- Знаете что? Мне все равно ехать в посольство, сделаем небольшой крюк, и я вам покажу это осиное гнездо.
Дядя Алеша не преувеличивал - фашисты окопались совсем рядом с Холланд-парком. Мне казалось, что их штаб должен быть черного или коричневого цвета, а он оказался ядовито-синим, я такого оттенка домов больше не видел. Окон на первых двух этажах не было, их прикрывало листовое железо. На третьем этаже окна прятались за толстыми решетками. Под ними тянулись красные, будто выведенные кровью буквы: "Национал-социалистская партия". По обеим сторонам надписи кровянели две огромные свастики.
Предосторожности фашисты предпринимали не напрасно. Все четыре незащищенных окна четвертого этажа зияли разбитыми стеклами. И, похоже, случилось это недавно: на тротуаре валялись неубранные осколки и половинки кирпича. По синему фасаду расплылись неправильными звездами разноцветные пятна, - видно, кто-то кидал бутылки с краской. Первый этаж украшало гигантское черное слово "рэтс" - "крысы".
- Свеженькие, - указал на стекляшки дядя Алеша.
- Думаешь, успели им отплатить? - спросил папа.
- Ну, разве это отплата за то, что они натворили! Просто кто-то засвидетельствовал, что называется, свое почтение.
- Что-то не похоже на англичан, а?
- А окна, по-твоему, ветром выдуло?
- Тоже не похоже, - засмеялся папа.
- То-то и оно-то. Состоять в этой вот, с позволения сказать, партии - это, ты считаешь, на англичан похоже? Ты говоришь об англичанах как едином целом, а они, как и все прочие, представляют собой спектр. От коммунистов до, как видишь, национал-социалистов.
- Убедил. А все-таки любопытно было бы посмотреть, что там внутри этого синюшного сооружения.
- Я там был, - просто сказал дядя Алеша.
Пока мы шли к машине, дядя Алеша рассказал о своей встрече с живыми английскими фашистами. Их было двое - один пожилой, уже плешивый, а второй совсем юный, лет восемнадцати. Оба в форме коричневая рубашка, кожаная портупея через плечо, бриджи с сапогами и красная нарукавная повязка с черной свастикой. Дядя Алеша выдал себя за скандинавского журналиста, иначе его не впустили бы внутрь.
Видел он лишь кабинет на первом этаже, который был у них вроде приемной. Там пол, мебель, письменный стол - все черного цвета. А на стенах - портрет Гитлера и картина с марширующими штурмовиками. Дядя Алеша сказал, что ему все время казалось, что какая-то машина времени взяла и забросила его лет на тридцать пять назад. Плешивый штурмовик, не моргнув глазом, признал, что, в общем, они ученики немецкого фюрера.
- Просто не верится, - развела руками мама. - В наше время.
14. РЕЗИНОВЫЕ ПУЛИ
Как я уже упоминал, кроме учительницы английского языка, приехавшей, как и остальные, из Москвы, с нами раз в неделю занимался настоящий англичанин мистер Хатчинсон. Он должен был помочь нам усвоить английскую разговорную речь, поэтому на его уроках мы почти не писали, а только беседовали на самые разнообразные темы. Мистер Хатчинсон предпочитал, чтобы ученики сами что-нибудь рассказывали, а он поправлял ошибки в произношении фраз. Не возражал он и если мы начинали осаждать его вопросами.
Думаю, что мистера Хатчинсона не приняли бы за француза или, скажем, немца, было в нем что-то, сразу выдававшее его английское происхождение. А может, мне так стало со временем казаться. Свои довольно длинные рыжеватые, как у многих англичан, волосы он зачесывал набок, а сзади они закрывали почти весь воротничок. Лицо у него худое, со впалыми щеками, но свежее. Одет он обычно в зеленоватый твидовый пиджак с зеленым же, в коричневую полоску галстуком. За весь год я не слышал ни разу, чтобы он повысил голос на кого-то из своих учеников, хотя, честно говоря, мы, пользуясь его невозмутимостью, не раз устраивали из уроков базар. Однажды даже директор поставила вопрос о дисциплине на уроках мистера Хатчинсона на родительском собрании.
Я слышал, как папа рассказывал маме об этом собрании. Он спросил мистера Хатчинсона, не нужна ли ему какая-то конкретная помощь родителей, а тот ему сказал: "Благодарю вас. По сравнению с теми, кому я преподаю остальные пять дней, ваши дети - ангелы". И наши собеседования по-прежнему проходили шумно, но в самой дружелюбной обстановке.
