18; Декабрь
Грань I. Михаил
— …Когда мы были в доме, приезжал ваш отец.
Выпаливаю это так неожиданно, что заставляю старшего отпрыска королевского семейства подавиться, и неловко отгибаю уголки губ, прошептав.
— Прости…
— Ничего страшного, — усмехается, потом проглатывает здоровенный кусок оладушка и кивает, — Знаю.
— Он рассказал?
— Он никогда бы этого не сделал, но по его лицу я все понял.
— Так происходит…
— Всегда, — перебивает, сурово смотря мне в глаза, — Так происходит каждый раз, когда мы делаем что-то не так, как он хочет. С самого детства…
— Нельзя спрашивать, да? Я лезу не в свое дело?
— Лезешь, но ты уже вовлечена, и меньшее, что ты можешь — это узнать правду. Может быть тогда тебе будет понятнее почему все происходит так, как происходит.
— Думаешь, что я вас осуждаю?
— Думаю, что ты осуждаешь Макса. Я этого не хочу.
— Поэтому повез меня к Матвею? Чтобы обелить его образ в моих глазах? — Михаил слегка улыбается и кивает, — Зачем? Какая разница, что я думаю?
— Ты еще молода…
— Ой, только не надо мне это говорить! — устало цыкаю и откидываюсь на спинку стула, закатив глаза, — Я всю жизнь слушаю: «ти есчо сьлищкьом молодья, сьтьоби поньать…»
Мои театральные, фигурные передразнивания заставляют Михаила громко рассмеяться, и так это заразительно у него получается, что я невольно поддерживаю. Не могу сдержаться, хотя и пытаюсь стать Снежной королевой — не-а, мимо. Михаил перестает даже раньше меня, а когда я это замечаю, вытягиваюсь по струнке, потому что взгляд у него какой-то слишком уж странный…
— Чего так пялишься?
— Ты очень милая.
Краснею, как по щелчку пальцев, а потом резко прижимаю ладони к щекам, состроив бровки домиком, и выпаливаю первое, что приходит в голову. Конечно же, очередную глупость, не иначе как…
— Я с женатыми мужиками не мучу. Имей ввиду!
Михаил резко перестает даже улыбаться, зато из меня вырывается смешок, скорее нервный, разумеется, но зато очень животрепещущий. Я прям прыскаю, как в плохих комедиях прыскают чаям, и это считай Армагеддон для приличной публики…
— Прости… — еле слышно шепчу, закрыв рот рукой, но через миг он снова начинает громко смеяться.
«Прямо какой-то громогласный богатырь…» — притихнув, думаю и наблюдаю, а когда он наконец успокаивается, подтирая глаза салфеткой.
— М-да…теперь все понятно.
— Что понятно?
— Да так. Амелия, дорогая, извини, но дети меня тоже не интересуют, к тому же я люблю свою жену. Мне кроме нее никто не нужен.
— Видно, что ты ее любишь. Только на нее и смотришь…
— Все то ты видишь…
Жму плечами и беру еще одну оладушку и наблюдаю за тем, как макаю его в мед, чтобы скрыть свою грусть. Слишком уж свежи мои раны…
— Он тебе что-то сказал, да?
— Не хочу об этом говорить.
— Сказал… — устало выдыхает, потом неожиданно приближается и тихо, серьезно говорит, — Для Макса это недопустимо — видеть его слабость не должен никто. Он всегда кусает и делает это сильно, если…
— Я не хочу об этом говорить, — с нажимом перебиваю, встаю и отхожу к окну, сложа руки на груди.
На самом деле хочу. На самом деле я брежу идеей разобраться, какого хрена произошло, но не могу позволить себе так низко пасть: расспрашивать о человеке, которому на тебя настолько насрать, который так тебя унизил, для моего самолюбия все равно что выполнить харакири! Но…
«Михаил такой мягкий…может и можно попробовать?…» — бросаю на него взгляд.
