18; Декабрь
Без пятнадцати восемь, как раз когда я стою в ванной и старательно крашу губы в ярко-красный, раздается аккуратный стук в дверь. Кошусь в ее сторону, вижу небольшую часть через зеркало, и уже жду, что сейчас ручка дернется и…И Женя столкнется с непреодолимой трудностью в виде замка, на который я закрылась. Улыбаюсь от маленькой мерзости, пусть и нет ничего гениального в том, что я повернула щеколду, а все равно приятно обломать хоть кого-то хоть в чем-то. Вот только когда все действительно происходит, и я уже думаю вернуться с чувством превосходства и триумфа к своему занятию, слышу тихий голос…Кристины.
— Амелия?
Резко поворачиваюсь, я ведь и не ожидала ее услышать. Она так старательно избегала даже взглядом со мной встретиться, а сейчас пришла сама?! С чего вдруг? На полупальчиках, чтобы не выдать себя шпильками, подхожу ближе, останавливаюсь, приложив руку к дверному косяку. Не знаю, чего она хочет, и с одной стороны не хочу знать, но с другой…хочу. Вторая моя половина мечтает разобраться, задать ей все вопросы, которые у меня накопились, узнать ее точку зрения, поговорить наконец, ведь она так близка мне…
«Была! Она БЫЛА тебе близка, не тупи!» — замираю у ручки, а потом прячу руку за спину и утыкаюсь лбом в холодное полотно дерева, — «Нет никакого смысла, только хуже себе сделаю. Нас больше ничего не связывает…Она меня предала!»
— Я знаю, что ты слышишь… — все равно шепчет, глухо, но да, она права, я отчетливо слышу тон ее голоса, который мне не нравится.
Я всегда ненавидела, когда Кристина плакала. Эта чертова спичка стала для меня почти сестрой, и я каждый раз переживала с ней ее взлеты и падения. Я смеялась вместе с ней, плакала, грустила, шла на компромиссы, защищала ее…мне даже сейчас больно слышать в ее голосе эти сраные слезы, которые заставляют и мои глаза гореть.
— Амелия, пожалуйста, прекрати сопротивляться, — всхлипывает, а я жмурюсь, — Поверь мне, у него есть повод делать то, что он делает. Понимаю, что тебя это не касается, что ты считаешь, что с тобой поступили несправедливо, и ты права, но…Все так сложно, Мел. Все очень-очень сложно, и ты многого не знаешь, но Макс…он неплохой человек, и он не навредит тебе, клянусь. Если ты прекратишь его провоцировать, все будет хорошо и…
Я стою, слушаю и бешено моргаю, потому что стараюсь как-то срастить все это и то, что помню о Кристине, которая всегда меня защищала.
«А сейчас что? Когда все успело так поменяться? Когда она перестала быть «моей» и стала «их»? И почему я этого не заметила?»
Я же вообще ничего не замечала, как будто все было, как раньше, но это же не так. В какой-то момент произошел разлом, а я его так и не увидела. Даже сейчас не вижу. Отстраняюсь от двери и делаю маленький шаг назад, потому что не хочу больше слушать. Все, что она скажет — очевидно, а мне это больше неинтересно. Она променяла меня, хотя обещала, что всегда будет видеть меня, а не Лилю. И соврала.
Шаг. Второй. Третий. Четвертый. И…ген «случилось потому что» просыпается, потому что дверь вырастает на моем пути, как по волшебству, и я врезаюсь в нее, оступаюсь и стукаюсь о косяк.
— Амелия?
«Я поверить не могу, что спалилась так фантастически глупо! Как это вообще возможно? Что за бред? ОТКУДА ЗДЕСЬ ДВЕРЬ?! НЕНАВИЖУ ДВЕРИ!» — недоумеваю и ругаюсь про себя, но все равно молчу.
До последнего буду молчать, будто меня и нет здесь вовсе, что Крис сразу понимает. Она то знает, что если я встала в позу, это навсегда, поэтому тяжело вздыхает, пару секунд молчит, а потом словно подается вперед и горячо продолжает.
— Пожалуйста, я тебя умоляю, не делай глупостей. Просто спустись вниз через десять минут…Амелия, прошу тебя ради твоего же блага. Он все равно заставит тебя прийти, он такой же принципиальный, как ты, и теперь это принципиально.
Слышу, как стучат ее шпильки по паркету, а сама перевожу взгляд на себя в зеркале, которое висит в ванной.
«О, Кристина, я обязательно спущусь, даже не сомневайся…» — потому что я подготовилась. Во всех смыслах.
На мне его пиджак, который я затянула на талии черным ремнем с золотой пряжкой, что вытащила из одного из платьев, и босоножки на тонкой шпильке сантиметров одиннадцать-двенадцать.
«Когда-нибудь это будет модно…» — оценивающе смотрю на свое отражение, дохожу до босоножек.