Вот к нему-то мы с Вовкой и обратились, когда ни его, ни мои родители не смогли нам толком объяснить, кто и зачем взрывает в Лондоне бомбы замедленного действия. То есть такие, в которых есть часовой механизм, позволяющий назначить взрыв на любой час. Такие вот устройства начали все чаще калечить лондонцев, их дома и машины. То вдруг грохнет в огромном универсальном магазине "Харродс", который называют королевским, потому что королевская семья перед рождеством покупает там подарки друг другу. То взлетает на воздух начиненный взрывчаткой автомобиль на людной улице. То в обеденный час взорвется цветочный горшок в переполненном кафе. А еще до нашего приезда кто-то заминировал лондонскую телевизионную башню, и у нее вырвало бок.
Мама сказала: "Спроси папу, он у нас политик".
Папа ответил: "Взрывы? Это работа ирландских экстремистов. Настоящие ирландские патриоты от них отмежевываются", - и убежал на службу.
"Что значит - отмежевываются?" - размышлял я.
Вовка у себя дома добился примерно таких же результатов. И когда на следующее утро мы узнали, что очередной взрыв произошел в гостинице "Хилтон" и что серьезно ранено несколько человек, Вовка предложил:
- Давай сегодня спросим у мистера Хатчинсона.
Англичанин, выслушав меня, обвел класс взглядом:
- Это интересует только Виктора или всех?
- Всех! Всех! - закричал класс.
- Хорошо. Это должно интересовать всех, - сказал мистер Хатчинсон, делая ударение на "должно".
Вот что мы узнали на этом уроке.
Остров Ирландия англичане в давние времена присоединили к своему королевству, истребив претендентов на отдельный ирландский трон. Хотя древний ирландский язык сочен и богат, сказал мистер Хатчинсон, но, как всегда бывало в колониях, - а Ирландия, по существу, стала колонией, - местное наречие оттеснено языком пришельцев. Если ирландец не знает английского языка, он просто-напросто не сможет получить мало-мальски приличную работу. Когда после упорной, длившейся веками борьбы с англичанами ирландские патриоты по окончании первой мировой войны добились права создать собственное государство, республику, северная часть острова, примерно четверть его, осталась за Англией и стала называться Ольстер.
Ольстер остался в составе королевства вот почему. Еще в шестнадцатом веке те края заселяли шотландцы, исповедовавшие протестантскую религию. Их становилось все больше, они осваивали все новые земли и в конце концов превратились в национальное большинство на севере Ирландии. И не только национальное, но и религиозное. Местное население принадлежало к католической церкви. А между католиками и протестантами всегда существовала вражда. Например, во Франции при короле Карле XII католики за одну ночь перебили много тысяч ненавистных им протестантов, которых они называли гугенотами. А сколько этих несчастных протестантов сожгла на кострах римская инквизиция лишь за то, что они отрицали католическую веру.
Нам сейчас, говорил мистер Хатчинсон, трудно понять, как это люди могли убивать друг друга лишь по той причине, что одни из них крестились тремя пальцами, а другие двумя. А ведь средневековые религиозные войны унесли миллионы человеческих жизней.
Но, продолжал учитель, предостерегающе грозя нам пальцем, не верьте, если вам будут доказывать, что ныне в Ольстере тоже происходит религиозная война. Такое впечатление действительно может возникнуть, если судить по внешним признакам, разделяющим враждебные стороны. По одну сторону баррикад - в буквальном смысле - находятся католики, то есть коренные жители, по другую - протестанты, выходцы из Шотландии. Но при всем том война между ними - а происходящее там можно определить таким словом, - это война гражданская, а не религиозная.
После того как север остался за пределами Ирландской республики, вся власть оказалась в руках протестантов - местных или прибывших из Англии, страны протестантской. Католики попали в положение африканских негров. Им доставалась самая плохая работа, самое плохое жилье, все самое плохое. В конце концов им это надоело. Нашлись люди, которые создали сначала политические, а потом и военные организации, чтобы добиться равноправия для коренных жителей-католиков. С недовольными жестоко расправлялись - полиция-то тоже целиком состояла из протестантов. Положение все больше обострялось, и к началу семидесятых годов дело дошло до настоящих боев с применением автоматов и пулеметов.