Старший сын Александровского сидит и смотрит на меня прямо, без обиняков, и я решаюсь, правда смотреть на него все равно не могу. Отворачиваюсь в сторону окна, сжимаю себя руками и хмурюсь.
— Он называл его подполковник.
— Знаю. Это его армейское звание. Он каждый раз требует, чтобы к нему обращались именно так.
— Он всегда так делает?
— Да, с детства. Единственный, кого не били — это Матвей.
— Да, Макс сказал, что он часто болел в детстве. А еще… — облизываю губы и тихо вздыхаю, — Макс ему не ответил.
— Потому что тогда было бы хуже.
— Куда еще хуже? — жалобно спрашиваю, быстро вытерев слезу, которая уже бежит по щеке, — Он избивал его так жестоко…
— Макса он всегда бил с особой жестокостью и силой, наверно потому что он больше всех сопротивляется и всегда сопротивлялся…
— А за что в этот раз? Я даже не поняла. Он сказал «за вольность»…
— Перевожу: за квартиры.
— Но что в этом такого? У него у самого половина Москвы в кармане!
— То у него, — хмыкает и жмет плечами, — Ему можно все, нам нет. Все, чем мы владеем, должно проходить через его контроль. Никаких вольностей. И естественно я говорю о чем-то весомом, а не о глупостях. О чем-то типа инвестиции. Любой. Будь то квартира, участок, дом или машины. Он должен одобрить все аспекты наших жизней.
— Как вы так живете? — тихо спрашиваю, наконец посмотрев ему в глаза, — Это же невозможно…Ваша внешность, деньги, одежда, наконец!
— Мы привыкли, Амелия. Когда с детства тебя дрессируют так, как это делал он…
— Но вы ведь не собаки!
— Я очень ценю, что ты это понимаешь и сочувствуешь нам.
Жму плечами.
— Я же не изверг.
Он улыбается.
— И все равно спасибо.
— Можешь не…эм…рассказывать, что я спрашивала?
— О нет, что ты. В ваши отношения лезть я не буду ни за что — это чревато.
«Нет никаких отношений. Он любит Лилиану…» — думаю, но не произношу, потому что не хочу слышать ни утешений, ни жалости, ни попыток меня подбодрить — хватит. Это уже слишком.
— Ну что ж…пойду я. Заеду еще на днях. Если что — звони.
Иду за ним по коридору, когда слышу последнюю реплику, останавливаюсь. Михаил натягивает свое пальто, но замечает это и приподнимает брови.
— Что такое?
— Я не могу никому звонить, кроме него.
— О, правда? Тогда очень жаль, что я добавил свой номер в твою телефонную книгу.
— Зачем?
— Вдруг что-то случится.
— Например?
— Ну не знаю…может быть ты захочешь увидеться с кем-то?
«Женя…» — мне вдруг становится дико стыдно. Я отвожу глаза, неловко переступаю с ноги на ногу, кусаю губу.
— Я так ее обидела тогда в последний раз…
— Она не злится на тебя.
— Мне жаль, — уже уверенно заявляю, расправив плечи и смотря точно ему в глаза, — Мне правда очень жаль. То, что я сказала — нельзя было этого делать. Я просто очень сильно злилась…
— И снова, Амелия, у нас есть дети. Мы все прекрасно понимаем. Закроешь за мной?
Я улыбаюсь, когда подхожу к двери, ведь мне словно камень с души сняли, и это просто прекрасно. А еще лучше слышать то, что он добавляет перед тем, как уйти.
— Если захочешь, позвони мне, и я привезу Женю сюда. К сожалению, вам нельзя встречаться в городе на всякий случай, но здесь или, например, у нас…
— Ты пустишь меня в свой дом?
— Только без оружия. Можете устроить девичник.
— Я подумаю. Спасибо большое.
— Брось, я ничего не сделал. Это скорее даже для меня больше, чем для тебя.
— В смысле?
— Думаешь каково это жить среди одних женщин? М?
Михаил напоследок дёргает бровями, прежде чем спуститься по лестнице, а я все думаю, глядя ему в спину.