Они черные, с тонкими ремешками и бантами из мягкой, но «стоячей» ткани. Красивые, не могу отрицать этого, и того, что вкус у него все-таки есть. Потом возвращаюсь к лицу, на которое я нанесла яркий макияж: большие, выразительные стрелки и красная помада. Волосы уложены назад, как будто мокрые, и этот последний нюанс придает образу агрессивности.
«Так…» — киваю себе, — «Твоя цель проста. Устроить сцену и вывести Марину из себя. Она должна попытаться тебе врезать, и, судя по всему, ей особого повода и не нужно. Просто. Спровоцируй. Эту. Чертову. Суку. Все! Пошла!»
Большой глоток вина, которое я благополучно украла у Максимилиана, в моем случае что-то вроде «посидеть на дорожку», но перед тем, как выйти, я делаю кое-что еще. Вытаскиваю кулон и кладу его так, чтобы все видели, и я точно не знаю зачем я это делаю. В голове лишь пробегает…
«Кажется, ты собираешься устроить настоящее шоу, малышка? Не просто же так выбрала черное, кружевное и максимально развратное белье, а? Это будет жестко…»
Вполне возможно, но что я теряю?
«Пошла!»
Намерено иду тихо, чтобы…да нет никакой причины, на самом то деле, я тупо хочу его побесить и пощекотать нервы. На часах то уже 20:05, я не выполнила приказ, и чувствую, что это его уже бесит, а мне хорошо. Я улыбаюсь, держась за стеночку, и когда подхожу к столовой, где слышны тихие разговоры, на секунду замираю. Громкий, хлёсткий удар по столу, шумный выдох, смешок Алексея и ровный тон Миши прямое подтверждение всем моим надеждам.
— Успокойся.
— Она, сука, издевается надо мной! — рычит мой тюремщик и, судя по скрипу стула, вскакивает.
Алексей уже ржет в голос, его поддерживает Арай, но Женя обеспокоено шипит:
— Останови его!
— Макс, сядь и выдохни. Она придет.
— Ага, — рычит точно сквозь зубы, — Конечно придет, я…
Резко распахиваю двухстворчатые двери и наслаждаюсь эффектом неожиданности, который пугает Адель с Кристиной, даже Марину заставляет дернуться. Второе «счастье» приходит при виде их лиц, а точнее того, как они меня рассматривают. Арай откровенно открывает рот, Алексей поднимает брови, Михаил улыбается, прикрыв глаза, да боже! Все они водят по мне взглядами и молчат — королевская чета в ауте, а я пребываю в состоянии экстаза, плавно ведя руками по дверным косякам, пока не повисаю на них и не протягиваю.
— Здрасте-е-е…кажется, вы пришли раньше?
Меня устраивает абсолютно все. Каждое выражение лица я кладу в свою копилку, чтобы холить и лелеять их ночами, а особенное место будет занимать он. Максимилиан смотрит на меня настолько удивлено, что, кажется, даже потерял дар речи. Моргает, как придурок, слегка открыл рот, да и маска на его морде натянулась туже обычного, будто кто-то вставил ему в задницу огромную, длинную палку.
Ха! — кажется это вырывается из меня против воли, потому что Рома прячет смешок в кулаке, которым прикрывает губы, но и я не теряюсь. Расправляю плечи и подхожу к столу, где ногой отодвигаю стул и усаживаюсь на него, как королева.
— Ты что… — хрипло шепчет мой тюремщик, но вовремя вспоминает, где находится, откашливается и резко хмурится, — Это что мой пиджак?
— Не знаю. Ты мне скажи. Твой или чей-то еще?
Снова делаю намек на свои «границы», который скорее делаю даже не я, а половина бутылки вина, что я выпила, пока «готовилась к выходу», но он опять его не слышит. Вместо того щурится, плавно садится и ставит локти на стол, сцепляя пальцы в замок — я тут же нахожусь.
— Нельзя ставить локти на стол, милый, это моветон.
— Шлюха будет учить кого-то этикету? — тут же отзывается Марина, на которую зыркает Миша, а та отбивает легким пожатием плечами, — А что? Она похожа на шлюху.
— А ты похожа на фригидную суку, но я же молчу.
Марина плавно, слишком медленно, переводит на меня взгляд, а после также плавно переспрашивает.
— Прости, что ты сказала?
— Хочу выпить.
Ловко стягиваю свой бокал вина, который осушаю до конца. Хмурю носик, пробуя напиток «на зубок» — вяжет рот, но неплохо, должна признать, вот только не признаю. Вместо того отбрасываю бокал себе за спину, высовываю язык и театрально передергиваюсь.
— Не мой напиток.
— Ты… — снова вступает Марина, но я снова ее перебиваю и ору во все горло в сторону кухни.
— МА-А-А-РТА!