Английское правительство ввело в Ольстер специальные войска, что еще сильнее обозлило католиков, которые, конечно, не могли надеяться, что солдаты, англичане или шотландцы, сочувственно отнесутся к их борьбе, и рассматривали их как оккупантов.
Мистер Хатчинсон, как он сам о себе сказал, чистокровный англичанин и не коммунист, но он был на стороне коренных ирландцев, "потому что долг каждого честного человека, к какой бы национальности он ни принадлежал, - поддерживать угнетенных против угнетателей. Великобритания несколько веков выступала в качестве угнетателя ирландского народа, но больше этот национальный позор не должен повторяться".
Наш учитель состоял в комитете солидарности с патриотами Ольстера и вместе с другими организовывал шествия через весь Лондон к парламенту.
Мистер Хатчинсон объяснил, что в таких комитетах - и в Англии, и в самом Ольстере - участвуют как католики, так и протестанты, все разумные люди, желающие справедливости и прекращения братоубийственного кровопролития. А ирландские профсоюзы начали движение под лозунгом "За лучшую жизнь для всех!", к которому тоже примкнули наиболее сознательные люди враждующих лагерей.
Однажды, когда мой папа вез нас с Вовкой на мультипликационный фильм Уолта Диснея "Книга джунглей", мы простояли у светофоров на площади Марбл-арч не меньше часа, потому что ее пересекала бесконечная колонна людей, несших плакаты "Мир Ольстеру!" и вырезанные из чего-то огромные зеленые трилистники - символ Ирландии. Они шли и скандировали: "Хей - хей, Ай-Эр-Эй! Хей - хей, Ай-Эр-Эй!" "Ай-Эр-Эй" - это первые буквы слов "Ирландская республиканская армия", названия подпольной военной организации католиков, то есть, говоря словами мистера Хатчинсона, угнетенных.
Кстати сказать, он самолично побывал в Белфасте, столице Ольстера, и в Лондондерри, где столкновения были особенно кровопролитными. Мистеру Хатчинсону было необходимо "увидеть собственными глазами трагические последствия традиционной британской политики "разделяй и властвуй". Ибо все, что происходило и происходит на ирландской земле, - непосредственный результат этой политики".
На этом месте мистер Хатчинсон прервал свое повествование и осведомился, достаточно ли ясно он излагает свои мысли, ухватили ли мы "политическую и нравственную суть" сказанного им. Если не совсем, то лучше сейчас же переспросить, потому что, поняв роль британского империализма в судьбе ирландского народа, нам будет легче понять его роль в судьбе африканских и азиатских народов.
Возможно, мы и не до конца поняли "политическую и нравственную суть", но одно мы усвоили твердо: в Ольстере идет не религиозная, как в средние века, война, а гражданская, война угнетенных против угнетателей. Что такое гражданская война, это мы уж как-никак понимали почти с дошкольного возраста.
А как же бомбы замедленного действия, от которых страдают ни в чем не повинные люди, в том числе старики и дети? Нет, сказал мистер Хатчинсон, это делает не настоящая Ирландская республиканская армия, а отколовшееся от нее так называемое "временное" крыло. Настоящие борцы за свободу осуждают этот террор. Экстремисты не верят в действительность мирных средств, не хотят видеть, что даже простые домохозяйки как из католических, так и из протестантских кварталов Белфаста сообща делают все, чтобы восстановить нормальную жизнь для своих детей.
После этой лекции у меня в голове все стало на свои места.
Меня так распирали мысли и чувства после всего услышанного от мистера Хатчинсона, что я в тот же день накатал огромное письмо Леньке. Но отправил его, добавив еще столько же, только после следующего урока мистера Хатчинсона, когда он, как обещал, принес и показал нам черный резиновый цилиндр с заостренным концом, длиной и толщиной как хороший огурец.
- Вот, извольте полюбоваться. Самое свежее достижение британской технической мысли - так называемая резиновая пуля. Исключительно гуманное изобретение: не убивает, а лишь калечит.
Кто-то спросил, зачем, собственно, понадобилось изобретать резиновые пули, разве у английских солдат нет настоящих, свинцовых? Мистер Хатчинсон одобрительно кивнул:
- Хороший вопрос. Резиновые пули облегчают совесть наших солдат. Все-таки стрелять приходится не в чернокожих, к чему английское сознание привычно, а в белых, да к тому же изъясняющихся на том же английском языке. Впрочем, когда прикажут, они стреляют и настоящими. И довольно часто. Но вот эту вещь можно считать вещественным олицетворением британской политики в Северной Ирландии.