— Нет, — ровно говорит он.
— Ясно. — Я дуюсь, постукивая губами. — Не хочешь ли ты снова раскачивать лодку с законом, не так ли?
— Нет абсолютно никакой связи между Calypso Hall и моим запретом SEC.
— Нет, — соглашаюсь я. — Но ты же знаешь, как медленно и скрежещут колеса закона. Не говоря уже обо всех тех судебных издержках, которые тебе придется выложить из-за провала театра. — Я оглядываюсь, обмахиваясь. — Если я подам в суд, ты окажешься в убытке. А я подам. Потому что мы оба знаем, что у тебя нет веских причин увольнять меня.
— Если ты останешься… — Он тщательно выбирает слова. Мое ржавое сердце бешено бьется в груди, напоминая мне для разнообразия, что оно здесь, что оно все еще работает. — Я сделаю твою жизнь такой несчастной, что ты пожалеешь о дне своего рождения.
Наклоняясь вперед, я приближаюсь к нему так близко, что наши носы почти соприкасаются. Он пахнет сандалом, мхом и специями. Как темный лес. Ничего похожего на Рахима. Ничего похожего на Пола. Ничего похожего на кого-либо, кого я когда-либо знала.
— Я понимаю, мистер Корбин, что ты привык добиваться своего, поскольку люди либо боятся тебя, либо ненавидят, либо в долгу перед тобой. Ну, у нас на Юге есть поговорка. Ты выглядишь так, что на тебя скачут с трудом, а подставляют мокрое место.
Он хмурится.
— Звучит как грязная фраза для пикапа.
— Лошади сильно потеют, когда быстро бегут. Особенно под седлом. Хороший наездник всегда заботится о том, чтобы выгулять свою лошадь и дать ей остыть, прежде чем вернуть ее в конюшню. Затем почистить ее насухо. Ты… — Теперь моя очередь дать ему хладнокровный взгляд. Я не знаю, что на меня нашло. Я, как правило, хорошая, надежная, в старшей школе проголосовали за то, чтобы управлять благотворительностью. Но Арсен вынуждает меня освободиться. Он дикий и едва цивилизованный. И поэтому я решаю оставить свою богобоязненную девчонку за дверью. — Ты выглядишь изможденным. Конечно, ты по-прежнему одеваешься соответствующе, и твоя стрижка, вероятно, стоит больше, чем весь мой наряд, но в этих глазах нет света. Никакого дома. Я могу взять тебя, мистер Корбин. И ты можешь поставить свой последний доллар на то, что я смогу удержать себя в руках.
Поскольку я чертовски хорошо знаю, что это лучший монолог, который я когда-либо произносила, и он не был написан драматургом, я решаю уйти в отставку, пока у меня есть преимущество. Я обхожу его плечом, на пути опрокидывая стопку нот вместе с вазой с цветами. Мои руки трясутся. Мои колени соприкасаются.
Толкнув дверь, я говорю себе, что все почти кончено. Я почти вне опасности.
Но потом он открывает рот, каждое его слово словно пуля пронзает мою спину.
— Это должна была быть ты.
Я остановилась. Мои ноги превращаются в мрамор.
Двигайся, — отчаянно приказывает им мой мозг. Не слушай этого ужасного человека.
— Я думаю об этом каждый день. — Его голос плывет по комнате, словно дым, поглотив меня. — Если бы только тебе не дали эту дурацкую роль, она до сих пор была бы здесь. Все было бы хорошо.
Было бы?
Была бы Грейс по-прежнему его, даже если бы она уехала в Париж с другим мужчиной?
Был бы Пол по-прежнему моим? Даже если я не окажусь той женщиной, которую он хотел для себя, когда женился на мне? Действительно ли мы знали людей, которых любили?
— О, мистер Корбин. — Я горько улыбнулась, оглянувшись за плечо. — Может быть, ты и был бы счастлив, но этого не скажешь о своей невесте. Вот почему она была на том самолете в Париж. — Я наношу последний удар. — Быть любимым тем, кто умеет любить.
Наконец мне удается передвигать ноги. Я ухожу до того, как падает первая слеза.
Но потом я вспоминаю: у меня больше нет простого удовольствия плакать.
ГЛАВА 13
Арсен
Я не знаю, что удивило меня больше. Увидеть Виннфред Эшкрофт в моих владениях или весь тот свежий гнев, который разгорелся во мне, когда ее голубые глаза встретились с моими с другого конца театра.
Боль, гнев, плотская агония с новой силой обрушились на меня. Как будто последних девяти месяцев и не было.
Она, кажется, неплохая актриса. Это, конечно, не имеет никакого отношения к тому, почему я решил оставить ее у себя. Как и ее маленькие трюки с подачей на меня в суд или утечкой информации в прессу. Все это были щенячьи укусы, которые должны были причинить боль, но ничего, кроме удовольствия, не вызывали.
— Давай вернемся в мой офис. — Ральф, мой адвокат по недвижимости, который пришел со мной в Калипсо Холл, чтобы дать мне приблизительную оценку того, сколько может стоить эта дыра, жестом показывает на улицу.
Мы стоим на тротуаре перед домом, который я унаследовал от Грейс. Большую часть года я игнорировал эту финансовую яму, в то время как я работал сверх нормы, чтобы пополнить список клиентов и использовать различные математические модели для принятия инвестиционных решений с аппетитными доходами. Бизнес процветает, что помогает мне забыть о том, что Грейс больше нет, по крайней мере, пока не вползает ночь, а вместе с ней и воспоминания.
— Дай мне секунду на размышление. — Я поднимаю ладонь к Ральфу, свободной рукой массируя висок.
Мне не особенно нравятся пьесы или любая форма неприбыльного искусства, и я не сентименталист. У меня нет причин держать этот театр. Единственным человеком, которому он нравился, была моя покойная мать, а что касается людей, то у нее была ужасная репутация.
Вот почему я пришел сюда сегодня. Чтобы получить номер, который я мог бы потом назвать потенциальным покупателям и избавиться от него. Приклеить его к моей покойной матери — это просто бонус.
— Конечно. Кофе, пока ты работаешь над своим серым веществом? — Ральф бросает большой палец за плечо, указывая на Krispy Kreme.
— Черный, без сахара.
Как твое сердце, — раздраженный голос Винни звучит в моей голове. Она там сейчас?
— Есть. — Он отдает честь и исчезает внутри.
Ральф снова выскакивает из Krispy Kreme и протягивает мне белую чашку.
— Готов поговорить о больших цифрах? — Он одаривает меня веселой улыбкой. — Давай пройдемся. Мой офис в конце квартала, и Бекки всегда пилит меня по поводу моих десяти тысяч шагов в день.
— Вообще-то, я решил все обдумать.
Подавившись кофе, он закашлялся.
— Что обдумать?
— О продаже.
— Что? Почему?
— Не думал, что мне нужно обосновывать свои решения с тобой, Ральфи.
— Нет! — Он взмахнул рукой, покраснев. — Ты просто казался таким уверенным…
— Единственное, в чем я сейчас уверен, так это в том, что мне плевать на твое мнение.
— Ладно, ладно. Просто держи меня в курсе, ладно?
Я поворачиваюсь на каблуке и направляюсь к своей квартире.