Столовая в шоке. Кроме Ромы. Этот козел весь красный от смеха, утыкается в стол и прижимает основания ладоней к глазам, уже не скрывая ржача. Я хочу как-то и его уколоть, но не успеваю — в столовую вваливается эта старая перечница, грузно вдыхая и выдыхая, как паровоз.
— Я хочу текилы, Марта. Принеси.
Естественно на мой выпад она никак не реагирует, ее, кажется, оскорбляет даже взгляд в мою сторону, а может она просто ищет одобрения? Смотрит на Марину в ожидании приказа, ну а я снова радуюсь своему гению — все пока идет так, как я задумала. Плавно перевожу взгляд на Александровскую и мерзко улыбаюсь, откидываясь на спинку стула.
— Фригидная сука, прежде чем давать кому-то советы по этикету, обучи нормально прислугу. Еще один моветон — не обслужить гостя так, как он того хочет. Увы и ах, ты снова теряешь баллы.
Ее аж передергивает. Конечно, очевидно, что она очень самовлюблённая, как и очевидно то, что выслушивать любые замечания и оказываться в проигрышной позиции со мной (конкретно и несколько раз обведено красным) для нее, как кость в горле. Я же сестра Лили, ей такое сложно пережить — еще одна очевидность, — поэтому я получаю, что хочу. Коротким кивком Марту разворачивают в сторону гостиной мне за напитком, а я вдруг резко придвигаюсь к столу, почти на него ложусь и вырываю бокал с вином у Ромы из рук. Тот так и застывает в комичной позе, а я сажусь обратно на место и снова делаю большой глоток.
— Хватит бухать!
— Ты развлекаешься, а другим не даешь? Максюша, так нельзя.
«Уменьшительно-ласкательное» смешит уже Алексея. Он угорает отчетливо, а у второго дьявола за столом так сильно вытягивается лицо, что уши назад отходят, и это почти смешно. Только я не смеюсь, а снова резко смотрю в сторону и ору во все горло.
— МА-А-АРТА!
Прибавляет веселея тот факт, что из гостиной слышится звук разбитого стекла. Угорают уже почти все, кроме Марины, которая долбит меня злым взглядом, и Адель, которая долбит похожим своего парня. Я же закидываю на стол ноги, сложа одну на другую, и смотрю на темно-бордовую жидкость, которую плавно раскачиваю с ухмылкой.
— Знаешь, фригидная-сука-Марина, у меня есть для тебя забавный факт.
— Какой же, маленькая-шлюха-Амелия?
— За такое пару веков назад, я могла бы снять тебе голову с плеч.
Она ловит ступор, и тогда я резко поднимаю взгляд, вежливо улыбаюсь и тихо, играючи протягиваю.
— Потому что моя кровь голубее твоей, дорогая.
Прыскает. Конечно очевидно, что так и будет — она непременно сделала бы именно это, потому что ни за что не покажет, как ее задело: быть ниже меня даже в теории. Но это не теория, на самом то деле. Делаю еще один глоток и откидываю пустой бокал за спину, после чего чинно укладываю руки на подлокотники и, смотря ей в глаза, пожимаю плечами.
— Ты, судя по всему, не веришь.
— О, прости, а ты рассчитывала на это?
— На самом деле нет. Люди вроде тебя, убежденные в своем мнимом превосходстве, всегда считают, что выше них никого нет. Тем более какие-то маленькие заложницы.
— Шлюхи.
— Тебе бы потрахаться, дорогая, раз одни шлюхи на уме.
Парирую ловко, снова задевая больные струны души. Огонь то разгорается, и я усмехаюсь, но потом закатываю глаза и смотрю в потолок, устало вздыхая.
— Так жаль рушить твои фригидные, розовые замки, но…
— Какая ты смелая, я смотрю, что же до этого молчала, как забитая собака?
— Не видела в конфронтации смысла, а сейчас желание заткнуть твой фригидный рот перевесил голос разума. Кстати, перебивать — это еще один моветон. Осторожней, так и в минус уйти недолго.
— Я…
Марта наконец появляется в столовой, перебивая свою «госпожу», и замирает. Ее явно шокирует факт «что-я-себе-позволяю-вообще», но я улыбаюсь «открыто» и «вежливо», указываю на стол и киваю.
— Проходи, дорогая, ставь и вали, но предупреждаю: посмеешь меня еще раз тронуть, я сломаю тебе нос. Надеюсь, я понятно выражаюсь? Не нужно ходить за словариком и переводить все это на вашу итальянскую абракадабру?
Женщина поджимает губы. Вообще, я не очень люблю хамить «старшим», но простите меня, она сама отхватила свою часть «пирога», то бишь сама напросилась и плевать сколько ей лет. Никто не будет бить меня. Я не позволю.
Слежу за ней, как орел за свой жертвой, молчу до тех пор пока она не удаляется от меня на допустимое расстояние, после чего сразу же перевожу взгляд на Марину и улыбаюсь.
— Так вот, забавный факт. Мне известно, что ваша мама кто-то там из аристократии.
