Первое, что я делаю, когда возвращаюсь домой с концерта, — это посещаю «Планируемое родительство» с Мирандой. Она без умолку говорит о том, как ей повезло, что ей не нужны противозачаточные, но её постоянная болтовня помогает успокоить мои нервы. И она в чём-то права. Счастливая сучка.
— Ты сейчас такая взрослая, — говорит она мне, когда мы выходим оттуда с противозачаточными таблетками и садимся в «Мазерати».
— Я такая и есть, да? — отвечаю я, пытаясь найти место, куда бы положить гигантскую коробку презервативов, которую они сунули мне в руки на выходе. Я понимаю, Чарли смутно осознаёт, что я сексуально активна, но я уверена, что это не то, чему он хочет видеть доказательства. — Может, нам пойти куда-нибудь отпраздновать? Специальный обед в честь контроля рождаемости?
— Давай наденем нашу униформу и пойдём запугивать опрятных буржуазных отродий в Гренадин-Хайтс.
— По-моему, это звучит не очень по-взрослому, — говорю я Миранде, заводя машину, и она бросает на меня взгляд, опуская очки и уставившись на меня ледяными голубыми глазами.
— Только потому, что нам исполняется восемнадцать, это не значит, что мы должны отказываться от всего интересного. Давай, поехали отсюда. Еда за мой счёт.
Я ухмыляюсь, но должна признать: это действительно звучит забавно. Эта полностью чёрная школьная форма Бёрберри привлекает внимание.
Я надеваю свои собственные солнцезащитные очки, и мы возвращаемся в дом, чтобы взять нашу форму. Миранда снова остаётся на ночь, так что все её вещи свалены на полу моей спальни. У Кэботов огромный дом на пляже, но у её родителей гости, так что она старается держаться подальше. Крид, с другой стороны, каким-то образом оказался втянутым в бесконечную череду ужинов и коктейльных вечеринок. Мне почти жаль его.
Когда мы въезжаем на подъездную дорожку, я вижу во дворе вывеску «Продаётся» и сдёргиваю солнцезащитные очки, чтобы поглазеть на неё. Какого чёрта?
Чарли сидит в своём кресле в гостиной, когда я вхожу, и он улыбается, когда поднимает глаза и видит нас.
— Что это за вывеска? — спрашиваю я, чувствуя укол беспокойства внизу живота. Папа небрежно пожимает плечами, но я могу сказать, что он напряжён из-за этого. Между его бровями залегла маленькая «V» от беспокойства.
— Домовладелец хочет продать, а я сейчас не могу позволить себе первоначальный взнос за дом. Не беспокойся слишком сильно об этом. Агент по недвижимости сообщил мне, что это, скорее всего, будет приобретено как инвестиционная недвижимость, и то, что мы являемся долгосрочными арендаторами, является ценным активом.
— А как насчёт денег на моём… — начинаю я, но папа уже качает головой.
— Уже есть шесть предложений по этому объекту. Дома в Гренадин-Хайтс появляются нечасто. Не волнуйся, милая. Ты отложи эти деньги на колледж и перестань так сильно беспокоиться о своём старике. — Мой рот сжимается в тонкую линию. Жаль, что он не рассказал мне об этом раньше. Или, может быть, знак уже был во дворе, когда туристический автобус высадил нас прошлой ночью, и я просто не заметила? Я так нервничала из-за своего сегодняшнего визита к специалисту по планированию семьи, что легко могла его не заметить.
— Я никогда не перестану беспокоиться о тебе, — говорю я ему, целуя в лоб.
Мы с Мирандой переодеваемся и уходим на целый день, возвращаясь, обнаруживаем плакат «Продано», прикреплённый поверх вывески «Продаётся». Мы обмениваемся взглядами, выбираемся наружу в темноте, а затем подпрыгиваем, когда из тени крыльца выходит человек. Я как раз собиралась поменять эту лампочку…
— Марни. — Это Виндзор, убирающий рыжие волосы со лба. Он ждёт, пока я остановлюсь рядом с ним, и я замечаю, что в одной руке у него лампочка, а в другой отвёртка. — Я заметил, что тебе нужен свет, красавица.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, доставая свой телефон, чтобы использовать его в качестве фонарика, чтобы он мог лучше видеть. Миранда заходит внутрь, давая нам минутку уединения. — И почему ты сидишь в темноте один?
