— Эге, — тряхнул он седым чубом, — теперь у меня появилась надёжная подмога. Дипломированная… Правда, дипломы в их карманах будут завтра, а сегодня по вечерам парни ещё бегают в институт… Но уже и сейчас они парни башковитые… Мне, видишь ли, не разгрызть этот орешек… А они, понимаешь, какую-то формулку нашли, потом что-то помножили, что-то поделили, и вот имеем… Старому деду не надо голову морочить.
На ступеньках послышались чьи-то шаги, зазвучали голоса. Дедушка поднял голову:
— Да вот и они… Легки на помине… Проходите, проходите… — и начал сворачивать ватман.
Парни поздоровались с дедушкой, он кивнул головой в нашу сторону:
— Знакомьтесь с моими внучатами…
Ко мне шагнул высокий, с рыжеватым кудрявым чубом, в белой безрукавке парень.
— Здравствуйте, казаки! — сказал весело и протянул руку. — Меня зовут дядька Прокоп…
Я тоже назвал своё имя.
— А этот, — продолжал дядька Прокоп, показывая на товарища, приземистого и широкоплечего, в клетчатой ковбойке, — экс-чемпион по боксу нашего завода дядька Роман, он же Рамзес Второй… Слышали о таком?
Лёнчик и здесь успел выскочить вперёд:
— Слышали! Рамзес Второй — египетский фараон, который воевал с хеттами.
— Правильно… — засмеялся дядька Прокоп. — А наш Рамзес Второй в основном воюет с Рамзесом Первым, тоже Романом из соседнего цеха. За первенство в заводском боксе…
— Ты хотя бы здесь, — сказал дядька Роман, не спеша протягивая мне руку, — воздержался от своих каламбуров. — А нам с Лёнчиком кивнул: — Здравствуйте, ребята…
Когда моя рука лежала в его пятерне, я сразу же почувствовал, сколько в ней силы. Он не сжимал её, просто держал, слегка покачивая и глядя на меня карими глазами.
— А мы, — сообщил дедушка, когда все познакомились и поздоровались, — говорим о том, что всё в жизни имеет свой голос: и камень, и птица, и былинка каждая… Вот эта, вторая надпись на корпусе часов, о чём она вам, хлопчики, говорит?
Дедушка указательным пальцем провёл по пластинке на корпусе: «Август Кюнте, 1943». Мы с Лёнчиком переглянулись, пожали плечами, не зная, что ответить. Потому что, кроме имени и фамилии да ещё года, больше ничего там не увидели.
— Жаль, жаль, — покачал дедушка головою. — А я вот думаю, что этот Август Кюнте был в нашем городе в войну с гитлеровцами.
— Так это же папа Вилли, — сказал я.
— Ну и что же, — глухо молвил дедушка, — но он был на нашей земле как завоеватель. Понимаете?
Признаться, мы об этом даже не думали. И теперь стояли с Лёнчиком просто ошарашенные. Если это так, то стоило ли с такими трудностями взбираться на колокольню, радоваться, когда увидели старые часы и надпись на них? Да и сейчас — стоит ли возиться с этим хламом? Не знаю, как Лёнчика, а меня сразу одолели сомнения и грусть. Я не знал, что же нам делать.
— Ну ладно, — сказал дедушка, — не вешайте носов, хлопчики. Это я говорю вам потому, что надо вам, воробышки, учиться хорошо понимать и камень, и крошечный зелёный листик на дереве, и слово, и букву. Ибо за всем этим боже мой сколько разного скрыто!.. Но Вилли Кюнте ни в чём, ясное дело, не виноват и по праву гордится своим дедом — другом Тельмана. Он пионер, чего же вы ещё хотите? И вы правильно поступили, выполнив его просьбу. Так и надо… А теперь идите погуляйте. Работу я вам найду.
Было обидно, что дедушка вновь выпроваживал нас. Не знаю, как Лёнчику, а мне бы очень хотелось побыть с экс-чемпионом дядькой Романом и дядькой Прокопом.
— А разве сейчас для нас не найдётся работа? — спросил я.
— Подожди, Жужу, найдётся для вас работа, — сказал дедушка, снова разворачивая ватман.
— Не волнуйтесь, — вставил дядька Прокоп, расчёсывая гребешком свои золотистые кудри, — дед ваш всех нас запряжёт одних в оглобли, других — сзади подталкивать… — и засмеялся.
— А как же вы думали? Так и будет… Поскольку они одно колесико отослали в Дрезден, то теперь пусть же и сделают его…
— Разве я вам не говорил? — повернулся дядька Прокоп к нам. — Вот вам уже и оглобельки…
— Так и решили, вот колесико ваше… — Дедушка указал пальцем на одно из тех трёх, что были начерчены на бумаге. — Материал я вам принесу, вот дядька Роман или дядька Прокоп разметят, а вы выпиливайте, нарезайте зубцы — всё чин чином… Только чтоб работа была с точностью до микрона… Как там у нас на дверях написано — «Ремточмеханика». Вы только вслушайтесь в звучание слова «рем-точ-ме-ха-ни-ка»… Как музыка! А пока что давайте-ка отсюда… — И дедушка подтолкнул меня к выходу.
У меня отлегло от сердца после дедушкиных слов. Значит, всё, что было с Виллиным папой, не должно падать тенью на Вилли. Он пионер, и мы с Лёнчиком пионеры, значит, мы… Ну, как бы это сказать? Мы можем быть с ним хорошими друзьями…
Теперь я сполна почувствовал и понял, как нужно людям время и как надо его беречь и ценить. У нас было столько разных дел! И каждое хотелось осуществить.
Лёнчик жил в соседнем парадном. Я на пятом этаже, и Лёнчик на пятом. Вот и попробуй выйти из положения, когда надо спросить:
«Лёнчик, что у тебя получилось в задаче?»
Подумать только!
Ради одного слова сколько приходится терять времени! Пока спустишься вниз, пока поднимешься на пятый этаж. Услышал цифру и снова проделывай тот же самый путь, только в обратном направлении. А если бы был телефончик? Красота!
В моей квартире-то он есть, но вот беда — у Лёнчика нет. Мама его работает на заводе уборщицей и говорит, что телефон ей ни к чему, только суматохи много…
А жаль. Вот бы мне: «Алло! Алло! Лёнчик?»
Нет, мы, конечно, не пользовались бы своими обычными именами.
Это не интересно. Куда занятнее, когда есть позывные. Я, например, «Василёк», Лёнчик — «Орион». Тогда бы я снял трубку:
«Орион, Орион»! Я — «Василёк»…»
Снял бы трубку… Эх!..
Мы уже несколько дней бредили прямой телефонной связью между нашими квартирами.
Как-то мы стояли на улице возле телефонной будки. Каштан, который рос рядом, прикрывал её зелёными руками веток с растопыренными пальцами-листками, защищал от знойного солнца. А она, словно верная подруга, поддерживала своей крышей две ёжистые кисти. И обоим, наверное, от этого соседства было удобнее, уютнее в жизни.
— Вот она где… — вздохнул я. — Видишь?
— Кто? — не понял Лёнчик.
— Трубка. Таких бы нам две, и полный порядок…
— Конечно…
— Но не пойдёшь же их отрезать, будто вор…
— Понятно…
— Вот если бы в магазине можно было купить…