— Алена, какие планы на выходные? — мама заходит ко мне в комнату. Я обложилась учебниками по алгебре. Специально попросила репетитора дать побольше заданий. Его и просить-то особо не надо. Всегда найдёт самое сложное, что мне никогда не решить. Но попытаться точно могу.
— Никаких. Буду дома грызть гранит науки.
— Целых три дня? Раньше вы с друзьями где-то собирались, — она садится на кресло у окна.
— Посмотрим, может и соберёмся.
— Тебя никто не обижает? Ты грустная в последнее время.
— Нет.
— А тот мальчик? Племянник наших соседей. Он не обижает тебя? Ты же не общаешься с ним? — мама встревоженно смотрит на меня.
— Не общаюсь, — это правда, лучше маме не знать, что половину свободного времени я думаю только об этом мальчике. Ей станет плохо. Я старательно отвожу глаза.
— Алена, ты же помнишь наш старый разговор о том, с кем стоит дружить, а с кем нет?
— Мама, его вообще трудно забыть, — если ещё точнее это была целая серия лекций про важность и умение заводить нужных друзей и подруг. Максим, по её иерархии, даже не должен быть удостоен взгляда. Про дружбу и отношения остаётся скромно промолчать. Я ведь даже не заметила, что на каком-то внутреннем уровне выбираю круг общения по ее критериям. Именно поэтому я ничего не рассказываю про Ястребова. Мама, конечно, одобрит, и даже будет на седьмом небе. Только я не хочу пускать ее так глубоко в свои переживания.
— Девочки часто влюбляются в плохих мальчиков. Но, поверь, ничем хорошим это не заканчивается.
— Мам, я не буду это обсуждать. Мы даже не здороваемся в школе.
— Ладно. Я же не рассказала тебе главного, — она вдруг подскакивает от восторга. — Папа наконец-то решился на продажу квартиры. И даже нашел покупателя. Я так рада. Сколько можно уже содержать её?
— Бабушкину квартиру? — я понимаю, но ещё не осознаю полученную информацию. В этой квартире мы жили до того времени, как мне исполнилось восемь лет. И даже потом я часто оставалась в гостях у бабушки. Столько воспоминаний связано с тем периодом жизни.
Мама давно избавилась бы от квартиры, как она поступила со своими старыми подругами, которые остались за бортом в новой жизни. И теперь, такая возможность это сделать.
К глазам подступают слезы. Бабушка умерла в прошлом году, а я до сих пор думаю, что она живёт там, просто мы перестали ездить и навещать её. Утешаю себя этими мыслями. Выстроила защиту, чтобы было легче справиться с утратой близкого человека.
— Ты расстроена?
— Нет, — я поворачиваюсь к маме спиной, делая вид, что читаю учебник. На самом деле активно моргаю, лишь бы не заплакать. Не хочу, чтобы мама видела слезы. Она никогда не понимала меня, не поймёт и сейчас. Я всегда старалась быть примерной девочкой, чтобы она была мной довольна. Даже частично вжилась в ее систему ценностей так, что сама потерялась, где настоящая я, а где мамина тень.
Бабушкин дом был тем местом, где можно быть собой, ничего не стесняясь. Теперь последняя ниточка, которая связывала с прошлым обрывается. И вместо облегчения я чувствую пустоту и потерю.
Больше не будет бабушкиных пирожков по субботам и совместных катаний на велосипедах. А ещё долгих разговоров со всеми соседками по улице, которые в детстве жутко раздражали меня. Не будет вечерних просмотров сериалов, игр в карты, да ещё много чего не будет. И даже воспоминания, как вещи, со временем исчезнут.
— Не буду мешать. Если что, мы сегодня с Леной поедем в салон на процедуры. Хочешь с нами?
— Нет. Развлекайтесь. Мне ещё надо сделать английский.
— Ладно.
Мама уходит. А я могу не скрываться и плакать столько, сколько угодно. Я должна туда поехать. Хочу забрать кое-какие вещи. Заодно и проститься с детством.
После обеда папа везёт маму в салон, а я беру ключи и иду на остановку. Последние три года я не езжу на общественном транспорте. Удивительно, но я даже не помню, как оплачивать билет. Моя старая карта давно выброшена в мусорку.
Пока едем, я ловлю на себе взгляды всех заходящих в автобус бабушек, и не только. Вроде бы выбрала самую обычную куртку и джинсы и все равно привлекаю слишком много внимания.
Погода, словно поддавшись моему настроению, снова выдаёт порцию дождя. В этот раз он не раздражает, а наоборот успокаивает.
