Пешком я шел не больше семи верст. Меня так и подмывало броситься бежать, но я сдерживал себя, чтоб не вызвать подозрения. Побежал только тогда, когда с пригорка увидел в ложбине две хаты, окруженные высокими тополями. Это был хутор Сигиды, в котором хозяйничал брат одного из наших партизан. Заметив меня, он тотчас пошел в сарай, вывел оттуда двух взнузданных лошадей и тихонько свистнул. Из кукурузы вылез Ванюшка. Запыленный, в синей выцветшей рубашке, без пояса, босой, он походил на деревенского парня. Мы переглянулись, вскочили на лошадей и помчались по жнивью напрямик к Припекину.
— Видел? — крикнул Ванюшка на скаку.
— Видел, — ответил я.
— Живы?
— Живы.
— Действуют?
— Ого!..
Командира мы нашли в амбаре. Там уже шло собрание молодежи. За столом, покрытым кумачом, стояла Таня. Вид у нее был торжественный и насмерть перепуганный: шутка ли, председательствовать впервые в жизни!
Я подошел к командиру, силясь казаться спокойным. Видно, удавалось мне это плохо: командир взглянул, и в глазах его появилось то жесткое выражение, с каким он обыкновенно выслушивал неприятные вести.
Мы вышли на улицу.
— Ну? — коротко спросил командир.
И пока я докладывал, он сердито сдвигал брови.
— Вот как! С двух сторон! — со злой усмешкой проговорил он. — Ну, это еще как удастся.
— Вот именно, — поддакнул я, сам удивляясь, куда вдруг исчезла моя тревога.
— А как он выглядит, Артемка? Бодро?
— Ничего, — затрудняясь ответить точно, сказал я. — Серьезный он был какой-то. — И, вспомнив, добавил: — Он просил засчитать его голос за Таню.
— За Таню? — Командир подумал. — Да, она девушка достойная. Пока ее выбрали председателем собрания, а там и председателем союза выберем. Ну, пойдем. Кончится собрание, приходи ко мне. И Таню прихвати.
Мы вернулись в амбар. Вздрагивающим от волнения голосом Таня читала заявления, а собрание поднимало руки и дружно голосовало.
Заявления были самые разнообразные:
«Я, Петр Кучеренко, буду жить и бороться, как учит товарищ Ленин, чтоб никогда больше не вернулись на наши трудовые шахты прежние хозяева-тунеядцы».
«Я, Денис Васильевич Шило, восемнадцати лет, из откатчиков, вступаю в союз рабочей молодежи и обещаю дойти с товарищами до самого коммунизма».
«Нет у меня ни отца, ни матери, из сиротскою дома я. Пусть же отцом моим будет товарищ Ленин, матерью — партия, а братьями и сестрами, — вы, дорогие товарищи. Семен Безродный, а за него, неграмотного, расписался Иван Брындин».
Не всех сразу принимали. Иного сначала отругивали, что не чистит винтовку или курит в дозоре. Досталось и Ванюшке Брындину. Ему даже поставили условие: чтоб перестал ругаться по всякому поводу.
Когда с заявлениями было покончено, командир сказал:
— А как насчет Артема Загоруйко? Он сейчас выполняет важное задание.
— Принять заглазно! — ответило собрание. Командир лукаво улыбнулся:
— А я думал, может, возражать кто будет, так на этот случай приготовился рассказать, как Артемка от тюрьмы меня однажды спас.
— Ой, Дмитрий Дмитриевич, — хлопнула Таня в ладоши и даже порозовела вся, — расскажите! Это так интересно!
— Расскажите!.. Расскажите!.. — поддержали ее ребята.
— Ну, если народ требует, расскажу.
Конечно, это была известная уже мне история, как Артемка спрятал нелегальные книги, только командир воспользовался случаем и заодно рассказал, как боролась партия с царизмом и как повела она за собой трудовой народ.