«Даже не верится, что он — его сын…»
И правда. Разница слишком разительная.
Грань II. Алексей
Вторым ко мне приезжает Алексей и привозит Лýну. Она с гипсом на передней лапке, который смешно перевязан розовым носком «чтобы не пачкать» (прямая цитата дьявола похолоднее). Я недоверчиво кошусь на него, а в голове так и крутится:
«Ты сам его резал и надевал?» — но я решаю не задавать такие компрометирующие вопросы, обличающие душу, вместо того как бы невзначай интересуюсь.
— Ну и? Будешь осматривать квартиру?
— В этом нет нужды, — спокойно отвечает, разглядывая пейзаж за окном, — Я знаю, что ты не выходила никуда, кроме как в продуктовый. Странно вообще для человека, который так рвался на улицу…
— Вообще-то я как раз собираюсь.
Алексей оборачивается, приподняв брови, а я жму плечами.
— Что? Мне надо в магазин.
— Снова собралась скупать брендовые шмотки?
— Вообще-то нет. Хочу купить кое что для дома, ну и да…шмотки тоже. Немного. Недорогие.
— Оправдываешься?
— Отвечаю на вопрос.
Усмехается моим ловким «па», и я ловлю момент, снова как бы невзначай спрашиваю:
— Он сдал те вещи?
— Мне по чем знать? — жмет плечами, а сам смотрит хитро-хитро, — Спроси у него сама, он же тебе пишет.
И то верно. Макс пишет мне каждый раз, когда я покидаю двор, словно постоянно сидит и мониторит меня на экране своего компьютера/телефона. Я никогда не даю поводов развить беседу, потому что раз уж решили держать дистанцию, которую он так хотел — пусть получает. Поэтому фыркаю и отворачиваюсь, чтобы взять свой вязанный свитер.
— Нет, спасибо. Мы не общаемся.
— О да, я наслышан…
Выгибаю брови, но не даю реакции.
«Нет! Решила вычеркнуть его из жизни, иди до конца!»
— Может тебя подкинуть?
— С чего вдруг? — усмехаюсь нелепости сказанного, — Ты ж меня не выносишь?
— Любишь делать огульные выводы?
— Не люблю слово «огульные» — оно странное.
— Трогательное откровение. И все же?
— Не люблю, но ты сам напрашиваешься.
— Понятно-понятно. Ну ладно, тогда теперь я напрашиваюсь составить тебе компанию. «Для дома» — это же явно что-то тяжелое? Или испугалась?
Фыркаю, потому что «ага, ща-а-з!», так и оказываюсь в его машине. А тачка просто класс, я в таких никогда раньше не сидела, их ведь в России всего то дай бог несколько штук. Астон Мартин — это вам не Мерседес или BMW, каких просто куча, это высший уровень. Алексей замечает мое восторженное выражение лица, которое я не успеваю, да и забываю, по правде говоря, спрятать, и протягивает.
— Нравится?
Смотрю на него и диву даюсь.
«Он аж грудь вперед выпятил, будто это чудо автопрома — его рук дело!» — скучающе моргаю, он фигурно выгибает брови.
— Что?
— Вроде взрослый, а ведешь себя, как ребенок.
— Почему это?
— Потому это! Как павлин хвост распушил, угомонись уже! Тачка огонь, да, но тебе это плюсов не прибавляет. Мальчишки…
Моя тирада приводит его в шок, он аж рот открывает, а я вдруг начинаю громко и звонко смеяться.
«Спорю на что угодно, что такое он слышит впервые!»
— Ну хорошо… — цедит сквозь зубы, потом резко переключает скорость и щурится, — Плюсов мне не прибавляет тачка?! Посмотрим!
О. Мой. Бог. Кажется я разбудила вулкан! Запомните, никогда не смейтесь над мужчинами и их отношению к их же машинам — это чревато микро и макро инсультами, потому что, кажется, Алексей решил доказать мне все сразу: и «огневую мощь» машины, и свои умения ей управлять.
