Орион
Двадцать лет
Лотос так не пришла, и я отправился искать ее. Обратно к пруду, куда она часто ходила по ночам. Она думала, что я не знаю. Но я в курсе с самого первого раза, когда увидел ее там. Не найдя никого у воды, я направился назад и, обходя дом, услышал, как захлопнулась дверь, и сразу понял, что Лотос внутри.
Ее глаза покраснели, руки были сжаты в кулаки. Она осмотрела меня с ног до головы и потребовала объяснить, чья это кровь — она хотела ответов. Ответов, которые я не мог дать ей. Это не моя тайна.
Уходя, я услышал глухой удар. Шум был настолько громким и оглушительным, что эхом отзывался в тишине дома. Повернувшись, я увидел Лотос, лежащей на полу. Пышные кудрявые локоны скрывали лицо, и она держалась руками за свой живот.
Что с ней?
Она в порядке?
Я подошел к Лотос, чтобы убедиться, что с ней все хорошо. В тот момент, когда я коснулся ее окровавленной рукой, она подскочила и отшатнулась от меня. Потом девушка уставилась на меня, дорожки черной туши размазались по ее щекам, но она больше не плакала.
Лотос выпрямилась, свесив руки по бокам. На лице ее снова появилась маска. Она готова была спрятаться от меня. Я знал это. Она уже делала так раньше, и я ненавидел это. Эта маска разрушала меня каждый раз, когда Лотос надевала ее, будто пыталась забрать то, что изначально моим и не было.
Я хотел Лотос всю, и большую часть времени, у меня была вся она.
Было ли несправедливо, что я не рассказывал ей об определенных вещах? Может и так.
Это для ее же блага. Чтобы защитить ее.
Дыхание Лотос участилось. Я прислушался, оно было настолько громким, как у поезда, который мчится через станции в час пик.
Ее кудри разметались по плечам, и я хотел пробежаться пальцами сквозь них, теми руками, что теперь покрыты кровью.
Посмотрев вниз и повернув ладони, я понял, что мне нужно вымыть их. Когда я уходил, они были лишь покрыты кровью, но теперь казалось, что кожа пропиталась ей. В тот момент, все, о чем я думал: вернуться к Лотос, поэтому времени, чтобы очистить их не было. Кроме того, мне следовало поторопиться, и теперь я буду более осмотрительным.
Снова подняв глаза, я увидел, что маска Лотос окончательно закрепилась на ее лице. Как бы ни старался, я бы не смог разбить ее. Сейчас не самое подходящее время. Но как я мог так поступать с любовью всей своей жизни?
Она была всем.
Она была моим всем.
Мы были лучшими любовниками.
А потом что-то изменилось.
Теперь мы были презирающими друг друга любовниками.
Нельзя отрицать, что наша любовь могла зажечь огонь, непохожий ни на что другое. Но наша любовь могла сжечь все, чего касалась. Мы взлетали настолько высоко, невообразимо высоко, словно прыгали с самолета — адреналин… напряжение… обжигают кровь в моих венах.
Затем падали столь низко — это уже злость и ненависть. Мы не опускались так низко, как некоторые, когда у них были проблемы. Нет, мы презирали друг друга всеми возможными способами, чтобы окружающие нас люди чувствовали себя максимально несчастно. Все превратилось в некую извращенную игру.
Кто может любить сильнее?
Кто может заставить упасть столь низко?
Иногда я думал, что это я упал — до сегодняшнего дня, — теперь же верил, что Лотос упала гораздо ниже.
Она просто скрывала это лучше. Это я понял по выражению на ее лице: зеленые глаза потемнели, губы побледнели, а руки свободно повисли вдоль тела.
Она прислушалась — и я подумал, она поняла.
А может и нет?
Лотос должна была, хотя бы из-за того, что поднималась и падала вместе со мной.
И моей гребаной душой.
Вот в чем проблема — любить кого-то так сильно, так стремительно, так неконтролируемо. Привязаться. Наполнить, а затем разорвать душу в клочья.
Лотос Уэйн была моим взлетом, но также и моим падением.
Кроме того, она была всем, что находилось между ними.
Вот что такое любовь. Она причиняла боль, разрушала, и иногда в ней была красота.
