Аня
Он сошел с ума. Совершенно свихнулся. И я тоже. Я не знаю чем еще объяснить то, что происходит.
Я все еще ненавижу его. И, наверное, никогда не смогу ему простить все то, что он сделал. И все же, как бы сильно я его ни ненавидела, мое тело отзывается на его голос, на его прикосновения.
Даже сейчас, когда этот придурок приковал меня к кровати и смотрел на меня свысока взглядом победителя, сама того не желая, когда он касается меня зубами, губами и языком, я не могу сдержать тихий стон.
На миг из головы вылетают даже его обвинения, и тот факт, что гребанный отчим все-таки сдал меня. Не знаю как, но видимо этот придурок догадывался о том, кто настоящий отец Алисы, или же просто ткнул пальцем в небо, лишь бы вытрясти из Андрея побольше денег.
Вопрос только в том, что мне делать теперь?
Много лет я скрывала правду. Я не хотела возвращения Андрея в свою жизнь после того, что он сделал, и не считала, что внезапное появление отца, которому плевать на все, кроме работы, пойдет Алисе на пользу. И сейчас ничего не изменилось.
А что было у него, кроме слов моего жалкого отчима и, возможно, фотографии Алисы? Ничего.
Я не указывала его в графе, как биологического отца. В свидетельстве о рождении Алисы в ней стоит прочерк. Так что по закону, без результатов анализа на отцовство, у него на нее нет никаких прав. Вот только добиться судебного решения для проведения такого теста для человека, вроде него, — не проблема.
А значит единственный способ уберечь Алису от него — это заставить его поверить в ошибку Георгия. Убедить в том, что я ему изменяла.
— Твоих детей? Большего бреда в жизни не слышала! — с ненавистью фыркаю я, стараясь сохранять презрительное выражение лица, но, находясь в моем положении, это не просто, особенно учитывая то, что Андрей продолжает касаться меня, и не просто касаться, а именно так, как я люблю.
Поверить не могу в то, что он все еще помнит все мои чувствительные точки. Помнит, как заставить меня стонать и терять голову.
Я чувствую, как по всему моему телу проносится пульсирующая волна жара, концентрируясь в одной точке, и до боли прикусываю губу, надеясь, что это отрезвит меня, позволит взять себя в руки, но это не помогает.
— Для того, чтобы появились дети, нужно заниматься сексом. А тебя, если ты помнишь, почти никогда не бывало дома, — рычу я, и, когда он легонько прикусывает мочку моего уха, мой рык перерастает в новый стон.
Я слышу его тихий, бархатный смех, и он отзывается приятной вибрацией в каждой клеточке моего тела.
— И все же я находил время, чтобы сделать тебе приятно. Разве нет? — прежде чем его язык снова касается меня, его хриплый шепот заставляет все мое тело покрыться мурашками.
— Не… Не припомню такого, — выплевываю, не задумываясь, хотя он прекрасно понимает, что это ложь.
— Да? В таком случае, думаю, мне стоит освежить твою память…
Он опустился ниже, к моим ногам, и стал медленно, не сводя с меня потемневшего взгляда, освобождать их от тяжелых туфель. Когда его пальцы стали медленно, с чувством массировать мои ноги, я тихо застонала.
Это был всего лишь массаж ступней. Тот, что часто делали в салонах перед педикюром. Но ощущения… Ощущения были совсем другими.
То ли дело было в его взгляде, то ли в шумном, сбившемся дыхании, то ли во внезапно вспыхнувших воспоминаниях о нашем прошлом, но я ничего не могла с собой поделать. Я не могла оторвать от него затуманенного взгляда.
В какой-то миг у меня пересохло во рту, и я поймала на себе его улыбку. Улыбку победителя. Это слегка отрезвило меня, подогрело мою злость, и я дернула ногой, собираясь ударить его, но он ловко увернулся от удара, в один миг прижавшись ко мне так, что я охнула.
Он хотел меня. Черт возьми, он хотел меня так сильно, что я боялась, что его джинсы просто лопнут, не выдержав напряжения. И, пусть я и не была готова этого признать, я хотела его так же сильно. Вопреки ненависти, вопреки всему, что между нами было, в какой-то миг я хотела, чтобы он коснулся меня, даже если потом я возненавижу саму себя.
Но Андрей не заходил дальше. Он играл со мной, как кот с мышью. Ему нравилось дразнить и мучить меня. Наверное моя реакция приносила ему больше удовольствия, чем сам процесс.
— И что мне с тобой делать, маленькая врушка?
— Для начала отпусти, — прошипела я, но он и не подумывал о том, чтобы расстегнуть наручники.
— Даже не знаю… — издевательски улыбнулся Андрей, — Мне больше нравится, когда ты лежишь подо мной вот так, возбужденная и беззащитная.
— Ты точно больной придурок! — с пылающими щеками отвечаю я, — Тебе лечиться нужно!
Он резко наклоняется ко мне, заставляя меня испуганно вздрогнуть и замереть, и моего уха касается его хриплый шепот:
— Может быть, но тебе это нравится.
— Ты совсем с головой не дружишь? — прорычала я, — Кому вообще может понравится, если его насильно пристегивают к кровати и целуют без его согласия?!
Отстранившись, он хохотнул.
— О, ты бы удивилась… Но, если честно, Аня, что-то я не заметил особого сопротивления с твоей стороны. Признайся, в глубине души ты этого хотела.
Злость накрывает меня новой ослепляющей волной, и я прожигаю его ненавистным взглядом.
— Единственное, чего я от тебя хочу, Громов, так это того, чтобы ты оставил меня в покое и навсегда исчез из моей жизни.
