— Что ты делаешь? — меня обняли со спины. — Молоко греешь? Зачем?
— Для тебя, — выбравшись из кольца его рук, выключила плиту и перелила горячий напиток из плошки, добавила мед. — Достань масло из холодильника.
Марк выполнил поручение, но когда вручила ему дымящуюся чашку с целебным "зельем", поморщился и запротестовал:
— Я здоров как никогда. Честно.
— А с каких пор температура — показатель здоровья? — скептически приподняла бровь.
— Хочешь, докажу? — он понизил голос и подался вперед, готовый на новые подвиги.
— Конечно, — мило улыбнулась. — Я уже подготовила список вопросов, на которые ты можешь здорово ответить.
Парень сразу же сник. Тяжело вздохнул и, забрав молоко, сделал несколько глотков:
— Ты такая скучная, Поля.
— А ты такой хитрый. Идем ужинать. — Попыталась пройти к кухонному островку, но Марик оказался проворнее. Неуловимо быстро прижал меня к подоконнику и, склонившись к уху, прошептал:
— Ужинать? Если только моим ужином будешь ты. Хочу тебя и на обед, и на завтрак, и на полдник, и сейчас как самый лакомый десерт.
Его голодный взгляд обжигал. Касался моей кожи, проникая не то что под плоть — впечатывался в душу клеймом. А хаотичные, нетерпеливые поглаживания моей моей спины, бедер, снова талии заражали огнем, который распространился по всему телу с волной удовольствия, едва губы Марка прижались к моим.
Это действие сложно назвать поцелуем. Просто контакт. Он стоял, дыша моим воздухом, а я его — со вкусом меда и чего-то запретного, но не менее сладкого. Притягательного и волнующего.
— Черт! — быстрый, крышесносный теперь уже поцелуй. — Почему ты настолько вкусная, моя девочка? Тебя будто всю посыпали сахарной пудрой. С ума схожу…
Языком проводит по моей шее, несильно кусает чувствительное местечко. Я громко ахаю и сжимаю руки на его предплечьях.
— Попробуешь? Сахарная, — вернулся к моему рту и толкнулся внутрь наглым языком.
***
Мы вернулись к разговору лишь спустя час. Убрали учиненный беспорядок на кухне, потом спешно поужинали остывшей гречкой, которую нам обоим было лень разогревать, а затем поднялись в комнату Марика. Но когда шаловливые руки решили залезть под мои домашние шорты, несильно шлепнула по одной из них и демонстративно отсела подальше. К счастью, широкая кровать позволяла.
— Сначала вопросы, — непреклонно напомнила. — Забыл?
— Забудешь подобный облом, — он перебрался ко мне и обнял, притянув к своей груди. — Задавай, маленькая шантажистка.
В очередной раз за короткий промежуток времени глупо улыбнулась. Точнее, я, кажется, вообще не прекращала улыбаться. Скулы болели. Губы тоже немного ныли — это уже Марк перестарался.
Я поерзала, удобнее устроившись на парне. Тот что-то прошипел под нос, но на мой немой взгляд покачал головой, мол, все хорошо. Мысленно пожав плечами, переплела наши пальцы и спросила:
— Что за дела у тебя с Гошей?
— Не знаю, что у него, но у меня никаких дел с ним нет, — ленивым тоном протянул он, скалясь.
Я нахмурилась, недовольная ответом, и продолжила:
— Ладно. Какие у него с тобой дела? — и прежде чем он снова начнет увиливать, пригрозила: — Еще один подобный ответ и будешь спать в обнимку с подушкой.
— Жестокая женщина! Ну хоть с рукой спать не отправила.
— В смысле "с рукой"? — развернулась, чтобы посмотреть ему в глаза.
Марик рассмеялся и, хитро улыбнувшись, прошептал, одной ладонью обхватив мою шею, а второй чуть сжав подбородок:
— Хочешь, поясню? Стало интересно?
Погладил скулу, скользнул по шее вниз и обратно. Я, поняв, что он тянет резину, разозлилась:
— Прекрати мне зубы заговаривать!
— Хорошо-хорошо! — быстро согласился он. Я уже подумала, что к нему вернулась совесть из затяжного отпуска, как тот добавил невинно: — Все равно ты для подобной информации еще слишком мелкая.
