низкая — это когда из любого дела стараешься извлечь для себя выгоду. И здесь обязательно найдутся ловкачи, которые сумеют тебя обскакать или подставить ножку.
Так получилось и с Таней. Она вроде бы за справедливость боролась, за правосудие, а на самом деле старалась прославиться и установить над шестым «А» свою власть. Но столкнулась с другими любителями того же самого. И оказалась у разбитого корыта.
Завтра, может быть, она опять что-то придумает. И опять вытолкнет свою личность на первое место. А там, глядишь, все повернется — вновь ее отшвырнут… И странно думать: неужели человек всю жизнь обречен на эту никчемную суетню? Причем такой умный и такой одаренный человек, как Таня?
Увы, неизвестно! Здесь мы расстанемся с Таней Садовничьей, и как дальше сложится ее судьба, сказать не беремся. Можно только сказать, что пока она ничего не поняла и потому продолжала строить грандиозные свои мелкие планы и все думала, как бы ей половчее… Прощай, Таня…
А вот учительница Алена Робертовна, которая в данную минуту, сидя в своем любимом кресле за своим любимым столиком, заканчивала восстановление журнала, она поняла. И подумала: «А все равно я буду добиваться своего!» Как будто бы Танины слова, да? На самом деле, нет. Потому что «добиваться своего» было для Алены Робертовны — растить людей.
У кого-то самое главное в жизни — растить пшеницу твердых сортов, у кого-то — писать новые книги, у кого-то — прокладывать в тайге километры железной дороги. У нее было вот это… Вырастить как можно больше хороших, интеллигентных людей.
И поняла: не нужна ей придуманная строгость — это ведь не похоже на нее, на настоящую Алену Робертовну. Да и ребята в конце концов поймут, что перед ними лишь притворство и она что-то скрывает под своим «злым поведением».
А что ей, собственно, скрывать? Совершенно ей скрывать нечего! Потому что она не ищет выгод лично для себя. Ну только, может, одно: чтобы ребята ее любили.
А для этого никакая показная строгость тебе не пригодится. Для этого лишь нужно их побольше любить… Побольше, чем себя!
Прощайте, Алена Робертовна. И пусть бы вам удалось в жизни то, что вы задумали.
А Сережина бабушка, Елизавета Петровна, уже давным-давно поняла то, о чем мы сейчас толкуем, задолго до нашего с вами рождения. И многие годы так жила — стараясь не для себя, а для высокой цели.
Но теперь, когда она сделалась пенсионеркой и довольно-таки средней готовщицей обедов и завтраков, ей стало казаться, что она пережила сама себя и теперь существует попусту.
Однажды Елизавета Петровна подумала даже такую жестокую вещь: я, подумала она, живу после своей смерти…
Но это, к счастью, было не так. И даже абсолютно не так. Те якобы не удавшиеся разговоры, которые бабушка заводила с Сережей, не исчезали в пространстве пустым эхом. Тут надо сказать, что настоящие слова вообще не пропадают — кому-то в душу они обязательно западут.
И то, что сейчас делал Сережа Крамской, он делал не только потому, что родился таким вот благородным человеком, а потому, что он был внуком Елизаветы Петровны Крамской.
До свидания, милая бабушка. И так жаль, что вас нельзя сейчас утешить, опять сидящую над своей статьей про учебник истории. Но может, вам все-таки Сережа кое-что расскажет?
Нет, не расскажет! А когда захочет это сделать, бабушкина жизнь окажется в прошлом…
Помните то наше «воспоминание о будущем»? Геолог Сергей Крамской сидит у костра… Единственное, что он сможет сделать, — напишет путаное письмо своей жене Марине Владимировне.
И она его поймет!
А это значит, что хорошие слова опять не пропадут даром.
Сережа Крамской в эти минуты шел по пятам за Самсоновой. Так, конечно, только говорится: по пятам. Он шел в значительном отдалении, прячась то за углами, то за машинами, то за спинами людей.
Сперва Сережа не понял, с кем там Самсонова идет под руку, с какой девчонкой. Но потом ему удалось разглядеть: это была Тарасова Катя, у которой пропали пятнадцать рублей! И Сережа буквально глазам своим не поверил, и ему стало очень нехорошо на душе. И так-то не очень хорошо было, а теперь стало совсем скверно. Почему? Это вы узнаете чуть позже. Если только уже не догадались сами.
