Ой мамочки… Дура я дура!
Плескаю в лицо ледяной водой, но никак не могу сбить румянец. Даже шея пятнами пошла!
Смотрю в зеркало и вижу там совершенно ошалелую девицу с диким взглядом, в котором полыхает стыд. И кое-что еще…
Мучительно краснею.
Сколько бы я ни жмурилась, в памяти намертво отпечаталась незабываемая во всех смыслах картинка.
Развороченная постель, а рядом стоит Арс.
Голый.
Мысленно скулю не то от восторга, не то от испепеляющего смущения.
А ведь не врал он про размерчик! Как это вообще в женщине поместиться может?! Такой большой, чуть выгнутый… До крови кусаю губу, но боль не помогает взять себя в руки.
Знаю, что по утрам у мужчин бывает эрекция, но столкнуться с этим вживую… Да еще и рассмотреть все, кхм, детально…
Когда я вошла в спальню, первой реакцией был ступор. Арс спал на животе, прикрытый лишь тонкой полоской одеяла, перекинутой через бедра.
Нужно было сразу уйти, но взгляд намертво прилип к мощной фигуре, вольготно развалившейся на кровати.
На мускулистой спине хватило бы места такой, как я, а широкие ступни расслаблено свисали с края постели. Сорок седьмой размер… Это я вчера узнала, когда убирала прихожую и наткнулась на мужские берцы. Рядом с ними мои балетки казались игрушечными… Да и я не больше игрушки.
В таких руках какая угодно женщина почувствует себя Дюймовочкой! И эти татуировки… С ума сойти как красиво! Мощные предплечья и плечи Арса просто созданы для рисунка! Вот бы потрогать.
Но пока я пускала восторженные слюни, Арсу вздумалось перевернуться.
Поднос в моих руках дрогнул и с грохотом упал на пол. А мужчина мгновенно оказался на ногах, давая рассмотреть себя еще лучше.
Протяжно вздыхаю и снова провожу по щекам мокрыми ладонями.
В сущности, чего я разнервничалась? Да еще и сбежала… Как будто не знаю, как мужики голые выглядят… Черт! Не помогает совсем. Наверное, мне нужно выйти и извиниться.
В конце концов, заходить в чужую комнату у меня права нет. Арс вообще не обязан со мной нянчиться.
Закручиваю кран и, собрав в кулак остатки нервов, выхожу из ванной.
По звуку определяю, то мужчина внизу. Ла-а-адно… Раньше начну, раньше сгорю со стыда… То есть разберусь с проблемой.
Арс действительно обнаруживается в кухне. Одетый, слава богу. Придвинув к себе сразу всю тарелку оладий, преспокойно их уничтожает сразу по несколько штук.
— Чего встала? Садись давай. Иначе не достанется, — бросает, не поворачивая головы.
От такого будничного тона я теряюсь.
— Эм, спасибо… Но я…
Мужчина бросает на меня абсолютно равнодушный взгляд. А мне почему-то становится обидно. Я что, совсем для него пустое место? Ах да, у него же Танечка есть…
— Проехали, — жмет плечами. — Просто запомни: если я есть захочу, то сам возьму. Не надо мне хавку наверх таскать.
Последние крохи настроения пропадают безвозвратно.
— Хорошо, не буду. Сейчас все уберу.
Но сбежать не получается.
— Садись и ешь, — произносит с нажимом. — Я убрал, пока ты в ванной плескалась.
Надо же, какая честь!
Но свое недовольство оставляю при себе. Я в этом доме на птичьих правах. Значит, и вести себя буду паинькой.
Арс откладывает из тарелки пяток оладушков и придвигает мне.
— Ешь. Или еще надо?
— Не надо, — стараюсь смотреть куда угодно, но не на татуированные руки. — Мне и этого много.
— Угу, я заметил. Святым духом питаешься?
Игнорирую явную подколку. Ну да, я хрупкого телосложения! Не всем же обладать гитарными формами.
Хотя грудь у меня неплохая. Крепкая высокая двойка. Могу даже без лифчика ходить, но не делаю этого, конечно. А вот попу хотелось бы побольше… Так, стоп. Опять я не о том думаю.
Кое-как запихнув в себя несколько оладьей, отодвигаю тарелку в сторону.
— Что сегодня приготовить?
Похоже, Арс не ожидал подобного вопроса.
— Хм… Я как-то не думал. Сделай на свой вкус.
— Борщ, пампушки с чесноком и рагу с мясом — пойдет?
Мужчина откладывает вилку и откидывается на спинку стула. Кажется, я слышу жалобный треск древесины. Скрестив руки на могучей груди, Арс смотрит на меня с явным интересом.
— Кулинарные курсы оканчивала?
— Нет. Мама учила. Мне всегда нравилось готовить.
— Твоя мать умерла?
А теперь теряюсь уже я. Бестактно, ничего не скажешь. Застарелая сердечная боль колет ржавой иголкой, но я давно научилась с ней мириться.