— Ты просто псих! — восторженно и до сих пор говорю о том, как мы прокатились по МКАДу, даже не смотря на то, что мы уже в магазине!
Поездка была действительно крышесносной: он водит машину так хорошо, так ловко перестраивается из ряда в ряд, так быстро! Мы ехали почти двести километров в час по достаточно плотному потоку, да еще и зимой! И при том, что я всегда думала, что это не зимняя машина! Оказалось, что если у тебя достаточно денег, то зимней может стать даже Феррари. Сноска: у него она тоже была.
Алексей тихо посмеивается, кивает, а я снова на него кошусь, и сразу палюсь перед холодным дьяволом, который теперь, правда, не кажется таким уж ледяным.
— Что?
— Не ожидала от тебя такого.
— Почему?
— Ты спокойный, а водишь совсем неспокойно.
— Я не сказал бы, что спокойный, просто хорошо себя контролирую. Ты явно любишь скорость, обычно такое пугает…
— Да не то, чтобы люблю, но машины да…
— У нас целый парк. Коллекция.
— У кого?
— У нас с Максом. Мы эту страсть разделяем на двоих.
Меня немного коробит напоминание о Максе и о том, что они «делят на двоих», поэтому я предпочитаю не вникать, а лучше уточнить о машинах.
— И какие же у тебя есть? Помимо Феррари.
— Да разные. Начиная с Порша заканчивая Ламбой, Феррари. У нас очень большой автопарк, только мне нравятся мерседесы, которые Макс не признает вообще, а я ненавижу BMW, которые он обожает.
«Снова Макс…черт бы его побрал!»
— А есть Бугатти? — Алексей хитро на меня смотрит, что является своеобразным ответом на вопрос, в который я, правда, не верю и расширяю глаза, — Не может быть…
— Да, есть. Одна.
— Вот это по-настоящему круто…
Мы подходим к разделу со спальным бельем, а я улыбаюсь, как дура, уставившись на полки.
— Ты приехала в строительный за постельным…бельем? В квартире же оно итак есть.
— Оно не мое, я не буду спать на чужом.
Отрезаю, начиная свой процесс выбора, в который стараюсь углубиться как можно сильнее, чтобы не обращать на его поднятые брови. Жаль не выходит. Он так пялится, как придурок, что я чувствую его взгляд затылком, резко оборачиваюсь и цыкаю.
— Ну что?!
— Оно сделано хрен пойми из чего! Брезент какой-то!
— Нормальное оно! Из сатина! — указываю на упаковку и киваю, — А вот это из вязи! Никакого брезента!
— Пошли в нормальный лучше, что ты…
— Ага, сейчас! — фыркаю, — В твоем «нормальном» один комплект стоит тысяч пятьдесят! Нет, спасибо! Мне достаточно этого…
Счастливо выуживаю из кучи постельное белье с пушистыми лисичками и аж сияю, рассматривая его.
— Смотри какое классное…Еще я возьму со звездочками и динозавриками!
— Какой кошмар…
— Ты брюзга!
— Я просто не люблю спать на фанере…
— Брюзга совершенно точно! Даже Макс не такой, он покупал здесь постельное однажды…
Прикусываю язык, ругая себя за то, что подняла эту тему и вообще вспомнила это имя, но как-то все это в купе само вылетело. Теперь надо расплачиваться…
— Ни за что не поверю, чтобы Макс покупал белье здесь.
— Я показала ему картинку, он поехал и купил! Давай…
Мои попытки перевести тему схлопываются из-за жирнючего обстоятельства, которое просто нереально игнорировать: Алексей смотрит на меня так снисходительно-намекающе, подняв брови, и я замираю с единственно верной догадкой.
— Вот…козел! Он меня обманул, да?!
— Прости, — со смехом кивает, за что получает тычок в бок, — Ау! Полегче!
— Алексей…
— Стоп. Лекс. Называй меня так, а не полным именем — это дико странно и режет слух.
— Ну ладно…Лекс.
