— Об этом я не подумала.
— Все бабы, дуры! — тяжело вздохнул Емеля.
Сказал, как отрезал. И даже от нее со спины на бок отвернулся. Но в небо смотреть не перестал. Задумчиво так смотрел, с некоторой грустью.
Лицо у него при этом было очень романтическое. Красивое и вдохновенное.
Яна так прямо об этом и сказала:
— У тебя очень красивое романтическое лицо.
— Дура! — пожав плечами, ответил Емелюшка.
Девочка Яна только вздыхала. Очень безнадежно. Она уже почувствовала всеми фибрами своей юной женской души, что с первого взгляда трагически влюбилась в Емелюшку. На всю оставшуюся жизнь.
— Папа говорит, я умная.
— Не верь, — отрезал Емеля, — Обманывает. Он кем у тебя работает?
— Царем, — застенчиво ответила девочка Яна, — Нашим государством руководит.
— Это каждый дурак может.
Емеля задумчиво смотрел в небо. Девочка Яна смотрела на Емелю. Во все глаза.
— Давай с тобой, типа… дружить? — едва слышно попросила она.
Емеля скосил на Яну один глаз, смерил ее с ног до головы.
— Не получится, — мрачно ответил он, — Мы по разные стороны баррикад.
— Каких… б-баррикад? — испуганно спросила Яна.
— Общественно-политических, — строго ответил он, — Ты царская дочка, в сыре масле катаешься. Я — голь перекатная, босяк.
Емеля для наглядности повертел в воздухе босой ногой. И опять закинул ее на другую ногу. Девочка Яна только тихо-тихо вздохнула.
— Мир хижинам, война дворцам, — сказал он. Дал понять, разговор окончен.
— Я в политике не понимаю. Сыр с маслом терпеть не могу! Никогда не ем!
Довольно долго ОН и ОНА молчали. Слушали трели жаворонка.
— Я могу пригласить тебя в гости? — осторожно спросила Яна.
— Пригласить, можешь.
— У меня во дворце много всяких игр, — обрадовалась Яна, — Гольф, пинг-понг, заводная обезьяна…
— Только я не приду, — прервал ее Емеля.
— Почему?
— Лебедь курице, не товарищ!
Емелюшка поднялся с земли, подтянул портки, шмыгнул носом и, не оглядываясь, направился к своему дому. Напрямик через поле. Он шел, сбивая головки цветов.
— Значит, мы больше никогда не увидимся? Никогда, никогда? — уже не скрывая слез, с ужасом воскликнула несчастная Яна.
Ведь у нее никогда никого не было. Ни друзей, ни подруг. Единственный раз в жизни повезло, да как! И… та тебе!
— Не судьба! — не оборачиваясь, ответил ОН.
— Но ведь это… несправедливо-о!!! — в голос зарыдала ОНА.
Невидимый Великий Дирижер взмахнул палочкой и во всем царстве государстве, во всех его уголках и закоулках зазвучала очень трагическая мелодия. Не услышать ее мог только абсолютно глухой. Или совершенно бесчувственный человек.
В тот же день Яна без стука ворвалась в рабочий кабинет Царя батюшки. Хотя, она всегда входила к нему в кабинет без стука. Ей позволялось. Решительно встала перед столом, уперла ручки в худые бока. Глаза ее сверкали, щеки пылали. На носу красовался лейкопластырь. Крест-накрест.
— Папочка! Ты самый главный в нашем государстве?
— Самый-самый, — подтвердил Царь. И добавил, — Второй после Бога.
Он, как водится, разбирал бумаги. Законы, постановления, указы всякие.
— Тогда выполни мою просьбу!
— Любую, — не поднимая головы, ответил Царь, — Проси, чего хочешь.
— Напиши еще один закон!
— О чем? — удивленно спросил Царь.
Его рука с авторучкой, (с золотым пером, между прочим!), застыла над очередным законом. Или указом. Или постановлением. Это неважно. Важно, он поднял голову от бумаг и впервые за долгое время посмотрел в лицо дочери.
— Что у тебя с носом? — озабоченно спросил Царь.
— Он растет! — с вызовом ответила дочь.
— Понимаю. О чем закон? — удивленно и слегка насмешливо повторил он.
Дочери его, царевне Яне было не до шуток. Щеки ее по-прежнему пылали. Глаза еще пуще сверкали. От благородного гнева. Не иначе.
— Закон! Чтоб все были во всем равными! — выпалила Яна.
— «Мы днем и ночью во всем равны. На нас надеты одни штаны», — задумчиво пробормотал Царь, — Зачем тебе такой глупый закон?