— Просто устал, — отвечает Виндзор, устанавливая лампочку и заливая крыльцо светом. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я вижу, что это написано у него на лице, тёмные морщины усталости. Он откладывает отвёртку в сторону, затем лезет в карман своей кожаной куртки и достаёт сложенную пачку бумаг.
Я беру их у него и, прищурившись, смотрю на мелкий шрифт, внезапно поднимая взгляд.
— Ты купил наш дом? — спрашиваю я, потрясённо моргая.
— Совсем чуть-чуть. Было довольно много других предложений — и не все из них от приятных или даже нейтральных сторон. — Виндзор улыбается мне, но ему не хватает его обычного блеска. Он измучен. Что бы ни происходило за кулисами, это изматывает его. И я этого не хочу. Я не хочу, чтобы он изнурял себя ради меня. — Я только что заплатил в десять раз больше, чем стоит твой дом. — Виндзор смеётся и проводит ладонью по лицу. — Харпер действительно, действительно хотела его.
— Ты же не планируешь повышать арендную плату, правда? — спрашиваю я, но это просто шутка. Моё сердце бешено колотится в груди, и я просто… Я хочу обнять его. Так я и делаю. Я обвиваю руками его талию и прижимаю к себе. Он отвечает тем же жестом, а затем вкладывает мне в руку связку ключей.
— Покупка за наличные, быстрое закрытие сделки. За деньги можно всё купить… почти всё, что угодно. — Виндзор улыбается и отстраняется от меня, направляясь вниз по подъездной дорожке, засунув руки в карманы. Я подумываю последовать за ним, но мне приходит в голову, что он хочет побыть один. Он останавливается на краю двора, машет мне рукой, а затем продолжает путь к автобусной остановке.
Я всё ещё не понимаю, почему он не водит машину.
На самом деле я ничего не знаю о британском принце, хулигане из хулиганов.
Но я хочу этого.
Я так чертовски сильно этого хочу.
Остаток лета, кажется, пролетает незаметно в жарких ленивых днях, жужжании цикад и столько времени, сколько я могу провести с Чарли. Вопросы, которые у меня есть об Изабелле и новорождённом ребёнке, которого носит Дженнифер, отодвигаются в сторону в пользу сохранения мира.
Это… или, может быть, я просто не хочу знать ответы на эти вопросы?
— Что ты хочешь сделать на свой день рождения? — спрашивает папа, и я испытываю безумное дежавю, сидя на заднем крыльце с ним и Виндзором. В прошлом году они устроили вечеринку-сюрприз в боулинге. Этот год… кажется таким суровым, таким важным каким-то образом. — Твоя мама хотела пригласить тебя и твою сестру на ужин.
— Это, пожалуй, последнее, что я хотела бы сделать в свой день рождения, — говорю я ему, пока Винд молчит, потягивая лимонад из металлической соломинки, засунутой в уголок его рта. Я выдыхаю и смотрю на лужайку. Она немного длинновата, трава колышется на тёплом ветру, но она усеяна полевыми цветами, и я нахожу это зрелище каким-то успокаивающим. — Может быть, мы могли бы все вместе пойти на озеро и приготовить барбекю?
— Это твой день рождения, Мишка-Марни, а не мой. — Папа протягивает руку и сжимает мою, но в ней не осталось сил. Щебечут птицы, порхают бабочки, но в этот момент я чувствую себя так, словно меня засасывает в чёрную-пречёрную дыру.
Я хочу закричать на весь мир, может быть, швырнуть чем-нибудь, но это не поможет. Вместо этого я делаю долгий, глубокий вдох и заставляю себя улыбнуться. Эта улыбка причиняет боль, словно нож режет нижнюю часть моего лица, но я всё равно это делаю. Потому что на самом деле это противоположно тому, что только что сказал папа: это для него, а не для меня.
— Это твоё восемнадцатилетие, — настаивает Чарли, глядя на меня с озорной улыбкой. — Предполагается, что ты должна попасть в беду. Это как обряд посвящения. — Я думаю, что на концерте «Afterglow» у меня уже были серьёзные неприятности, чувствуя, как по телу пробегает лёгкая дрожь. Я не могу выбросить из головы татуированные руки Зейда или то, как пирсинг в его члене заставил меня кончить с таким неистовым, всепоглощающим всплеском удовольствия.