— Она из древнего рода, графиня, — не без гордости парирует Марина, на что я скучающе болтаю рукой, даже слегка закатываю глаза.
— Да мне пофиг.
«Клянусь, я слышала, как она сжала вилку аж до скрипа…Не УЛЫБАЙСЯ!»
— Ваш папаша то ничтожество, как ни крути. Он сын обычного солдафона без особого титула и происхождения.
— А ты что ли у нас титулованная?!
— Вообще-то да. Моя мать — норвежская графиня, а мой отец английский лорд. Один плюс один равняется двум, даже ты должна это понимать, так что если мы сейчас разрежем наши руки, моя кровь голубее будет. Я выиграла, а ты отсосала.
Марина наконец молчит, скрежещет зубами, но молчит, видимо подбирает ответ поостроумней, а может мечтает воткнуть мне вилку в глаз, которую мнет до белых костяшек — без понятия. Адель с целью исправить ситуацию и добавить сестре плюсов к карме, смотрит с надеждой на Рому, но тот никак не реагирует. Он то знает, что это правда, и, на великую печаль для своей крошки, наконец поворачивает на нее голову и слегка кивает. Подтверждает мою правоту, не спасает, и ее это дико бесит. Я же чувствую, что Мариночка почти готова, дарю улыбку, но эта сука вдруг берет и рушит мои надежды на скорое окончание, беря себя еще и в руки.
— И что с того? — усмехается, отпивая вина, — Пусть так, но твое происхождение не дает тебе защиты. Ты находишься в заложниках и в моих руках, а не наоборот, малышка. И кто теперь выиграл, а кто отсосал? Кстати, работай получше, с твоей сестрой мой брат не был таким нервным.
Внутри все долбит. Я знаю, что это видно, знаю, что не могу это скрыть, потому что, твою мать, не могу! Она точно также прекрасно чувствует, куда надо бить и как сильно, чтобы вывести меня из равновесия, и, клянусь, я знаю, что и она как будто делает это намерено.
«Марина ищет повода, чтобы мне врезать, но только спровоцировать на первый шаг хочет сама. Кажется, она ведет перекрёстный огонь, ее цель точно такая же, как моя…»
— Надеюсь, что вы закончили, девочки? — усмехается Максимилиан, приподнимая брови, — Можем начинать есть?
— Это хорошо, что ты вспомнила о моей сестре. Она тоже тебя бьет по происхождению.
— О, ну конечно…Ты серьезно думаешь, что это так важно? Ты настолько поверхностна?
— Я то как раз так не думаю, но и не я разыгрываю тут маски-шоу с королевскими коронами, а ты. Думаю, что при таком раскладе тебе будет интересно узнать, что Лилиана…
— Нет ничего, что мне интересно узнать о Лилиане.
— А мне кажется, что ее персона не дает тебе покоя, Мариночка. Не просто же так ты постоянно о ней вспоминаешь. Или стой? Может быть ты тоже влюбилась в нее, как твой недалекий братец?
— Недалекий? — усмехается, — Макс закончил лучший университет в мире с отличием и…
— А кто сказал, что я говорю о нем?
Взгляд моментально тяжелеет стократно, а за столом возникает такая тишина, будто я на небесах сказала, что Бога нет и вообще на мне футболка «Я мечтаю трахнуть Люцифера». Чую, что попала в точку, улыбаюсь шире и, опустив ноги, придвигаюсь к столу.
— Ооо…кажется малыша зовут Мат-вей?
— Заткнись… — предупреждающе шепчет Марина, а следом высказывается и Максимилиан.
— Амелия, тебе лучше закрыть рот.
Показываю ему средний палец, не отрываясь от его сестры, которую так и толкаю вперед. Возможно она это понимала "до", но не теперь — теперь ее кроет. Эмоции взяли вверх, а эмоции что? Залог проигрыша.
— Говорят, что он был влюблен в нее, это правда? Спорю на что угодно, да. Лилиана может быть какой угодно, но мужики от нее просто с ума сходят, а что говорить о юных умах? У дурачка не было и шанса.
Вскакивает, тяжело дыша и краснея. Максимилиан не пытается ее остановить, он примерно также смотрит сейчас на меня, да и никто не пытается. Я снова не веселю, а заставляю ненавидеть себя, и это не сказать, что сильно приятное чувство. Быть «инородным» предметом никогда не может быть приятно, но я стараюсь не акцентировать внимания на этом, лишь на своей цели.
— Что такое, Ма-ри-но-чка? Ты так остро реагируешь на правду. Что? Мама не научила тебя принимать ее смело и хладнокровно? Или она сдохла раньше, чем ты начала складывать такие простые числа?