— Умерла. Мне семнадцать было.
— А потом отец прошмандовку с сыночкой-корзиночкой в квартиру притащил.
Какое точное определение!
— Да. Елизавета зовут.
— Понятно.
Мужчина встает и, подхватив пустую тарелку, относит ее на мойку. Но вместо того, чтобы оставить, начинает мыть. Сам!
Обалдело таращусь на широкую спину. Такое вообще бывает? Это вроде бы моя обязанность. Хотя бы в качестве благодарности. Но Арс, похоже, решил иначе.
— Скоро позвонит следователь, — бросает, не оборачиваясь. — Будь готова, что начнут давить. Попытаются замять дело.
Тяжело сглатываю.
Об утренней неловкости уже и мысли нет, все мое внимание сосредотачивается на текущем моменте.
— А у них может это получиться?
Очень хочется услышать несколько ободряющих слов, но, домыв тарелку, Арс разворачивается и опирается на мойку бедрами.
Смотрит внимательно. В глазах — холодная сталь, как будто скальпелем душу препарирует.
От этого пристального взгляда не по себе. Ерзаю, стараясь унять беспокойство, но выходит откровенно паршиво.
— Ублюдок со связями и при бабле, — выдает, наконец. — Единственный сын у папаши…
Сглатываю подступившую тошноту. Нет, определённо, мне нужно было уезжать раньше. И не в Питер, а какой-нибудь городок поменьше, где не найдут.
— … Но его отец — известная личность. Скандал ему не нужен — карьера пострадать может. Поэтому и говорю, что дело попытаются замять. Деньгами, например.
И опять смотрит испытывающее.
Это что, намек какой-то?
— Не нужны мне его деньги, — хмурюсь, отодвигая тарелку с оладьями. — Пусть засунет их себе в… — запинаюсь, и отвожу глаза. — Я… я просто боюсь. Но как-нибудь это переживу, — добавляю торопливо.
Краем глаза вижу мелькнувшую рядом тень, а потом на плечо падает тяжелая и очень теплая ладонь.
Почему-то краснею. И сердце вскачь пускается, как умалишенное.
— Расслабься, — хмыкает Арс. — Все будет пучком.
Да уж… Мне бы очень хотелось верить. Забыть обо всем хотя бы на день или два. Но уже к вечеру звонит следователь.
***
Арс
Мелкой слишком долго нет.
Развалившись на скамейке, гипнотизирую взглядом участок, а внутри раздолбанной струной дрожит поганое предчувствие.
Леся не из тех, кто может за себя постоять. Бесхитростная, по-детски пугливая и наивная, она быстро сломается, вздумай следак немного надавить.
А в том, то он или кто-то другой будут пытаться это делать, я практически не сомневаюсь.
Дверь распахивается, и, цокая каблучками, по ступенькам сбегают девочки-курсантки. Обе поворачиваются в мою сторону, многозначительно переглядываются, но так и не решаются подойти — уходят.
Одна из них очень даже ничего, но именно сейчас мне глубоко плевать на внимание противоположного пола.
Мысли заняты Мелкой… С силой тру лоб. Черт… На что я подписался?
Не было в жизни проблем…
А в памяти, будто назло, прокручиваются кадры вчерашней побудки.
Таких глаз, как у Леси, я ни у одной девушки не видел. Один взгляд — и пропал. Потерялся в водовороте эмоций, переполнявших серые омуты. Чего там только не было! Смущение, испуг, удивление… и интерес.
Спорить готов, она никогда не видела мужчину так, кхм, подробно.
И это странным образом цепляло.
Хрен его знает, почему. Не мастак я разбираться в тонких душевных материях, всегда избегал самокопания, а сейчас остановиться не мог.
Румянец у мелкой такой горячий был, что на подкорке отпечаталось. Как у нее это получается вообще? Даже шея и та покраснела. Интересно, а в постели она такая же робкая будет?
Воображение тут же подбросило пикантную картинку: Леся передо мной с широко разведенными ногами и румянцем на бархатных щечках. Смотрит сквозь вуаль ресниц, выгибается навстречу, постанывает. А я, подхватив под упругую задницу, вколачиваюсь в насквозь мокрую от смазки щелку.
Или можно взять ее сзади, перед этим уложив грудью на покрывало, чтобы как следует насладиться разностью наших размеров.
Она такая хрупкая рядом со мной. Нежная. Как куколка фарфоровая. Прикоснуться страшно. И от того лишь сильнее хочется.
Встряхиваюсь.
Да сколько можно?!
Я без пяти минут безработный, у девчонки куча проблем, а в голове одна похабщина.
Совершенно ненормальная реакция. Леся не в моем вкусе! Но член считал иначе. А по-другому я не знал, как объяснить это чертово влечение.
На крыльце появляется причина моих терзаний. И вид у нее такой себе.
Матерюсь сквозь стиснутые зубы и, незаметно поправив штаны, встаю навстречу.
Задницей чую — ничего хорошего мне не расскажут.