— Дурак!
Начала решительно выбираться из его хватки, но, естественно, меня никуда не отпустили. Крепче прижали, легко поцеловали в губы.
— Так, перейдём к делу. Ты спрашивала, что с… гм… Гошей? Клинов что-то темнит, малышка. Явно надеется, что отхапает львиную долю нашей компании.
— Подожди, — несколько растерялась и прекратила всякое сопротивление. — Я знаю почти всех партнеров отца и акционеров, среди них нет фамилии Егора. Какое он отношение имеет к творящемуся?
— Все сложно, Поль. Факт его участия в возникнувших трудностях неоспорим. Однако мы разберемся и с этой проблемой.
— А дело папы? — голос предательски задрожал. О нем было больно вспоминать. А еще… становилось неловко. Он воспитывал нас с Марком как брата и сестру, как двух самых близких людей, а мы с ним… — Ты же говорил, что не согласен результатами суда и искал истинные причины произошедшего.
— Угу, — Марик мрачно кивнул. — И это тоже непросто. Я не берусь делать выводы, пока рано, у меня нет всех данных, но…
— Но? — поторопила парня, нетерпеливо кусая губы и сминая в пальцах подол своей футболки.
— Но кое-какие умозаключения мы с командой сделали. И они меня не радуют, Поль.
Несколько минут в комнате царила полнейшая тишина. Такая, что я уловила даже шум работающей стиральной машины на первом этаже. Я обмозговывала услышанное и пыталась поймать за хвост мелькнувшую, но быстро потрявшуюся среди бестолковых мыслей, догадку, а он задумчиво гладил мои ноги, чем сильно отвлекал. Горячая ладонь скользила по моей коже, оставляя за собой толпу жгучих мурашек и тонкие искры удовольствия.
Я резко подскочила на ноги, вырвавшись из мужских объятий.
— Слишком много совпадений! Вот она, несостыковка, верно? Вдруг ко мне подкатывает Клинов, потом авария, затем… — со свистом выдохнула воздух, — затем…
Пазл в моей голове почти сформировался. Пока не полностью, но совсем чуть-чуть, еще капельку информации, и мозаика соберется в цельный рисунок.
Широкими шагами измерила пространство перед кроватью. Остановилась. Следующий шаг не позволил сдать Марк — плавно поднялся и одним движением опрокинул меня на постель. Накрыл собой раньше, чем успела осознать его действия.
— Эй, стоп! Горшочек, не вари! — досадливо поморщился. — Потому я и не хотел тебе ничего рассказывать, упрямица.
А меня уже начали жевать собственные тараканы, подкидывая столько нюансов, что хватило бы мне для причин самобичевания на всю оставшуюся жизнь.
— Возможно, я виновата, что… — опустила взгляд, ощущая себя превратно.
— Что за глупости?! — рыкнул Марик, заставив смотреть на него. — Перестань.
— Не глупости.
— Глупости и чушь, — не согласился со мной он. — Не накручивай себя попусту.
Открыла рот, чтобы возразить.
— Поля, отшлепаю!
Знаете, говорят, молчание — золото. Решила прислушаться к древной мудрости. Если оно и не драгоценность, главное — с ней попа целее будет.
— Хорошая девочка, — похвалил меня парень, при этом совершенно не собираясь подниматься с меня, и с сожалением добавил: — Даже жаль.
Вспыхнув, в сердцах выдохнула:
— Извращенец!
Четко очерченные губы растянулись в дьявольской улыбке, и Марк, склонившись ко мне еще ближе, хотя я думала, что это уже невозможно, произнес:
— Хотел бы я соврать, но тебе не могу. Да и смысл?
***
Серо-стальное небо опустилось слишком низко, и кажется, что верхушки обнаженных деревьев протыкают полотно облаков и стремятся добраться и до белого, почти не греющего солнца.
Я с какой-то необъяснимой паникой осматривала кладбище через приоткрытые ворота. Только смотрела — зайти одна не рискну. Страшно.
"Бояться надо живых людей, Полина", — повторила про себя в очередной раз.
