Почему?
Не то чтобы моя любовь к Грейс выросла за последние несколько недель.
Я останавливаюсь перед Калипсо-холлом, с удивлением обнаружив себя здесь. Это даже не по дороге в мою квартиру.
Прошло две недели с тех пор, как Виннфред сказала мне, что свяжется со мной по поводу нашего обмена информацией, и до сих пор я ничего от нее не слышал. Учитывая, что она не знает ни моего номера, ни адреса, я не совсем шокирован. Делать себя доступным для нее постоянно — плохая форма, но небольшой толчок в правильном направлении не повредит.
Пока ты помнишь, это не увлечение — это бизнес. Женщина зануда. Наивная, милая и ниже тебя. Помни это.
Я вхожу в театр, прохожу мимо билетных касс и магазинов. В плохой день — а это обычно бывает в Калипсо-Холле — здесь никого нет, за исключением нескольких студентов-художников и равнодушных туристов. Теперь он кишит семьями, парами, иногородними.
Толкнув дверь плечом, я неторопливо вхожу в театр в середине игры, прислонившись к стене. Я ожидаю увидеть Виннфред, но вместо этого это ее замена, которая работает два раза в неделю, когда у Виннфред выходные. Девушка по имени Пенни.
Да пошла ты, Пенни.
Она мечется по сцене, плачет, причитает, бросается на Тригорина. Но ей не хватает той особой Виннфред, которая превращает Нину из трагической героини в опасное существо. Нина Пенни просто трагична. Больше ничего. Не меньше.
Но Виннфред? Она сила, набирающая мощь и скорость.
Молодец, идиот. Совсем не увлечен.
Я ухожу с раздражением, зная в глубине души, что я должен продать этот чертов театр, причем еще вчера.
Проходит еще неделя.
Риггс в городе — вернулся из Финляндии. Арья взяла Луи в гости к другу в Омаху, а это значит, что Кристиан для разнообразия не вышел из строя. Мы встречаемся в пивоварне. На Риггсе бейсбольная кепка, он держит голову опущенной, пытаясь остаться инкогнито. Никогда не понимал его увлечения женщинами. Я считаю, что терпеть одного человека — это слишком, не говоря уже о нескольких каждую неделю.
Я выпиваю одно японское пиво за другим и листаю свою книгу по астрономии каждый раз, когда разговор принимает скучный оборот, что случается часто.
В какой-то момент обсуждение перетекает на территорию родителей. Мы все трое сироты. На самом деле, я единственный, у кого не так давно был отец. Кристиан и Риггс были такими с раннего подросткового возраста. Не то чтобы Дуга можно было считать чьим-то родителем.
— Мы знаем, что твой отец был плохим оправданием для отца, но как насчет твоей мамы? — Риггс толкает меня локтем, чтобы привлечь внимание.
Я переворачиваю страницу и бросаю на него недовольный взгляд.
— Что с ней?
— Ты никогда не рассказывал нам о ней.
— Она умерла, когда мне было шесть лет. Я почти не помню, как она выглядит, не говоря уже о чертах характера.
А тому, что помню, не верю. Я вырос с представлением о Патрис Корбин, как о настоящем монстре, на чем настаивал Дуглас. Суть в том, что она больше заботилась о Калипсо Холле, чем обо мне, и проводила свои дни настолько далеко, насколько это было в человеческих силах, от клана Корбинов.
Я знал, что у нее есть квартира на Манхэттене, и что она регулярно останавливалась там, когда я был ребенком. У нее также был любовник, Дуглас часто жаловался мне, вероятно, для того, чтобы стереть свои собственные проступки. Судя по моим немногочисленным воспоминаниям о ней, Патрис была кроткой и хорошенькой. Но опять же, что я знал? Я был просто глупым ребенком.
— У вас были хорошие отношения? — спрашивает Кристиан.
— Мне было шесть, — повторяю я. — Тогда у меня были приятные отношения ко всему, кроме брокколи.
— Мы просто пытаемся выяснить, что сделало тебя таким, какой ты есть, — объясняет Риггс, улыбаясь от уха до уха. Он обнимает меня за плечо. — Ты знаешь, полный псих, который думал, что Грейслин Лэнгстон была хорошей идеей.
— О, да. Потому что я здесь единственный, у кого испорчены отношения с представительницами прекрасного пола. — Я возвращаю свое внимание к моей книге.
— Дело не только в этом, — объясняет Кристиан. — То, что ты почти не помнишь свою мать, не является чем-то из ряда вон выходящим. Тот факт, что ты не приложил никаких усилий или ресурсов, чтобы узнать что-либо о ней….. теперь для меня это пахнет рыбой.
Я допиваю пиво, беру книгу и кланяюсь им на прощание.
— Спасибо за психологическую оценку, господа. Сохраняйте свою дневную работу.
С этим я ухожу.
Дома я достаю старый фотоальбом — единственный, который у меня есть — и просматриваю фотографии, на которых мы с мамой были до того, как она потерпела крушение на лодке. Кристиан и Риггс не совсем неправы — я не жалел ни минуты на размышления о своей матери в течение десятилетий.
В этом было мало смысла. Она была ужасным человеком, возможно, хуже моего отца.
На первой фотографии она держала меня, когда я был новорожденным, и смотрела на меня с гордостью. Она выглядит измученной, так что я предполагаю, что я был таким же трудным ребенком, как и взрослым. На второй она стоит надо мной, держит меня за руки, пока я шатаюсь, делая то, что, должно быть, было моим первым шагом, надев только подгузник. В третьей мы оба бросаем в воздух желто-оранжевые листья, одетые по-осеннему. На четвертой мы с Патрис делаем торт вместе, выглядим неряшливыми и счастливыми.
Она не похожа на дьяволицу, которой ее сделал мой отец. На самом деле, она вполне могла бы быть святой. Я никогда не узнаю, так как они оба полностью и окончательно мертвы.
Правда, к сожалению, была погребена вместе с ними.
ГЛАВА 20
Винни
— Что значит, ушел? — спрашиваю я Джереми через четыре недели после премьеры «Чайки».
— Исчез. Здесь больше нет. Пропал. Пуф! — Джереми щелкает пальцами в магическом жесте.
— Как плакат может просто….. исчезнуть? — Я оглядываюсь в вестибюле, все еще надеясь найти его свернутым и спрятанным в углу. — Он занимал весь зал.
Джереми беспомощно разводит руками.
— Извините, мисс Эшкрофт. Когда я пришел сюда сегодня утром, его там уже не было.
Большой афиши с Рахимом и мной в главных ролях больше нет. Я предполагаю, что какие-то панки взяли его. Кража бродвейских памятных вещей была большой, когда я посещала Джульярд. Но люди обычно воровали мелкие вещи. Брелоки и крошечный реквизит, оставленный на сцене. Не целую афишу.
— Мы докопаемся до сути. — Лукас шевелит пальцем в воздухе, уже на своем телефоне. Он так расстроен, что его шляпа упала, а он даже не удосужился ее поднять. — Я подойду к руководству и попрошу показать записи прошлой ночи. Это могут быть уборщики, пытающиеся быстро заработать на eBay.
— Пойдем. — Рахим кладет руку мне на плечо. — Нам нужно сделать шоу. Не волнуйся о плакате. Мы его вернем.
— А что, если мы не вернем? — Я спрашиваю. — Это дорогой плакат. И это было хорошо для бизнеса. Люди могли видеть это снаружи. Из-за этого у нас были прохожие.
Мы уже в невыгодном положении, практически без бюджета, без потери афиши.