От остановки до бабушкиного дома идти пару кварталов, причём не самых спокойных и безопасных. Но я хорошо знаю район, поэтому сокращаю дорогу там, где могу.
Квартира встречает тишиной и спокойствием. Я осторожно обхожу все комнаты, потом усаживаюсь на диван со старыми альбомами для фотографий. Вот папин детский альбом. А вот мой. Бабушка бережно хранила все детские фотографии. Где-то здесь в шкафу должен быть мой плюшевый зайка, с которым я ходила лет до шести, пока уже меня не пристыдили, что я слишком большая девочка.
Игрушка находится в верхней антресоли, упакованная в коробку.
— Ну, привет. Поедешь со мной?
Я разговариваю с зайцем, как в прежние времена. Глазки пуговки и вышитая улыбка, за счёт хорошей упаковки плюшевый заяц сохранился почти идеально.
— Я отвезу тебя в новый дом. Тебе понравится, — укладываю игрушку в рюкзак, где уже лежит альбом. — Сюда мы больше не вернёмся.
Сажусь на диван и накрываюсь пледом, который бабушка сшила сама. Его бы тоже нужно забрать, только места в сумке уже нет. Думаю папа тоже захочет вынести памятные вещи.
Мне казалось, что я буду плакать. Но нет. Только светлая грусть и тоска. Я будто отпускаю детство. Сижу так пока не становится легче.
Скоро стемнеет, а мне ещё добираться до дома. Напоследок, я ещё раз обхожу квартиру и закрываю дверь. К остановке практически бегу, чтобы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей. В спешке я забыла зонтик, от дождя приходится спасаться капюшоном. Хорошо, что не ливень, а только лёгкая морось, иначе пришлось бы вернуться.
Я бреду, словно во сне, не замечая ничего вокруг до тех пор, пока не врезаюсь во что-то твёрдое.
— Смотри куда идёшь, — мужской голос, довольно грубый. Я поднимаю глаза и вижу того самого парня, с которым мы столкнулись в коридоре перед игрой. Кепка скрывает лицо, но это точно он. Какое-то дурацкое совпадение, учитывая, что расстались мы не на дружеской ноте. — Хм, как удачно мы встретились.
Он довольно улыбается. Я мгновенно забываю обо всем. Переулок кажется незнакомым, видимо, повернула не туда. И теперь я одна, а он в компании двух друзей. В лицее мне не было страшно совсем, а вот теперь чувство тревоги холодит кожу, я чувствую, как немеют ноги.
Лучшее, что я могу сделать — молча уйти. Именно это я и делаю.
— Не спеши, — парень преграждает дорогу. — Мы ведь так и не познакомились поближе.
— Я спешу, — стараюсь говорить уверенно, чтобы они не почувствовали страх, который волнами исходит от меня.
— А ты задержись немного. С друзьями познакомлю.
Два других парня выглядят не менее внушительно, я всматриваюсь в их лица. Определённо, они не играли в баскетбол, и скорее всего местные. А значит, жалости ко мне не испытывают. Почему я всегда попадаю в неприятности? Я пытаюсь выдавить улыбку, чтобы разрядить обстановку.
— Егор, мы с удовольствием пообщаемся с твоей подругой, — говорит тот, что ниже ростом.
— Я очень…, - пытаюсь сказать, но Егор хватает меня за шею, не больно, но так, чтобы я не вырвалась. — Пус. ти.
Речь даётся с трудом. В основном из-за липкого и поглощающего страха и ужаса.
Все даже хуже, чем я могла представить. Мгновенно жалею, что нагрубила ему вчера. Для него это, как красная тряпка.
— В начале поиграем. А потом посмотрим, — он подтверждает мои подозрения.
— Я буду кричать.
— Попробуй, — Егор довольно ухмыляется.
— Я тебя запомнила и знаю, где ты учишься. Ты пожалеешь, — я пробую остановить его аргументами и логикой.
— Ну да. А кто сказал, что я учусь именно в девятой школе? Скажем так, тренер просто попросил сыграть за команду. Кто проверял откуда я? А еще говорят, что элитный лицей. И так безразлично относятся к безопасности своих учеников, — он выглядит уверенно. Блефует. Я пытаюсь успокоить себя. — Пойдем, угощу тебя кофе.
Егор тащит меня в нужном направлении.
— Я не хочу кофе.
Чувство самосохранения кричит. Я пытаюсь вырваться, глазами ищу поддержки у его друзей. Только напрасно.