Ее срывает. Меня бы тоже сорвало, если честно, так что я ее даже понимаю в какой-то степени. Где-то далеко на подсознательном уровне точно, потому что остальное место в моей голове занимает дикая злость. Как в замедленной пленке Марина несется на меня, уже даже замахивается, чтобы раздать мне коробку свиздюлей, но на этот раз то я готова. Резко вскакиваю со стула и врезаюсь плечом ей в солнечное сплетение, подхватываю под бедра и с глухим ударом заваливаю на пол. Точно, как учил Элай. От такого приема она не может и вздохнуть — так ведь нормально можно приложить, — но это не все, что меня сейчас волнует. Параллельно я умудряюсь залезть ей в карман и вытащить ключи от машины, пропустить его в рукав и наклонить руку так, чтобы он проскользнул точно в дырку подкладки и упал во внутренний карман. Не знаю получилось или нет, потому что меня кроет окончательно. Я залезаю сверху и заношу кулак над ее мордой, чтобы забрать свое, но, к сожалению, не успеваю. Меня стаскивают с нее, резко дернув наверх, как игрушечного зверька, а потом относят в сторону. Только разделив нас по разным частям комнаты, ставят на пол, точнее ставит, я же опять знаю, кто это, и этот «кто-то», хватает за предплечья и встряхивает.
— Ты что творишь?!
— Убери руки! — отталкиваю его и отхожу на расстояние, не отрывая взгляда от Марины, которую окружили родственники, — Ха! Жаль я тебе нос не успела разбить, было бы куда лучше! Лишила бы возможности лицезреть твои морщины и долгое отсутствие секса!
Марина порывается снова подбежать ко мне, но ее отталкивает Миша. Орет что-то на итальянском и указывает в сторону двери, ну а я упираю руки в бока и прохожусь вдоль стола. Тяжело дышу, а злость выражаю в глухом, тихом смехе. В этот момент я даже забываю о том, что у меня была какая-то цель, все что я чувствую — это глубокое удовлетворение. Кровь за кровь. Ну или почти, и все равно греет. Только когда это чувство победы отступает, я легко касаюсь своего правого кармана и нахожу там желанный предмет, а это значит…
«НЕЖЕЛИ ПОЛУЧИЛОСЬ?!»
ХА! ХА-ХА-ХА! Получилось еще как! Сегодня реально сплошной день удовлетворений, и это просто прекрасно! Останавливаюсь, отгибаю голову назад и вдыхаю, выдыхаю, снова повторяю процедуру, и, казалось, можно было бы и уйти, но…мне мало. Я плавно поворачиваю голову на двух стоящих на ногах братьев, а потом слегка жму плечами.
— Что не так? В моем мире вопросы решаются просто: кровь за кровь. А теперь я готова поесть.
Обхожу стол с остальными присутствующими, которые вскочили — да, но подбежать так и не успели, плюхаюсь на свое место. Они за моей спиной, два урагана, чью сладкую сестричку только что жестко спустили на землю, но мне плевать. Я двигаю тарелку к себе, беру первую, попавшуюся ложку и отправляю в рот остывший суп — на это мне тоже плевать. Я просто хочу, чтобы они сели, потому что я еще не закончила.
Они стоят недолго, а возвращаются втроем. Видимо переживали, что мы с Мариной снова подеремся, и явно не зря. Когда она занимает свое место, ее взгляд такой гневный и тяжелый, будто бетонная плита. Я поднимаю свой игривый, подмигиваю ей, что снова рвет эту суку с места, но Максимилиан жесткой хваткой на плечах сажает ее обратно и рычит:
— Села, твою мать. Прекрати заниматься херней.
Марина дергается и скидывает его хватку, а потом сдирает со стола за бокал и делает огромный, полный злости глоток. Все заняли свои места, словно ничего и не было, но еще как было. Им не удается полностью замять неприятные воспоминания, на что я усмехаюсь, а потом отгибаюсь, смотрю на Максимилиана и толкаю тарелку со стола. Его брови моментально падают на глаза, а я жму плечами и шепотом тяну.
— У-упс.
Он резко, сильно бьет по столу, так что некоторые, пустые бокалы падают и разбиваются, а Адель, как представитель класса «нежных принцесс» даже вздрагивает. Но я то не нежная принцесса, мне все равно — я улыбаюсь.
— Хочу выпить за вас, королевское семейство…
— Клянусь богом, Амелия, если ты сейчас не заткнешься, я за себя не ручаюсь, — хрипло, тихо произносит мой тюремщик, но я забиваю болт, берусь за горлышко бутылки с текилой и цыкаю.
— Страшно. Правда.
Наследный принц вскакивает. Думаю, что еще секунда, и его высочество побежит ко мне, роняя тапки, чтобы снова схватить и отволочь в комнату, поэтому я резко смотрю на него, так получается, что исподлобья, и угрожающе цежу сквозь зубы.
— Посади жопу на стул, господин Александровский, мой тост тебе очень понравится. Гарантирую. Он принесет тебе…научное удовлетворение.
