Егорка не всегда сердился на зиму — выдавалось такое время, когда забывалось все на свете: и мороз, и снег, и то, что нет обуви, и Володька со своими дружками. Разве можно было обо всем этом помнить, окажем, в такие вечера, когда в доме устраивался «содом»? Так называла мать шумные игры.
«Содом» обычно начинался с игры в «три версты». Отец опускался на пол, становился на четвереньки и, усадив Петьку на шею, а остальных ребятишек на спину, отправлялся в дальний путь. Первую версту — от стола до порога и обратно — он плелся еле-еле. Седоки кричали «но! но!», хлопали в ладоши и били пятками по отцовским бокам. Вторую версту — от стола к окну и обратно — разгоряченная понуканиями «лошадка» проходила рысью. Седоки тряслись и качались, но в «седлах» держались пока довольно-таки крепко.
Третья верста таила в себе большую опасность, пролегала она как раз около нар — дремучего темного леса, в котором водились кровожадные волки. Почуяв волков, «лошадь» рвалась изо всех сил вперед и кидалась из стороны в сторону. Перепуганные седоки цеплялись покрепче кто за что мог: за гриву — волосы, за рубаху, за уши и даже за нос, обхватывали ножонками спину и неистово кричали. «Лошадь» взвивалась «на дыбы» — раз, другой, третий — и, в конце концов, ездоки, один за одним, с визгом и смехом, срывались и падали на пол.
Освободившись от «воза», отец поднимался на ноги, тяжело отдувался и серьезно говорил:
— Теперь я немножечко всхрапну, а вы смотрите — ни гу-гу.
Он клал на ящик полушубок, подставлял табуретку и ложился. Через минуту он громко вздыхал, храпел и бормотал.
Егорка и Мишка понимали, в чем дело — отец затевал новую игру. Они стояли в стороне и ждали. Ванька же с Петькой думали, что отец уснул по-настоящему, и так как им очень не хотелось прерывать веселье, то они пытались разбудить отца: трогали его за уши, дергали за волосы, а потом взбирались на него. Отец ворочался, стонал, но «проснуться» никак не мог. Тогда на помощь младшим приходили Егорка с Мишкой. Они тоже садились на отца и принимались выделывать всякие штуки.
Пробуждение отца всегда заставало ребят врасплох — и это было самым интересным моментом. С криком: «Ага, попались!» — он хватал их в охапку и устраивал «малу кучу».
— Хватит, довольно! — кричала на расшалившихся ребят мать, а отцу говорила: «Занялся бы с ними каким-нибудь тихим делом».
Было два тихих дела: слушать сказки и рассказывать побрехушки. Первым делом занимались на нарах. Отец разувался, садился в круг и начинал. Сказок он знал много и рассказывал их с выражением: волк говорил грубым голосом с завыванием, лиса — ласково, медведь — с хрипом, зайчик пищал.
Второе дело устраивалось на полу, и участвовали в нем одни ребятишки. Каждый участник знал наизусть и должен был поведать свою побрехушку: Петька — «про зайца белого и свинью», Ванька — «про девицу и Воробьеву жену», Мишка — «про шиворот-навыворот». Самый длинный стих — «про барана и попа с попадьей» декламировал Егорка.
Первым всегда начинал Петька. Он взбирался на табуретку, брался рукой за рубашонку и, картавя, лепетал:
Не успевал Петька закончить последнее слово, как Ванька начинал свой разговор с девицей:
Переговорив с девицей, Ванька делал передышку и переходил к «воробьевой жене и старосте».
За Ванькой отводил очередь Егорка:
Игру заканчивал Мишка. Свою неправдушку он произносил не торопясь, нараспев:
…После получки отец съездил в Протасовку и привез обещанное — книги и еще одну штуку — какую-то бумажную трубку. Одна книга была новенькая, тоненькая, с красивыми разноцветными корками. На корке стояло несколько больших букв. Две из них, «А» и «Б», Егорка сразу распознал, остальные были неизвестны. Вторая книга была очень толстая, растрепанная, с черными, как сажа, корками.
Подавая Егорке тоненькую книжку, отец сказал:
— Это «Азбука». В ней нарисованы все буквы. Я тебе потом расскажу про каждую. Ты их запомнишь и будешь складывать и читать слова.
— А эту тоже надо запоминать? — указал Егорка на толстую книгу.
— Эта книга называется Пушкин, — ответил отец, — в ней много всяких интересных сказок. Я буду читать ее вам вечерами на досуге.
— Ну, а тут что? — поинтересовалась мать, трогая трубку.
— Эту штуку я привез для себя.
— Все же, что это такое? — допытывалась мать.
— Карта.
Егорка слышал о существовании только одних — игральных карт. Их он несколько раз видел у крестной и даже раскладывал. Те карты маленькие, а эта — ишь, какая!
— А она какая — туз или король? — спросил Егорка.
Отец улыбнулся и объяснил:
— Не туз и не король. На этой бумаге нарисованы разными красками все державы и страны. Когда разверну — расскажу.
— Азбука нужна, а вот на эти штуки, — мать ткнула пальцем сначала в толстую книгу, а затем в трубочку, — ты зря потратил деньги.
— Купил я только азбуку, а книгу и карту мне дал Матвей Николаевич.
— Ты был у него? — забеспокоилась мать.
Отец отвел глаза в сторону:
— Встретились нечаянно… Я шел, а он навстречу…
— Это что же — он все время так и ходит с этими картами и толстыми книгами?
— Не знаю, не спрашивал.
— А я знаю, — мать нахмурилась, — не доведет нас до добра твое знакомство с этим Матвеем Николаевичем, не доведет. Ему что? Он да Настя — вот и все, а ведь у тебя дети.
Матвея Николаевича Егорка ни разу не видел, но из разговоров родителей знал, что он живет в Протасовке и работает слесарем в депо — исправляет паровозы. Отец называл его настоящим человеком и своим старым другом, а вот матери Матвей Николаевич почему-то не нравился, и она всегда, когда упоминалось его имя, настораживалась и даже беспокойно озиралась, а если отец собирался в Протасовку, непременно наказывала: «Прошу тебя, не ходи ты к этому Матвею Николаевичу». Сейчас вот тоже. Матвей Николаевич подарил им карту, толстую книгу, а мать недовольна и даже рассердилась на него. А за что? Непонятно.
Учить буквы и складывать слова Егорка не любил, уж слишком нудное это занятие: сиди, води пальцем, запоминай. А из-за чего? Да все из-за каких-нибудь уже давно известных слов: «осы», «бабы», «гуси» и т. п.
Вот толстая книга — это да. При каждом чтении ее открывалось столько всяких чудес, что мать даже забывала о своей неприязни к Матвею Николаевичу и говорила: «Большое ему спасибо за эту книгу».
Отец рассказывал сказки хотя и интересно, но не складно, а в книге все сказки были очень-очень интересные и складные:
Или:
Вскоре Егорка запомнил многие стихи наизусть.