Примерно так и проходит весь наш поход по магазином. Мы смеемся (да-да, смеемся!), о чем-то говорим, просто о мелочах. Забавно наблюдать, как он старается задавить свой снобизм каждый раз, когда мы заходим в магазин, который сам то стоит, как одно его пальто, но он правда старается. Никаких комментариев, ничего лишнего или того, что могло бы меня смутить…И я это ценю, поэтому домой мы возвращаемся в прекрасном расположении духа оба, правда только часа через четыре.
— Миша говорил, что ты тут готовишь?… — с какой-то глупой надеждой спрашивает, отгрузив пакеты на пол, и я киваю.
— Ну да. Хочешь есть?
— Неплохо было бы.
— У меня готов борщ. Будешь?
— Борщ? Вы точно родственники с Лилей? Не представляю ее у плиты.
— Зря ты так. Она умеет готовить и очень неплохо, но только под настроение.
Мы проходим на кухню, где я достаю кастрюлю и наливаю ему тарелку и ставлю в микроволновку. Поворачиваюсь. Лекс сидит за столом и улыбается, как дурак, ну и конечно же я не могу не засунуть свой нос…
— Что-то смешное нашел?
— Ага. Брата своего.
— М. Понятно…
Он опускает руку с телефоном и слегка наклоняет голову на бок, а я опять стараюсь игнорировать этот его взгляд, но снова не выдерживаю.
— Ну что?
— Ты весь день делаешь вид, что не слышишь его имя.
— Это вопрос?
— Утверждение.
— Не хочу его слышать и говорить о нем тоже.
— Обидел тебя?
— А что? Хочешь защитить?
— О нет, я влезать в ваши отношения не собираюсь. Я ж не дурак.
— Нет никаких отношений… — зачем-то тихо говорю, нахмурив брови, — Он сказал, что любит Лилиану.
Микроволновка издает перезвон, и я вынимаю тарелку, надеясь избежать разговора, но Лекс и не собирается идти на поводу глупых мыслей — он собирается гнуть свою линию.
— Он не мог так сказать.
— Ну хорошо! Он не сказал, но когда я спросила — промолчал.
— И ты все решила за него?
— Несложно что-то решить, когда потом на тебя выливают ушат дерьма ни за что!
— Наорал?
— Да.
— После отца?
— Да.
— После того, как он принудил его проводить с ней время?
— Да.
— И тебя что-то удивляет?
— Нет, — устало выдыхаю, сажусь на стул рядом и тру глаза ладонями, — Он мне все рассказал, так что не удивляет. Сложно общаться с женщиной, которую ты любишь…
— Еще раз. Он ее не любит.
— Я что-то сильно сомневаюсь.
— Зря, — Лекс берет ложку в руку и отправляет первую в рот, а через миг расширяет глаза, — Черт! Очень вкусно, как в детстве!
— Спасибо…
— О чем это мы?
— О твоем детстве.
— Ах да, о Максе и Лилиане…
Заговорщически подмигивает, на что я закатываю глаза.
«Черт, не удалось соскочить…»
— Ее предательство было воистину фантастическим. Амелия, она ушла от него не просто к кому-то, а к его отцу. Как ты думаешь, сильный отпечаток это оставит на тебе?
— Сильный, но это не значит, что он перестанет ее любить. Я видела его глаза и…он так о ней говорил. Когда орал всю эту грязь про офис, он сказал «люблю» в настоящем времени. «Женщина, которую я люблю».
— Он привык так говорить и думать, но я вижу, что все изменилось.
Замираю. Смотрю на него, как на придурка, а тот усмехается.
— Не веришь?
— Нет.
— Могу доказать, хочешь?
— Как? Позвонишь и спросишь у него?
— О нет, так он ничего не скажет точно. По-другому. Так как? Хочешь?
Фыркаю и отворачиваюсь, потому что, черт возьми, хочу! Но никогда не произнесу это в слух. Лекс посмеивается, после выуживает из кармана телефон и пару раз кивает.