Но страшно мне не от осознания, что под землей, на которую я наступаю, лежат мертвецы. Я трушу из-за воспоминаний, что несомненно упадут на меня и останутся еще долго лежать на душе. Увижу надгробие двух самых мне близких, и снова окажусь на дне с камнем на шее. Вот так я устроена, так неправильно собрана — буду жить относительно спокойно, пока не столкнусь с прошлым.
— Поль, идем? — на мою талию легла тяжелая ладонь Марика. — Прости, что долго. Решали важный вопрос.
Мне становится немного легче. Было хреново еще полминуты назад, когда он стоял почти у самой дороги и разговаривал по телефону, а сейчас уже лучше. Не настолько больно скребут кошки на душе, страх понемногу отступает, а предчувствие чего-то плохого таится на время.
— Ничего, — качнула головой. — Идем.
Марк мягко повел меня по расчищенным дорожкам вглубь кладбища. Он, в отличие от меня, не раз уже бывал у отца. Ухаживал за могилой тоже он — моих сил хватало только на мамину. Сегодня я снова пошла сначала к ней. Села на до боли знакомую скамейку, улыбнулась ей, глядящей на меня с фотографии сквозь толщу мрамора.
— Привет, мамочка, — прошептала, сжимая в руках букет ее любимых цветов — белых лилий, перевитых лентой. Когда-то их каждый день дарил папа, а теперь я раз в месяц. Четное количество.
После короткого разговора с мамой, я поспешила к Марку. Тот снова приобнял меня, подобным образом выражая поддержку.
У могилы отца мы задержались подольше. Устроились вместе и, согревая друг друга, просидели больше получаса в полнейшей тишине. Лишь ветер ее нарушал — качал голые ветви, баюкая их, будто заботливый родитель, накрывал пушистым снегом заброшенные, заросшие давно надгробия, царапая мои щеки, пытаясь успокоить и заморозить слезы, застывшие на глазах.
Сорок дней. Столько времени прошло с момента, когда мы с Марком бросили последнюю горсть земли на его гроб.
Ветер все так же бушевал, когда вышли из кладбища. Начался снег — легкий, пышный. И я остановилась, чтобы, запрокинув голову, посмотреть на небо, испещренное нитями солнца — лучи упрямо пробивались сквозь серый облачный холст.
Они вышли внезапно. Вроде мы были одни и, кроме одиноких машин, не было видно ни души, но ощущение одиночества являлось обманом. Два бугая в черных масках выскочили так, чтобы окружить нас с Мариком.
— Есть прикурить? — со злой насмешкой спросил один из бандитов.
— Нет. Не курю и тебе не советую, — медленно ответил Марк, ободряюще сжав мою похолодевшую ладонь и незаметно задвигая меня за свою спину.
— Глянь, Бурый, наш ходячий полутруп советы раздает! — хохотнул второй, надвигаясь на нас.
— Ничё, скоро разучится.
У меня душа ушла в пятки от страха. Дикого, всепоглощающего страха потерять. И нет, не свою жизнь, а того, кого я считала братом, другом, любимым и своей семьей. Его жизнь и я уже давно ставила выше своего.
— Когда скажу — бежишь к машине, поняла меня? — шепнул мне Марк, игнорируя ублюдков. Вложил в мои пальцы ключи, в карман сунул свой телефон и улыбнулся мне: — Води аккуратно, Полька.
— Что? — ошарашенно выдохнула.
Он дал мне ключи, чтобы я… Я уехала? С ума сошел! У меня даже прав нет! И просто свихнулся, раз считает, что я его оставлю.
— Набери последний номер из контактов, — все таким же беспечным тоном, будто мы где-нибудь отдыхаем и нам не грозит никакая опасность, продолжил парень. — Бежишь, блокируешь двери и гонишь, нарушая все правила. От парочки штрафов меня инсульт не хватит, не боись. И звонок, не забудь, родная.
Я боялась и отнюдь не штрафов. Пальцы дрожали, а сердце билось где-то на уровне горла. Страшно. Как же страшно, когда приходит осознание, какой ты беспомощный. В любой момент может произойти непоправимое, а ты словно связан по рукам и ногам. Как быть? Что делать? Как помочь тому, без кого жить уже не сможешь?
