Мы спускаемся во двор в неловком молчании. Макс живет в новостройке рядом с университетом.
Он отключает сигнализацию, и его огромная тачка приветливо отзывается, мигнув фарами. Я иду за ним. Лебедев даже не переоделся. Вышел в тонких домашних штанах.
Сажусь на переднее сиденье. Хлопнув дверью, он садится рядом. Включает музыку и заводит двигатель. Словно в насмешку, салон заполняет грустный рэп о безответной любви. Мы выезжаем со двора.
Смотрю в окно на маленькую девчушку в розовой курточке и смешной шапочке с ушками. Она весело подпрыгивает, держа папу за руку. Мужчина несет деревянные санки: добротные, советского производства. Похожие лежали у нас на антресолях в старой квартире.
Макс ведет плавно. Он слегка откинулся на сиденье, полностью погрузившись в свои мысли. Иногда он задумчиво постукивает по рулю.
В голове крутятся его слова: «Я люблю тебя, Вера, у тебя будет моя фамилия». Он застал меня врасплох этими словами. Кто в восемнадцать лет может выдать подобное? Он правда совсем меня не знает. Мы знакомы с сентября.
Мне кажется, Макс просто подменяет понятия, сам того не понимая. Возможно, его привлекают мои отказы и легкая победа для него — вовсе не победа. Скорее всего после секса я бы ему надоела. Судя по количеству «резинок» в ванной, целибат он не держит. Так о какой любви может идти речь?
Смотрю на приборную панель. Десять утра. Макс въезжает через арку во двор. Поворачиваюсь к нему, чтобы попрощаться.
— А это что за хрень? Что он у твоего дома с утра пораньше забыл?
Смотрю сквозь лобовое стекло. Из своей машины выходит Гриша. Макс дергается, собираясь выйти из машины, но я хватаю его за руку.
— Лебедев, ты мне еще здесь скандал закати. — он шумно дышит. — Здесь живет его бабушка, если ты забыл. Приехал он к ней, а не ко мне. И делать это он может, сколько ему вздумается.
— Ага, Маслова, заливай мне дальше. Я бы таскался к своей бабушке постоянно.
— Спасибо, тебе за все еще раз. Увидимся в понедельник в универе. — целую его в щеку, убеждая себя, что мы можем быть хорошими друзьями.
Выхожу из машины, отхожу на пару шагов и обернувшись машу ему на прощанье. Гриша стоит у машины, сунув руки в карманы куртки. Наблюдает за происходящим. Я прохожу мимо него, достаю ключи из рюкзака, прикладываю магнитный чип и захожу в подъезд. Перед тем, как захлопывается подъездная дверь, я слышу шаги. Гриша быстро нагоняет меня.
— Здороваться не учили, кошка?
«Не смей меня так называть. У тебя больше нет на это права!», — вопит мое сознание. Я сжимаю кулаки и молча поднимаюсь по лестнице. Надо было подняться на лифте, может он не успел бы за мной. Гриша легко обгоняет меня и преграждает дорогу.
— Быстро ты утешилась, а говорила он тебе в парни не метит. Или это была разовая акция? Просто для здоровья потрахались?
У меня срывает предохранитель, и я бью его по лицу. Наотмашь. Мечу по щеке, но промахиваюсь и бью по подбородку, потому что он стоит на несколько ступеней выше. Его зубы щелкают. Гриша не ожидал от меня такого.
Мудак. Меня трясет от злости. Гриша хватает меня за запястья, больно сжав. Резко дергает на себя и вжимает в стену.
— У тебя вообще нет права предъявлять мне претензии. Ты сделал свой выбор, козел. Я же тебя не спрашиваю, когда ты с Ксюшей трахаешься. — его лицо так близко, что наше дыхание смешивается воедино. — Отпусти, мне больно.
Я понимаю, что он испытывает тоже самое, что и я в этот момент. Только не я все это затеяла.
— Никогда больше не смей меня бить, поняла? — я поторопилась навесить на него ярлык порядочного парня. Гриша удивил меня новой гранью.
Его зрачки расширены. Взгляд блуждает по моему лицу.
— Отпусти, а то заору. — он разжимает руки и продолжает смотреть на меня, как на заклятого врага.
Потираю запястья.
— Я на тебя больше не работаю. Пусть тебе Ксюша салаты режет.
— Две недели отработаешь.
Я проскальзываю под его рукой и показываю фак. Поднимаюсь наверх. Гриша остается внизу. Слышу, как он матерится и бьет по перилам.