Не… совсем тот разговор, который я хотела бы вести, пока папа касается моей руки. Я почти гримасничаю, но умудряюсь сохранить это выражение на своём лице.
— Барбекю и рыбалка на озере, — твёрдо говорю я, выдыхая. — Знаю, я была довольно строга в отношении веганства, так что мы возьмём несколько больших жирных стейков, рёбрышки, курицу…
— Я возьму несколько больших жирных стейков и всё, что ты захочешь, — говорит Виндзор, отставляя свой лимонад в сторону. — Просто составь мне список, и твоё желание исполнится.
Я бросаю на него взгляд.
— На этот раз больше никаких экстравагантных подарков. Это не соревнование. — Но мои губы всё равно растягиваются в улыбке, потому что он знает, как сильно я люблю свою машину.
— Договорились, ваше величество, — говорит он без тени иронии. — Только база. Ты хочешь торт? Свечи? Корону? — я улыбаюсь, и папа хихикает, протягивая руку, чтобы взъерошить мне волосы.
— Она носила корону с самого рождения, моя маленькая принцесса… — его голос затихает, и то, как он смотрит на меня… Я знаю, он думает, что умирает. Действительно верит в это. Я сжимаю в руке браслет-оберег бабушки Джун и поддерживаю с ним зрительный контакт.
— Любые нормальные вещи для вечеринки — и будет прекрасно… — я начинаю, а потом, как будто Виндзор чувствует, что нам это нужно, он встаёт и оставляет нас с папой одних на солнышке.
Мой восемнадцатый день рождения наступает за несколько дней до начала занятий в школе. Погода прекрасная, приятная двадцатиградусная жара, тени как раз достаточно, чтобы нам было прохладно, но на поверхности озера много солнечного света, сверкающего на солнце. Потратив часть своих игорных денег, я купила нам с папой новые удочки, чертовски модные. А также новую коробку для наживки и много других припасов, которые можно положить в неё. Я даже купила ему новую шляпу и маленькую металлическую лодку, которая рассекает воду, как мечта.
— Это же не мой день рождения, — настаивает он, но всё равно принимает вещи, и мы проводим добрую часть утра в тишине на воде, принося несколько рыбин, но оставляя только парочку, чтобы приготовить на обед. К тому времени, как приезжают парни, прикатывая на «Ягуаре» Зейда, «Макларене» Зака и седане «Мерседес», который Миранде подарили на восемнадцатилетие, мы уже пригоняем лодку и готовим угли для небольшого барбекю.
Виндзор устанавливает растяжки и привязывает к дереву смехотворно огромную связку воздушных шаров, в то время как Зак занимается грилем. Эндрю со своей семьёй на Гавайях до завтрашнего дня, так что его здесь не будет, и Лиззи не уверена, что сможет прийти. Разве это неправильно с моей стороны — надеяться, что будем только я, парни и Миранда?
— Корона, как и было обещано, — говорит Виндзор, надевая мне на голову тиару, от которой у меня глаза вылезают из орбит.
— Сколько ты на это потратил? — шепчу я, но он игнорирует меня, исчезая, чтобы помочь разгрузить подарки, закуски и гигантский трёхъярусный торт, который немного похож на подготовительный кампус Бёрберри. — Поговорим о торте. Чья это была идея?
— Мы все скинулись и купили тебе корону и торт, — отвечает Миранда, вкладывая мне в руку пластиковую палочку со светящейся звездой на конце. Я поднимаю брови, и она улыбается. — Мы решили, что в этом году все прощаемся с Бёрберри, так почему бы не съесть его в виде торта?
— Угу. — Она неторопливо проходит мимо и начинает открывать пакеты, чтобы высыпать чипсы в металлические сервировочные миски. Через несколько минут подъезжает Лиззи, и у меня замирает сердце. Она коротко обнимает меня на день рождения, прежде чем помочь Миранде с закусками.
Зейд включает музыку, в то время как Крид и Тристан устраиваются за столом для пикника, как короли.