Марк, еще раз ободряюще улыбнувшись, отстранился от меня. Пошел вперед, к здоровякам, которые, уверенные в своей силе и в своих возможностях, с интересом на нас посматривали. С интересом хищников, которые загнали жертв в тупик и размышляли, растерзать сейчас или же немного поиграться? И они явно выбрали второй вариант. А вот Марик церемониться не стал — нанес неожиданный удар. Хлесткий, сильный и унизительный — его кулак пришелся прямо на нос того, кого назвали Бурым. Тот взревел, и они вместе с подельником бросились на парня.
Мой крик застрял в горле. О, Господи!
— Поля, беги!
И я поняла, зачем он агрессивничал. Чтобы я успела дойти до авто! Он их отвлекал.
Говорят, в стрессовой ситуации человек может все. До сегодняшнего я не задумывалась над этим. Разве можно стать сильным за миг, если всегда был слабым и трусливым? Разве можно прыгнуть выше себя? Оказывается, можно. Возможно все, если тебя прижали к стенке, и иного выхода нет. А у меня действительно не было других вариантов. Или я собираю всю волю в кулак и помогаю, или моя жизнь на этом заканчивается, потому что я бы себя никогда не простила.
Сначала добежала до припаркованного "ауди". Отключила сигнализацию, затем вставила ключ зажигания, но никуда ехать не собиралась. Из сумочки достала перцовку — после нападения того ублюдка и ограбления, я никогда не пренебрегала своей безопасностью. Дверцу машины не закрыла, чтобы нам с Марком было легче попасть в салон. Мой поступок можно назвать риском. Огромным риском!. Это мое самое глупое, необдуманное действие, но единственное, который я бы совершила снова, даже если бы была возможность перемотать время.
Марик дрался. Жестко. Но исход драки был предрешен в любом случае — два крупных мужика на одного, он бы в конце концов не выстоял. Самое страшное: у них могло быть оружие. От этой мысли мне стало плохо, и я стиснула в ладонях перцовый баллончик. Подошла чуть ближе к дерущимся и без жалости нажала на клапан, распыляя жгучий газ прямо в глаза одного из мерзавцев. Мужик закричал, держась за лицо и падая на стылую землю, а я сделала испуганно несколько шагов назад. Вовремя. Второй хотел наброситься на меня, но его вырубил несколькими точными ударами злющий Марик.
— Ты чокнутая! — прорычал он, хватая меня за руку и таща к машине, пока наемники не пришли в себя. — Совершенно сумасшедшая… Твою мать, Полина! Я тебя придушу собственноручно! Какого черта ты полезла?! Что я тебе сказал делать?!
Меня трясло. От облегчения, страха, и от осознания, что все получилось. Несмотря на ярость, парень мягко посадил в "ауди", запрыгнул сам, и мы буквально полетели. Никогда не ездила на подобной скорости! Кажется, нас ждет целая охапка штрафов… Хорошо хоть дороги были полупустые, и мы не попали в аварию.
— Черт! Ты чем думала?! Охренеть просто… — Марк шипел без остановки, и я в итоге не выдержала:
— О том, чтобы помочь твоей заднице выбраться! Не тупи, пожалуйста. Ты бы мог уйти, зная, что мне будет плохо? Вот и я не смогла! А ты самоуверенный идиот, которому явно жить надоело!
— А если бы я не успел? А, Поля? — он меня обжег злым взглядом. — Кто из нас более самоуверенный? Я, который понимал, на что иду, или ты, полезшая в тыл с треклятой перцовкой?!
— Мы оба, — уже более спокойно отозвалась я. — И давай забудем это?
— Забудем? Поля… — Марик, не взирая на то, что его сбитые костяшек кровоточили, закрылся ладонью в русые волосы. Выдохнул. — Полинка… моя ненормальная храбрая девочка. Не знаю, чего мне хочется больше — придушить тебя или поцеловать.
— Аналогично, — я встревоженно оглядела его — губа немного распухла, на щеке наливается синяк. Надо было и во второго урода прыснуть перцовкой! И пнуть напоследок. — Не болит?
Он неопределенно пожал плечами, чуть поморщившись, коснулся скулы и отмахнулся:
— До свадьбы заживает.