Пыл Максимилиана утихает, конечно не до конца, я ведь все еще вижу языки пламени на дне зеленых глаз, но любопытство пересиливает. Он щурится, не двигается, но и не садится, да я и не рассчитывала на это — никогда хороший бизнесмен не пойдет на поводу своей инвестиции, так ведь? Но мне и этого достаточно. Я улыбаюсь широко, от злости, конечно же, а не от большой искренности, стягиваю бокал с водой, резко его опустошаю, вылив содержимое через плечо. Отвинчиваю крышку, разглядывая каждого по очереди, а потом резко смотрю на Рому и издаю смешок.
— Ты будешь первым, мой дорогой друг.
«Мой дорогой друг» смотрит на меня повинно, его голубые глаза так и искрят сожалением, которое меня только сильнее бесит. Я наклоняю голову на бок вместе с бутылкой, из которой наливаю в бокал навскидку первые пятьдесят грамм водки из кактуса.
— Я хочу выпить за человека, которого считала своим братом. Того, кто видел, как я росла и рос вместе со мной, кто был вхож в мою семью и фактически ей же и считался. И единственного человека, который спросил моего мнения перед тем, как меня же и предать…
Рома опускает глаза в тарелку, краснеет, его правый желвак начинает играть, ну а я приближаюсь и усмехаюсь, кивая.
— Помню, как в детстве ты сделал мне предложение выйти за тебя…
Резко смотрит на меня, чувствую что Адель негодует, требовательно ожидая объяснений, но сейчас она не «королева бала», потому что ни он, ни я не обращаем на ее персону и толики внимания. Все оно сейчас направлено друг на друга, и я придвигаюсь ближе, тихо добавляя:
— Знаешь о чем я очень сильно жалею? Что встала между тобой и Элаем. Надо было позволить ему сломать тебе колени, как он давно мечтал. Ты ему никогда не нравился, он всегда говорил, что рожа у тебя крысиная, так что извини, но я бы за тебя не вышла.
Рома прикрывает на секунду глаза, понимает, как сильно потом ему влетит от его чудной девушки, и если когда-то меня волновало это, сейчас абсолютно нет. Я лишь добавляю.
— Мне вот интересно, ты воткнул мне в спину нож, потому что я сожрала твое кольцо за три дня, а ты свое хранил еще год? Тогда ты прав, я заслужила чего и похуже.
Отстраняюсь также стремительно, как приблизилась и улыбаюсь, а потом перевожу стальной взгляд на Кристину, слегка пожимая плечами.
— Раз уж речь зашла за семью, настала твоя очередь быть упомянутой, моя дорогая подруга.
Арай чуть подается вперед, словно желая защитить Крис, которая опускает глаза и слегка закусывает губу. Обычно она так делала, когда вот-вот должна была разрыдаться, и меня бы это тоже остановило…раньше. Раньше вообще многое было по-другому, потому что сейчас нет абсолютно ничего, что сдержит меня и заставит «не хотеть» причинить ей боль.
— Хочу выпить за твои прекрасные, актерские способности, Кристина. Ты играла просто превосходно, я даже не знала, что живу с кем-то, кто вполне мог бы отхватить Оскар за лучшую женскую роль второго плана. Поздравляю! И спасибо тебе за то, что выполнила свое обещание — видела меня, а не мою сестру.
Наливаю еще пятьдесят грамм, смотря ей в глаза, которые «подруга» не выдержала и подняла. Вижу в них те самые слезы, но ничего не чувствую, усмехаюсь и смотрю на Адель.
— И за тебя я тоже хочу выпить, дорогая.
Адель не разделяет настояния Рома и Кристина, она настроена решительно. Зло. С ненавистью. Меня это забавляет еще больше. Я смотрю на нее почти минуту, потом медленно наклоняю горлышко бутылки, но сразу же отклоняю его обратно и слегка мотаю головой.
— Хотя знаешь? Ты этого не стоишь.
— Очень обидно.
— Пока нет, но сейчас будет действительно очень обидно. Ты пустышка, Адель, и из себя ничего не представляешь. Все, на что ты способна — это махать ногами и красиво улыбаться. Твоя сестра пусть и фригидная, злобная сука, но она хотя бы сильная, ты же — ничтожество. Тупая, поверхностная блондинка, потолок которой быть женой, светить лицом, раздвигать ноги и рожать. Единственное, в чем был прав ваш папаша — в этом. Он то прекрасно видит, что его любимая жемчужинка на самом деле…
— Я пустышка?! — перебивает, повышая голос, а потом резко придвигается и шипит точно змея, — Да будет тебе известно, все это — мой план. Это я их всех объединила и…
— Мне это известно, — спокойно перебиваю ее в ответ и улыбаюсь уголком губ, — Я же так долго тебя к этому подталкивала.
— Что?!
Она негодует, раздувает ноздри, а я тихо смеюсь и плавно оглядываю ее старших братьев и сестру, после чего пожимаю плечами.