— Мы оба знаем, что это невозможно, Аня. Из-за твоей маленькой лжи, — с горькой улыбкой добавляет он, — И, прежде чем ты начнешь вешать мне лапшу про то, что она — не моя дочь, знай, что я буду добиваться анализа на отцовство через суд. Может ты мне и изменяла, но, в отличие от тебя, гены не лгут.
Я промолчала, боясь, что голос выдаст меня дрожью, но Андрей и так видел, что он прав. Видел это по моим глазам.
— Мы можем решить все по плохому. Привлечь юристов. Поднять шумиху. Мне ничего не стоит засудить тебя за то, что ты скрывала ее от меня столько лет… Или сделать все тихо, по-хорошему.
Я знаю, что он прав. Именно поэтому я надеялась, что правда никогда не всплывет.
Сжав кулаки, я медленно вдохнула и выдохнула, пытаясь сдержать слезы. Не хотела, чтобы он снова видел меня слабой и жалкой, как раньше. И все же мои глаза заблестели.
— Чего ты хочешь? — тихо спрашиваю я со смесью страха и усталости.
— Думаю ты и сама знаешь. Наша дочь. Я хочу стать частью ее жизни. Это меньшее, что ты можешь для меня сделать, учитывая то, сколько лет ее жизни я уже пропустил по твоей вине.
Я вспыхнула, собираясь возразить, но только крепче сжала челюсти, понимая, что от этого будет только хуже. У меня нет другого выхода. У меня недостаточно связей и средств, чтобы бороться с кем-то вроде него.
— Хорошо, — сдаюсь я, и он хмыкает.
— Я не ослышался?
Я с ненавистью смотрю на него и едва не рычу:
— Я не буду повторять дважды. Хочешь быть частью жизни Алисы — хорошо. Я дам тебе такую возможность. Но взамен у меня будет условие…
— И какое же? — Андрей насмешливо выгибает бровь, и я отвечаю:
— Вот это. Наручники. Массаж. Укусы и поцелуи. То, что ты сделал. Ты отпустишь меня, и это больше никогда не повторится.
Какое-то время он молчит, задумчиво глядя на меня. Я понятия не имею о том, о чем он думает, и, если честно, не хочу этого знать, а затем он хмыкает:
— Уверена, что не пожалеешь об этом, Аня? — хрипло спрашивает он, нависая надо мной, и я шумно сглатываю. Мое сердце стучит так громко, что я даже слышу его, и я с ненавистью выдыхаю:
— Единственное, о чем я жалею, так это о том, что правда вообще вскрылась.
Андрей снова хмыкает, и в последний раз прикусывает мою мочку уха, заставляя меня дрожать от злости и желания.
— Маленькая врушка, — шепчет он, обжигая мое ухо горячим дыханием, а затем раздается тихий щелчок, и Андрей освобождает мои руки от наручников.
Я вскакиваю с кровати, нервно одергивая одежду и поправляя волосы, и ищу взглядом туфли, одновременно с подозрением поглядывая на него.
К счастью, больше он не пытается ко мне приблизиться. Только стоит и смотрит на меня со своей раздражающей улыбкой.
Мои колени все еще дрожат от нервов и возбуждения. Натягивая туфли, я так тороплюсь, что несколько раз чуть не теряю равновесие, и только чудом не падаю, что неслабо его веселит, и одним богам известно, чего мне стоит не показать этому козлу средний палец.
А еще я чуть не забываю о причине своего прихода, и вспоминаю лишь благодаря тому, что в соседней комнате что-то с грохотом разбивается, заставляя Андрея мигом напрячься.
— Какого хрена? — спрашивает он, и на моих губах появляется издевательская улыбка. Я-то уже знаю с каким монстром ему предстоит жить, а вот он еще даже не догадывается.
— Это Степа. Мамин кот. Судя по звуку, опрокинул горшок с маминым фикусом. Удачи с уборкой! — фыркаю я, и, круто развернувшись на каблуках, выбегаю из квартиры, а потом и из подъезда.
Весь путь до метро мое сердце так стучит, словно вот-вот проломит грудную клетку. И даже там, запрыгнув в вагон, я никак не могу успокоиться.
Что это такое было? Какого черта он творил?! И какого черта я так реагировала на него?!
Почему он снова на меня смотрел так, как раньше? До дрожи в коленях и бабочек в животе? Проклятье! Там, в своей бывшей комнате, я чуть не потеряла голову!
Нет, больше я его к себе не подпущу. Никогда.
Только глупец дважды наступит на одни и те же грабли, а я, может и наивная, но не идиотка.
Это просто физиология. Проблема в том, что у меня давно никого не было, а этот придурок слишком хорошо знает меня и мое тело.
И все же я продолжаю злиться на саму себя.
Я снова позволила ему выиграть. Он получил то, чего хотел: мое добровольное согласие, и мое унижение.
От последней мысли на душе стало мерзко. Захотелось помыться, смыть с себя следы от его прикосновений. Стереть воспоминания о сегодняшнем дне.
Но я не могла забыть. Это въелось в мою память так же сильно, как и тот наш последний разговор перед разводом, в его офисе. Я помнила все, связанное с ним, даже не желая этого.
Стоило закрыть глаза, как я вновь видела, чувствовала его. И за это я ненавидела его еще больше.
Я почти доехала до своей остановки, как вдруг получила сообщение с незнакомого номера:
Это мой второй номер. Сохрани, чтобы не потерять.
И помни о нашей сделке. Я хочу встретиться с Алисой завтра вечером. Время и место обсудим завтра.
И даже не думай хитрить. Со мной твои игры не пройдут.