— Раз нет, то я просто позвоню. Так жа-а-алко, правда, что у меня сломан телефон, и я могу звонить исключительно по громкой связи…
Я резко перевожу на него взгляд, но не успеваю ничего сказать, так как слышу гудки. Мобильный лежит на столе, как Ящик Пандоры, а сама "Пандора" уплетает борщ, аж за щеками трещит. Спокойный, но с улыбочкой, жаль я совершенно ему не вторю: сердце часто-часто бьется, ладошки потеют, а под ложечкой сосет. Короче, от спокойствия я далека, как от Китая…
— Почему ты не брал трубку?! — без приветствия грубо рычит Макс, Лекс же улыбается.
— Я же написал, что все нормально, а так был занят.
— Издеваешься?! Подожди.
Слышу, как он быстро куда-то идет, Лекс же смакует этот момент, отправляя еще одну ложку в рот. Наконец звуки вокруг стихают, словно он зашел куда-то, где их быть не должно, и Макс шумно выдыхает.
— Ну. Говори.
— Что ты хочешь услышать? — ангельски пропевает, окончательно доводя брата до белого каления.
— Ты знаешь, что я хочу услышать! Что она делает?! Ничего не планирует?!
— Вроде нет. Ходила в магазин. Извини, я спалил твою аферу с постельным бельем.
На другом конце провода молчание, Лекс же только этого, кажется, и ждал. Он отгибается на спинку стула, прикрывает глаза и считает до трех. Раз. Два. Три. Указывает рукой на телефон, из которого в этот самый миг громыхает:
— ТЫ ЧТО ХОДИЛ С НЕЙ?!
— А-га. Перед этим я ее прокатил по МКАДу. Знаешь, возьми Бугатти, девчонка в восторге будет…
— Ты…МНЕ ПРИХОДИЛИ СООБЩЕНИЯ ИЗ МАГАЗИНОВ!
— Карта же твоя — логично.
— СУКА, НЕ БЕСИ МЕНЯ! В списке был магазин нижнего белья!
— А, ну да. Она забегала.
— Ты ходил с ней?! — тихое рычание, на которое Лекс коротко смеется.
— Ну да, я же частый посетитель. Только и делаю…
— ДА ИЛИ НЕТ?!
— Сам как думаешь?
— Где ты?!
— На кухне. Ем борщ. Она круто готовит…
— Твою…
Гудки. Лекс победно улыбается, после смотрит на меня и кивает, снова берясь за ложку, но я его немного так обламываю.
— И что это должно было доказать?
— Ну ты балда…вроде же умная!
— В смысле?!
— Он тебя ревнует. Дико. При том ко всем подряд, даже ко мне, хотя знает, что ты не мой типаж. Прости, ты хоть и очень красивая, но я предпочитаю женщин более спокойных и податливых…
— Безропотных проще говоря?
— Покорных. Уж точно не таких сумасбродных и сумасшедших, как ты…
— Зачем вы поменялись местами? — вдруг спрашиваю то, что хотела спросить давно, — Я имею ввиду…
— Я понял, что ты имела ввиду. Я люблю БДСМ, Макс ненавидит. Зачем? Он хотел сохранить дистанцию, в этом плане нет ничего лучше, чем БДСМ. Это всегда договор и четкие следования границ.
— У него плохо получалось. Мы почти никогда не…
Краснею от внезапно напавшего на меня откровения, за которым Лекс наблюдает с улыбкой.
— Застеснялась, малышка?
— Не знаю зачем вообще начала…
— Не беспокойся, я все равно знаю, что вы не следовали правилам.
— Ну конечно… — ядовито цыкаю, но тут же меня твердо одергивают.
— Не потому что он рассказывал или показывал, а потому что я слишком хорошо знаю своего брата. Задолго до того, как вы переспали, я понял, что кое что изменилось. Кстати, если тебе так интересно, никакого видео с сексом и лишением девственности не было.
— Не ври.
— Считаешь меня лжецом?
— Я видела его своими глазами, так что теперь да. Считаю.