— Да бросьте, ваша сестра — тупая сука в квадрате, и вы действительно думали, что она могла сама додуматься до «объединения»? Ха! Тогда у меня для вас плохие новости, вы никогда не победите своего папашу, потому что ума не хватит. Как у этой…
— Давай-ка полегче, твою мать, — рычит Алексей, который, видимо, дошел до кондиции, даже передоза «оскорблениями» в адрес любимой сестренки.
— Лешенька, ты подожди, дорогой, дойдем и до тебя.
— Не называй меня так, для тебя я…
— Расскажешь попозже, — махаю рукой в его сторону, а сама перевожу внимание на Арая и киваю, — Конечно же ты.
Бутылка уже под наклоном, и в бокал льется новая порция алкоголя, а я усмехаюсь и пожимаю плечами.
— Твой вклад в науку невосполним, дорогой мой человек, а в судействе тебе и вовсе нет равных…
Арай хмурится. Он явно не понимает, что я несу, но я знаю, что это только пока.
«Сейчас ты все поймешь…и тыпоймешь наконец, если сам так и не догадался, господин Александровский…»
— Думаю, что если бы существовала премия в области подстрекательства и дружеской поддержки, ты бы ее непременно взял. Как хорошо, наверно, иметь такого чудного товарища, который и в халупе с тобой поживет, и в заговор влезет, и разрубит стороны одного договора. Выступит в роли рефери, а потом будет всеми силами помогать достигнуть цели…эксперимента.
Вот он этот прекрасный момент. Арай плавно отгибает голову назад, в его глазах появляется малая толика прозрения, он быстро смотрит в сторону. И я знаю на кого, на кого же еще то? Но я усмехаюсь, продолжая вкручивать взгляд именно в него, киваю.
— Я оценила твои познания в области биологии, а твое желание зафиксировать результаты достойны величайших почестей. Спасибо за такое рвение.
Краем глаза вижу, что Кристина смотрит на него также требовательно, как Адель, ждет объяснений, но он лишь мельком касается ее взглядом, после чего опускает его в тарелку, как Рома.
«Неужели стыдно? Не, это вряд ли…» — снова возвращаюсь к Алексею, который отвечает мне стойко, хотя я и вижу тень страха на дне голубых глаз, — «Ты боишься? Интересно чего?»
Хмыкаю. Наклоняю бутылку.
— Ты мне ничего не должен, конечно же, ты мне не друг и даже не приятель, но я не могу обойти стороной вторую сторону этой чудной сделки, а точнее противоборствующую сторону эксперимента. Спасибо, что поддержал его, это так…по-человечески. Настя может гордиться сыном, которого воспитала. Знаешь? Забавно, но она всегда боялась, что ты станешь похожим на вашего отца. Наверно ей приятно было узнать, что по итогу так и вышло. Как там говорят? От осинки не родятся апельсинки и бла-бла-бла. Но я сочувствую твоему проигрышу, извини меня, не оправдала твоего доверия.
Я его почти не знаю, поэтому мне сложно сказать, о чем он думает и что чувствует, но я точно вижу, как напоминания о матери попадают в цель. Ему это неприятно, пусть он и пытается держаться стойко, как скала. Да и какая разница? Я наконец дошла до главного.
Перевожу взгляд на Максимилиана, который наконец-то все осознал и понял. Его то я читаю, как открытую книгу, и вижу это. Принц удивлен, немного напуган даже, ему дико неприятно, но он пытается держать лицо. А еще он пытается говорить со мной взглядом, но я отбиваю эту попытку, потому что не хочу, а значит не буду. Все, чего я сейчас хочу — это ударить его также сильно, как он меня, пусть и знаю, что мне так никогда не удасться.
Плавно поднимаюсь на ноги и в последний раз наклоняю горлышко бутылки над бокалом, и пока льется алкоголь, я за этим наблюдаю и усмехаюсь.
— Забавно получается то, да, Максимилиан Петрович? Вас оставили на сладкое, и пусть Вы последний, но Вам я выкажу гораздо больше почестей, так что не печальтесь. Очередность тут не главное…
Резко поднимаю взгляд, откидываю бутылку на пол, а потом берусь за бокал и поднимаю его. Вышло чуть больше половины, и я собираюсь выпить все до капли, но сначала скажу пару слов, которые сейчас подбираю, глядя ему в глаза. Чувствую слезу, но ее я быстро стираю и улыбаюсь, наклоняю голову на бок, изучаю его еще немного, а потом тихо заканчиваю этот балаган.
— Вас я хочу поблагодарить за многое. За то, что Вы потратили на мою скромную персону целый год, за то, что так ловко сочиняли столько тонн лжи. За то, что расширили мои границы отдельное спасибо с низким поклоном. Спасибо Вам за то, что переступали через себя, общаясь со мной, за то, что пошли на такие жертвы, как игнорирования своего типажа в пользу тупой, малолетней сучки. Наверно это было очень сложно, представляю, как сильно Вам приходилось напрягаться ради дела, так что минимум, что я могу сделать — это сказать еще одно «спасибо». Но…
— Прекрати.