— Честно предупреждаю, — говорит Тристан, глядя в сторону дороги. — Мы видели «Кадиллак» цвета шампанского, который направлялся сюда. — Я киваю, но всё в порядке. Вообще-то, на этот раз это я пригласила Дженнифер… и Изабеллу, и ребёнка, которого Дженнифер родила в прошлом месяце.
У меня есть внутреннее предчувствие, которое никуда не денется.
Машина подъезжает, и Дженнифер вылезает из неё, выглядя слишком хорошенькой для женщины, у которой только что прошли роды. Я ненавижу себя за эти мысли, но, если бы я могла, я бы передала её здоровье и жизненную силу Чарли. Я действительно хотела бы. Он тот родитель, который был рядом, который заботился обо мне, который вырастил меня в одиночку. Дженнифер — просто эгоистичная светская львица.
— С днём рождения, милая, — говорит она, целуя меня в щеку. Изабелла держится далеко позади неё, раздувая ноздри, когда она с отвращением смотрит на вечеринку, как будто это намного ниже её обычных стандартов. Дженнифер вручает мне свёрток, который держит в руке, прежде чем вернуться к машине, чтобы забрать ребёнка.
«Это может быть папин ребёнок», — думаю я, наблюдая за ней, а затем опускаю взгляд на подарок в своей руке. Это маленькая коробочка с бантиком на ней. Я снова поднимаю взгляд, мои мысли проносятся со скоростью миллион миль в минуту. Нет, ребёнок не может быть от папы, верно? Я имею в виду, когда он начал проходить химиотерапию? Это определённо влияет на мужскую фертильность…
Затем я смотрю на Изабеллу, а потом сажусь рядом с Кридом, изо всех сил стараясь контролировать своё дыхание. Он замечает, что у меня мини-истерика, и сажает меня к себе на колени, прижимаясь губами к моему уху.
— В чём дело, именинница? — спрашивает он, и я понимаю, что знаю о его дне рождения только благодаря Миранде. Двадцать шестое августа. Я не знаю дней рождения ни у кого из парней. Они все старше меня по крайней мере на несколько недель, я точно это знаю. Ни у кого из них не было никаких экстравагантных вечеринок или чего-то подобного, насколько я знаю.
— Как ты думаешь, Изабелла похожа на моего отца? — спрашиваю я, и Крид поворачивается, чтобы взглянуть на неё. Девушка с каштановыми волосами и карими глазами переводит взгляд с пятерых парней на вечеринку с новым интересом, но не предпринимает никаких попыток присоединиться к нам за столом.
— Ты думаешь, она дочь твоего отца? — спрашивает Тристан, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. Я киваю, но затем морщусь.
— Что это за мыльная опера такая? Такого дерьма просто не бывает в реальной жизни.
— Но разве это не так? — спрашивает он, вздыхая и протягивая руку, чтобы откинуть назад несколько прядей волос цвета воронова крыла. — Твоя мать хочет комфортной жизни, денег и здорового мужа. Но она любит твоего папу. — Тристан внезапно встаёт и направляется к озеру. Я наблюдаю за ним, когда он направляется к концу причала, снимает обувь и закатывает штаны, опуская ноги в воду.
Это так… ну, не похоже на Тристана, что в конце концов я прихожу в восторг от этого зрелища.
Лиззи следует сразу за ним, садясь рядом, и до меня доносится шёпот их общего разговора. Мой рот сжимается в тонкую линию, но прямо сейчас у меня есть другие поводы для беспокойства.
Дженнифер представляет ребёнка Чарли, и, клянусь, всё его лицо светится.
Изабелла, наконец, смягчается и садится за стол, но, кроме как строить глазки мальчикам, она ничего не делает и не говорит. Она даже не потрудилась поздравить меня с днём рождения.
Когда приходит время открывать подарки, я начинаю с подарка Дженнифер, просто ради любопытства, и нахожу ключ на конце цепочки.
— Мой дом — твой дом, — говорит она мне с огромной, сияющей улыбкой. — Это ключ от дома. Адрес вложен в коробку, и я приготовила для тебя комнату.
Это, по-видимому, слишком для Изабеллы Кармайкл. Она уходит, запирается в машине и не выходит до конца вечеринки.
— Спасибо, — отвечаю я, но не планирую подыгрывать ей в этом. Прощение — это одно, но… Предложение Дженнифер просто слишком незначительно, слишком запоздало.