— Не знаю, что ты видела, но все, что он показал, как ты сидишь у него на коленях и раздеваешься, потом видео оборвалось. Макс сказал, что у него телефон сел, но это треп. Он просто не хотел, чтобы кто-то видел тебя.
— Ага…
— Понимаю, что не веришь, но это правда. Мы так и не увидели ни одного видео, кроме того куска, потому что он отказался присылать. Нужны доказательства? Выгляни во двор. Помнишь же цвет Астона Мартина, и где мы парковались?
— А при чем здесь…
— Он был его, но…как говорится, раз проиграл, плати.
Не знаю, как на это реагировать, поэтому решаю подумать на эту тему попозже, а пока перевести текущую в сторону. Правда в голову ничего элегантного не приходит, и я выдаю первое, что приходит…
— И не скучно? Я имею ввиду вечное роптание подчиненных в ремнях или наручниках?
— Нет, — с улыбкой отвечает, принимая правила моей игры, — Это безопасно и без лишних заморочек. Я видел, каково это переживать предательство любимого человека, и, спасибо конечно, но себе такой участи не желаю.
— Я бы тоже не желала.
— Но?
— Он сказал, что ненавидит меня.
«Да-да. Все равно мы вернулись туда, откуда начали…» — вздыхаю, а он снова улыбается, но не комментирует мой промах, а скорее мягко успокаивает.
— Так ли это?
— Ну то, что это я виновата в предательстве Лилианы — точно.
— Макс сложный человек, Амелия. Он очень эмоциональный. Отец нас наградил двумя сторонами одной травмы: Макс любит свободу и ненавидит рамки, поэтому и сдерживаться то не умеет по сути своей, а я наоборот предпочитаю маниакальный контроль во всем, потому что считаю, что эмоции — это дело гиблое.
— Это глупое оправдание его поведению.
— Знаю, но так есть, никуда не деться. Прибавь к этому Лилиану и получишь результат: он в ужасе от того, что к тебе чувствует, и не может признаться в этом даже себе. Лилиана — ширма. Спокойная гавань. Он знает, на что она способна, и ему проще думать и говорить, что он ее любит, нежели посмотреть в глаза правде, которая очевидна для всех вокруг.
— И что же за правда?
— Что его к тебе безумно тянет.
«Тянет — это не то слово, которое я хочу услышать. Тянет — значит физика, а физики мне недостаточно…» — думаю, но, как и с Мишей, предпочитаю не вытаскивать это наружу.
Лекс тем временем ставит тарелку в раковину, включает воду, и я бы посмотрела на это шоу с мытьем посуды от принца, но хочу, чтобы он побыстрее ушел, поэтому отмахиваюсь.
— Я сама.
— Спасибо. Ненавижу мыть посуду.
— Очевидно.
Лекс отходит от раковины, а когда я собираюсь встать, чтобы его проводить, он останавливает жестом.
— Сиди, я сам найду выход и закрою дверь.
— Спасибо.
— Брось. И знаешь…Если мне не веришь, можешь сама убедиться.
— Предложишь притащить сюда мужика?
— О нет, нам же не нужны еще трупы. Вечером выгляни в окно.
— Зачем?
— Потому что он дежурит под твоими окнами, пока у тебя свет горит. Черная BMW. Удачи.