— …Но больше всего я хочу поблагодарить Вас за то, что вы поспорили с вашими друзьями на мою ничтожную задницу, лишили меня девственности и записали это все на видео, которое после отправили всем своим высокоморальным и благородным друзьям.
Краем глаза вижу, как Марина плавно переводит взгляд на своего брата, как Миша делает тоже, и, наверно, они не были в курсе…
«Или просто не ожидали, что я подниму эту тему за столом…Камон, ты действительно думаешь, что кто-то здесь был не в курсе? Ха!»
Действительно… «ха». Приподнимаю бокал, как бы говоря «вздрогнем», и начинаю пить. Текила обжигает горло, вообще напиток так себе, но это дело принципа добить до конца, что мне, само собой, не позволяют сделать. Точнее явно не хотят этого, ведь я вижу, как ко мне стремительно приближается мой тюремщик. Бунт на корабле, понятное дело, надо прекратить и прекратить жестко, только такое положение дел меня не устраивает.
Швыряю бокал в его сторону и попадаю в ноги, точнее под них. Хрусталь бьется звонко, обливая штанины господина фонтаном брызг, на что он не обращает внимания. Мне удается выиграть лишь секунду, движение снова набирает обороты, и тогда я толкаю в его сторону стул, поставив на него ногу и приложив максимум своих сил. Резная мебель попадает точно ему в колено, Максимилиан спотыкается, и я отхожу на безопасное расстояние, так что теперь нас разделяет стол.
— Господин Александровский, вам необязательно подходить, чтобы я поняла ваш приказ. Самые грязные шлюхи Москвы читают его по глазам.
Берусь за кожаный ремень и усмехаюсь, начиная его расстегивать.
— Ну и? Кого мне обслужить сначала? Может быть Ромочку? Трахнет для разнообразия «не-бревно», вы же многому меня научили, чтобы я им не была.
Максимилиан молчит, тяжело дышит и смотрит исключительно на мои руки. Желваки танцуют ча-ча-ча, я даже вижу венку на его шеи и лбу, улыбаюсь сильнее, откидывая в сторону первую часть своей одежды, берусь за пуговицы.
— Может быть Арая? Кристина, как тварь дрожащая и безропотная, простит ему и это. Простила же, что он поверил в наличие и у нее «гена шлюхи». Поплачет конечно, но ей не привыкать плакать и прощать.
— Только попробуй, — хрипло выдыхает почти неслышно, но я слышу каждое слово и жму плечами.
— А может быть сразу Вашего брата, хозяин? Ну…чтобы он точно понял, кто здесь победитель и кому достанется главный приз.
Скидываю с плеч его пиджак и разворачиваюсь в сторону Алексея, который сидит через стул от моего нового местоположения.
«Какое… совпадение…» — мерзко улыбаюсь про себя и снаружи, подхожу ближе, так как он упорно на меня не смотрит.
И продолжает «не смотреть». Алексей, прижав кулак к губам и облокотившись на один подлокотник, не поднимает глаз. Он смотрит куда угодно, но не на меня, и это даже забавно. Я тихо смеюсь, делаю еще один шаг, встаю точно перед ним и наклоняю голову на бок.
— Что такое, Алексей Петрович? Ваш брат сказал, что я вам очень даже «приглянулась». Ну и? Теперь я готова послушать, как вы хотите, чтобы я вас называла, а главное, что вы хотите, чтобы я делала.
Резко поднимает голубые глаза, но смотрит не на очевидное, а в мои, тихо предупреждая.
— Советую тебе остановиться сейчас, Амелия. Не продолжай. Тебе очень не понравится то, что будет, если ты не прекратишь.
«Какие высокопарные речи…» — издаю еще один злой смешок и завожу руки за спину и касаюсь застежки бюстгальтера, но не успеваю даже подумать, чтобы его расстегнуть.
Меня очень сильно дергают за руку, жестко сжимают, намного жестче, чем до, и куда как больнее, и с силой буквально вбивают в стену. Я ударяюсь затылком, чувствую давление на своей шеи, а также характерный, опасный аромат этого самого давления, смешанный с запахом зеленых яблок. Не удивлена нисколько. Медленно поворачиваю голову и сталкиваюсь взглядом с самым настоящим разъяренным хищником, но не боюсь. Мне вообще не страшно, я так дико злюсь, что даже намека на вибрации внутреннего датчика не чувствую. Вместо того собираюсь и плюю в лицо наследному принцу и начинаю тихо смеяться, наблюдая за тем, как ему опускает забрало.
«Мне конец…» — пищит что-то рациональное внутри меня, но дикая, горделивая половина хлопает в ладоши и ликует в ответ, — «Плевать! Это того стоило!»