Лотос
Ориона не было внутри, мои руки лежали на полу, голова опущена. Тело было ледяным после пруда.
Я услышала его шаги, он шел ко мне, — он всегда так делал.
Но сегодня все было иначе.
— Лотос, мы не можем продолжать делать это. Нужно прекратить.
Слова Ориона слетели с губ, и словно ножи с силой вонзились в мое сердце, но я не могла ничего сделать, чтобы остановить его.
Его руки были в крови, одежда тоже. Неужели он не хочет переодеться?
Орион прав — мы разрушали друг друга. Все больше и больше разрывали друг друга с каждым днем. Я становилась человеком, которого не узнавала. Просто оболочкой моего прежнего «я».
Все свои мысли следовало бы направить ему в голову, и слова, которых я не знала, произнести. Затем трахнуть его, потому что как бы ни была отравлена наша любовь, я нуждалась в нем. В тот момент, когда Орион произнес эти слова, мне захотелось завопить, чтобы он забрал их обратно. Затем бросить ему что-нибудь в голову, чтобы он не торопился. Орион принял решение — я видела это в его глазах. Он собирался покончить со мной.
Вместо того чтобы закричать на него, как хотелось, я промолчала. В моей голове кое-что прояснилось. Такого никогда не было раньше, обычно мой разум абстрагировался от происходящего. На этот раз, однако, все было иначе. Все, что я чувствовала, застыло. Все, что я хотела сказать, застряло в горле. Что-то внутри меня умерло а, может быть, затаилось — я не знаю.
Посмотрев на Ориона, я не отреагировала на его ледяной взгляд. Я просто моргнула несколько раз и отвернулась. Но он хотел, чтобы я ответила ему.
Может, он прав.
Может, мы сломаны.
Может, это к лучшему.
Не оглядываясь, я вышла из дома, и побежала, едва ноги коснулись земли.
Я слышала, как Орион выкрикивал мое имя.
Я бежала быстрее, чем когда-либо, кроме того была быстрее его в беге на длинные дистанции. И у меня была фора. Голос Ориона долго следовал за мной, но мои босые ноги не переставали стучать по земле, пока я не поняла, что больше не слышу его.
Солнце уже поднималось, когда я, наконец, остановилась у знакомого дома. Юми стояла на улице с сумкой на плече, и с открытым ртом наблюдала за мной. Она выкрикнула мое имя, и мне потребовалось время, чтобы среагировать и направиться к ней. Мое тело уже было готово упасть на каменистое дно и затонуть в темных глубинах пруда.
Юми обняла, и тут происходящее обрушилось на меня оглушительной волной. Так чертовски оглушительно, что я рухнула, и подруга не смогла удержать меня.
— Садись в мою машину, Ло.
Я словно сдутый мячик лежала на газоне. Юми ушла, и тогда я открыла глаза. Она стояла возле открытой двери автомобиля.
— Помоги мне, Ло. Я не могу тебя поднять.
Я оперлась руками о землю, и мне удалось встать и сесть в машину. Юми молча пристегнула меня и закрыла дверь. Мы отъехали и она произнесла:
— Он пытался дозвониться до меня, Ло… три раза.
— Не говори ему, где я. — Мое дыхание было учащенным, грудь быстро поднималась и опускалась.
— Успокойся, просто дыши, Ло. Что ты хочешь, чтобы я сказала ему?
— Ничего, ничего ему не говори. Просто вытащи меня отсюда к чертям.
И она так и сделала.
Увезла меня в город, как можно дальше от Ориона Харли.
Это было больно.
Не бороться за того, кто владел твоим сердцем. Кто украл его и охотно отдал обратно.
Это охренительно больно.
Но мы не подходили друг другу. Это было очевидно.
Слеза покатилась по моей щеке. Орион даже не пытался. Он сломал меня несколькими простыми словами, с кровью на руках, и моим сердцем в ладони. Он соврал и даже не моргнул. Возможно, и сам не знал, как исправить наши отношения.
Но он сломал меня.
Он сломал нас.
Он не сражался за нас.
Он сжал мое сердце, забирая мою душу, и даже гребаным глазом не моргнул.
Кто поступает так с тем, кого любит?
Орион.