— Ну, тогда. — Я выпрямляю позвоночник. — Я больше не буду тебя задерживать. Я надеюсь, что у тебя будет хорошая жизнь, Арсен.
— Шансы выглядят не очень хорошо, но спасибо. То же самое относится и к тебе.
Он оборачивается, открывает дверь, отходит в сторону и мягко закрывает ее.
Несколько мгновений смотрю на дверь. Затем я опускаюсь на колени и испускаю жалобный стон. Я бы хотела поплакать об этом, но, как обычно, слезы не идут. Однако сердце болит по-настоящему, и я не знаю почему. То ли из-за отказа, то ли из-за разочарования, то ли из-за мысли, что еще одна глава о Поле в моей книге закончена.
Мне нужно несколько минут, чтобы собраться. Когда я наконец это делаю, я встаю и поворачиваюсь к кабинету Пола. Интуиция подсказывает мне, что я что-то упускаю. Звонок в дверь. Я замираю. Я не в настроении для компании. Я делаю еще один шаг к комнате Пола.
— Открой, деревенщина.
Подойдя к входной двери, я прижимаюсь к ней лбом, закрывая глаза.
— Зачем? — Я вздыхаю. — Назови мне одну вескую причину.
— Одну? — Его голос так близко, что я знаю, что он тоже прислоняется к двери. — Потому что мы чертовски заслужили это.
Я распахиваю дверь, а он стоит там, тяжело дыша, как будто взбежал по лестнице. Его волосы в беспорядке. Его щеки раскраснелись. Он выглядит живым. Я не помню, когда в последний раз этот мужчина выглядел больше, чем прекрасно сохранившийся труп.
— Позволь мне прояснить одну вещь. — Он поднимает палец. — После сегодняшнего вечера мы больше не увидимся. Ты была рождена для большего, чем быть конфеткой для другого мужчины, который никогда не сможет тебя полюбить.
— Да, — отвечаю я так же запыхавшись. Единственное, что стоит между нами, это узкое пространство порога.
— После этого не будет больше ни ужинов, ни фильмов, ни объятий.
— Больше никаких схем, никакой информации, которой можно поделиться, — добавляю я, кивая.
— Это. — Он указывает между нами. — По обоюдному согласию, верно?
— Да. — Я опускаю подбородок, наблюдая за ним. — Я хочу заняться с тобой сексом.
— Я тоже хочу заняться с тобой сексом, — сдавленно признается он, откидывая голову назад и закрывая глаза. — Блядь, мне трудно думать о чем-то, чего я когда-либо хотел больше.
Что-либо? Даже Грейс?
Мы сталкиваемся и взрываемся в одно целое, его руки в моих волосах, мои губы слились с его губами. Он, спотыкаясь, вваливается в мою квартиру, сжимая одной рукой мою талию, целуя меня отчаянно, неистово, пока изо всех сил пытается снять с меня платье. Мои руки извиваются вокруг его плеч. Моя спина ударяется о стену, но его рука обхватывает мою голову, защищая меня.
— Где чертова молния? — Он стонет в нашем поцелуе, его язык кружится вокруг моего, опускаясь к моей шее.
— Сбоку моего платья. Но будь осторожен, молния…
Прежде чем я успеваю закончить предложение, молния расстегивается, зацепив кожу вокруг моих ребер. Я зашипела. Арсен запрокидывает голову, трезвея.
— Извини. Блядь. Медленнее. — Он проводит большим пальцем по плоти, где моя кожа краснеет. — Ты в порядке?
Я киваю, расстегивая молнию, и мое платье падает на пол. Я пинаю его. Он расстегивает мой лифчик, его язык и рот уже там, где я хочу, чтобы они были. Его рубашка снята. Его брюки тоже. Меньше чем через минуту мы полностью обнажены друг перед другом. Он резко отрывается от меня, делая шаг назад.
— Подожди. — Он вздымается. — Дай мне взглянуть. Я хочу получить свою порцию. Я слишком долго фантазировал об этом моменте, чтобы поглотить тебя быстро. — Он качает головой, немного смеясь над собой.
Я стою, раскинув руки по бокам, подняв подбородок, как скульптура Венеры Милосской, гордая, высокая и невозмутимая. Я смотрю на себя его глазами. Мой скромный рост, слишком маленькая грудь, дрожащие коленки. Моя некрасивость. Но как бы я ни стеснялась, на его лице написано удовлетворение. Он наслаждается каждым дюймом меня.