Они расстались наконец на уголке, перед самсоновским переулком. И Катя эта пошла — понурая и скучная. И было ясно, как она страшилась говорить родителям про те пятнадцать рублей… Да и всякий бы испугался!
На свете бывают разные люди. Но бывают такие вот, особенно невезучие.
Того, скажем, мальчишку судьба особым умом не наградила, а он зато в футболе первый человек. Ему эти ваши математические способности и на чех не нужны, когда он так волшебно обведет двух защитников и весь стадион замрет, словно влюбленная девчонка.
А вот этот паренек и по математике не очень и в секцию его не принимают за средний рост и покатые плечи… Зато к нему все окрестные кошки так и липнут! А все окрестные собаки ему лапу подают, хотя до этого выглядели абсолютно неучеными.
Но бывают такие люди, которые — куда ни сунься — ничего в тебе, буквально ничего выдающегося и даже просто стоящего нету. Им очень трудно бывает найти свое счастье в жизни. И вот Катя Тарасова как раз именно к таким и относилась.
Жила она с сосредоточенным, редко улыбающимся, некрасивым и бледноватым лицом. И глаза у нее постоянно были такие, словно несчастья, которые еще случатся с нею только завтра или даже послезавтра, случились уже сегодня.
В начале прошлого года она прилепилась к самостоятельной и главной Лиде Самсоновой. Так и жила. И вроде даже стала поуверенней. Но выражение глаз своих несчастных потерять не сумела!
И вот дождалась: пришла беда, отворяй ворота!
Она шла, Катя Тарасова, среди низких туч и мокрого асфальта. На том мы и расстаемся с нею — почти совсем и не встретившись! И что пожелать ей? Ох, не знаю. Ох, не знаю! Везения, что ли? Да больно это непонятная штука…
Лучше давайте обещаем друг другу относиться к таким людям помягче. Им трудно живется, и мы их давайте поддерживать. А таких людей нам в жизни встретится не один и не два…
Сережа вынужден был ждать, пока скроется из виду Тарасова. И подбежал к углу переулка, где жила Самсонова, в тот самый последний момент, когда Лида уже бралась за ручку двери своего парадного — удача: ведь Сережа лишь весьма приблизительно знал, где она живет.
Он добежал до парадного, когда Лида выходила из лифта на своем этаже. А что за этаж? Однако в новых домах, где лифт ходит в глухой, закрытой железом шахте, снизу никак не узнаешь, где же он там остановился.
Значит, ему ничего не оставалось, как только бежать изо всей силы вверх по лестнице и молить судьбу, чтобы за это время никто не вошел в подъезд и снизу не нажал кнопку.
А почему, собственно, Сережа должен был молить судьбу? Ведь много проще было бы сказать перед классом:
«А Коробкова Марина видела, как Лида…»
И выложить еще кое-какие, уже свои собственные, наблюдения и выводы… Однако он бежал. Он не был Таней Садовничьей и не стремился к низким целям: сегодня свести счеты с растерявшимся врагом, завтра выдвинуться в известные всему этажу детективы.
У него была другая цель — установить справедливость. А для этого требовалось свергнуть несправедливость.
Но и саму несправедливость надо свергать справедливо — об этом Сережа Крамской уже знал. Так он и действовал.
Ему опять повезло. Пока он мчался, лифт никто не вызвал, и таким образом Сережа узнал, что Самсонова живет на шестом этаже.
Здесь было три двери. А надо заметить, что в этом новом московском районе дома были очень похожие, а лестничные площадки — так просто родные сестры. И если б Сережу каким-нибудь образом привели сюда с закрытыми глазами, то он лишь с большим трудом смог бы узнать, что это не его собственные площадка и дверь. Или что это не площадка, где живет Алена Робертовна. Или что это не Танина лестничная площадка.
Теперь он решал, в какую дверь ему позвонить: в как бы Аленину, в как бы свою или в как бы Танину… Так вышло, что они все трое жили в «разных» дверях: Сережа в левой, Алена Робертовна в средней, а Таня в правой.
Сережа постарался прислушаться, но не по-настоящему, а только одним вниманием: не подскажет ли ему интуиция, в какую же из дверей надо позвонить?
Но все было глухо, и ниоткуда биотоки к нему не приходили.
Тогда он подумал: «Только не в «моей». И не в «Алениной»… Да! Значит, она в «Садовничьей» живет двери. Значит, в «Садовничьей».
И потом зачем-то позвонил в «свою».