— Ты знаешь. — Он лениво кружит вокруг меня, совершенно голый, хищник на охоте. — Когда я увидел тебя в Италии, у меня возникло острое ощущение, что Пол выбрал тебя, потому что видел в тебе инвестиции. Произведение искусства, которое с годами будет только расти в цене. Что-то другое, драгоценное, единственное в своем роде; он был прав. Ты не такая, как все, Виннфред. — Он останавливается позади меня. Он прячет лицо в моем плече, его горячие губы скользят по моей коже. Он обнимает меня сзади, всем телом прижимаясь к моему. — Ты совсем не похожа на других женщин. Ничего похожего на других людей. Но, как и все произведения искусства, ты обречена сломаться.
Его губы снова скользят по моей шее, его руки обхватывают мою грудь сзади. Моя голова падает набок, позволяя ему использовать свою магию, в то время как я выгибаю спину, упираясь задом в его эрекцию.
— Тогда сломай меня.
— Я не могу. — Его губы касаются раковины моего уха. — Ты уже сломана.
Я поворачиваю голову, ловя его губы своими, и мы снова целуемся. Я готова к нему. Пустота внутри меня усиливается. Каким-то образом мы оказываемся на полу, голодные и полуцивилизованные, целуемся, обмакиваем пальцы, гладим, облизываем и требуем друг от друга большего.
— Скажи мне, что у тебя здесь есть презерватив. — Его руки раздвигают мои бедра, грубо раздвигая их. — Иначе я могу просто умереть от потери крови по дороге в ближайший винный погреб.
— Нет, презерватива нет. Но я чиста… — Я колеблюсь. — И, как уже установлено, не могу забеременеть.
Он перестает меня целовать. Его глаза встречаются с моими. За ними борьба.
— Я тоже чист.
Остальное осталось невысказанным. Он располагается между моих ног, и одним быстрым толчком оказывается внутри меня, заполняя меня полностью. Я никогда не чувствовала себя такой желанной, такой сексуальной, всю свою жизнь. Он начинает двигаться во мне.
— Ах, это нехорошо. — Он опускает голову мне на грудь, целуя ложбинку между грудями.
Я провожу пальцами по его шелковистым волосам, меня наполняет страх.
— Нет? Хочешь, чтобы я…?
— Нет, ты хороша. Черт, ты идеальна. — Он все еще внутри меня. — Я имею в виду, что это нехорошо, это слишком хорошо. Слишком хорошо. Я вот-вот кончу, а я уже в два толчка. Я никогда… — Он поднимает голову и тщательно краснеет. Какое чудо. — Никогда не был без презерватива.
— О. — На меня накатывает облегчение, и я крепче обнимаю его, двигаюсь под ним, двигаю бедрами, сводя его с ума. — Кончай, когда захочешь. Я тоже близко.
— Боже, Виннфред. Ты такая милая, даже когда убиваешь меня. — Мы находим свой ритм. Он быстрый и интенсивный. Срочный и необходимый. Когда он входит в меня, я подавляю крик, так приятно.
Он остается после этого. Спит в кровати, которую мы с Полом когда-то делили. Вернее, ложится на место Пола. Он выше и крупнее. Его темные глаза смотрят на меня, вместо тех солнечных детских голубых, которые я привыкла видеть через подушку.
В нашу последнюю совместную ночь мы очень мало спали. Мы занимаемся сексом, потом отрываемся, немного разговариваем. Его рука лежит надо мной в собственническом жесте, по которому мне будет не хватать. А потом он снова внутри меня, целует, кусает, стонет. Иногда мы сливаем друг друга еще до того, как закончим разговор. Мы беспорядочный, вкусный беспорядок.
Когда восходит солнце, я мертва для мира. Хорошая усталость овладевает мной. Мои кости тяжелеют, и я погружаюсь в глубокий сон. Когда я просыпаюсь, часы показывают 11:20, а Арсена нигде не видно. Я слезаю с кровати, от которой пахнет незнакомцем, и иду на кухню. Наполовину взволнованная после ночи, которую я провела, наполовину опустошенная тем, что это конец.
Меня ждет записка, прилепленная к кофемашине, где, как он знает, я ее увижу. Это его прощальный подарок. Его белый флаг.
Позвони доктору.
— А.