Я честно в шоке, даже не знаю, что сказать. Теряюсь, а он опять усмехается и уходит, не дожидаясь ответа. Да и вряд ли я бы его дала, потому что без понятия, как на такое реагировать и решаю абстрагироваться. Вместо того, чтобы крутить в голове мысли, разбираю пакеты. Всего очень много — всякие баночки-скляночки, приятные мелочи, пледы и прочее. Я действительно не выходила на улицу все это время — разбирала квартиру, решала что и где поставить, и теперь настало время воплотить в жизнь свои идеи. Хочу, чтобы здесь было хоть немного, «как дома» и очухиваюсь только к вечеру. Сделанного много: постиранное постельное весит на дверях вместе с пледами, новая одежда на сушилке. Пока квартира, конечно, больше походит на какой-то походный сбор, а не на дом, но теперь я хотя бы ближе к этому на пару десятков шагов и очень-очень устала, а взгляд все равно тянется к окну…
«Что я потеряю, если взгляну?!» — ничего, но страшно. Вдруг это какая-то злая шутка? — «Тогда можно притвориться, будто я и не смотрю вовсе…»
Точно. Это уже похоже на план. Подхожу таки к окну на кухне, сажусь на подоконник и зажигаю сигарету. Да, я стала курить, но почему бы и нет? Раньше я берегла голос, сейчас с карьерой музыканта покончено, можно и расслабиться. Это я и делаю, сама же незаметно пробегаюсь по двору взглядом и почти сразу натыкаюсь на черную BMW. Сердце подскакивает, а на телефон вдруг приходит сообщение…
Максимилиан Петрович ⛔️ *
Как сходила в магазин?
Вы:
Нормально
Максимилиан Петрович ⛔️
С моим братом тоже нормально пообщалась?
Вы:
Вполне
Максимилиан Петрович ⛔️
Дай угадаю. Покаталась «вполне нормально»?
Вы:
Я не нарушала правил
Максимилиан Петрович ⛔️
Я задал вопрос
*(он назвал себя «Мой хозяин», что разумеется меня не устроило, так что я переименовала, чтобы кольнуть его в ответ)
Хмурюсь, потому что…какого хрена?! Зачем я отвечаю?! Я же поклялась себе, что не стану развивать беседу, а теперь сама же и нарушаю свои же обещания! Что за цирк! Хмыкаю, дублирую предыдущее сообщение и откидываю телефон в сторону. Складываю руки на груди, когда он снова коротко вибрирует. Перевожу взгляд в сторону:
«Ни за что не стану смотреть, что он там пишет!»
И кажется это очевидно, потому что почти сразу он начинает звонить. А. Мне. Нельзя. Не. Ответить.
Проклинаю все на свете, хватаю мобильный и тяну ползунок вправо, чтобы дальше буквально рявкнуть:
— Ну что еще?!
— Мы не закончили! — получаю похожий ответ в похожем стиле, закатываю глаза.
Молчу. Мне нечего ему сказать, так что вместо того делаю затяжку, и он тут же выпаливает.
— Ты что там делаешь?!
— В смысле? Ничего. Сижу.
— Помимо того, что ты сидишь. Что. Ты. Делаешь?! Ты что куришь?!
— Нет! — вру напропалую, даже головой дергаю, тут же слыша шумный выдох.
— Врешь!
— С чего вдруг?!
— Потому что я вижу, твою мать!
«О-па…» — в голове мелькает шальная мысль.
Я откидываю на стену назад, усмехаюсь и делаю еще затяжку, приподнимая брови.
— Видишь? В смысле? Как ты видишь?
Молчит. Мне нравится идея поймать его за хвост, но вместо того он сам меня обыгрывает и усмехается.
— Через камеру ноутбука, идиотина, — резко перевожу взгляд на открытый — ноут, чертыхаюсь, от чего смех становится только отчетливее, — Закрывать надо. И раз мы разобрались — выкинь. Немедленно.
— Нет.
— Нет?!
— Нет. Я имею право делать все, что я захочу! — подхожу и со всех сил шарахаю крышкой, а потом снова сажусь на свое место и снова затягиваюсь, — Все выяснили?
— Милая пижамка…
Смотрю на себя неосознанно: на мне розовая пижама из короткого топика на тонких лямках и шорт.
«И? Ну да, она мне понравилась. Дальше то что?!» — думаю, но сама молчу, интересно же, что будет дальше.
Макс не заставляет себя долго ждать, тоже затягивается, а я вижу, как из BMW с водительской стороны выходит дымовое облако.
«Вот идиот…» — сама свечусь от счастья ярче солнца…
— Мой брат это помогал тебе выбирать?
Не могу сдержать смешка.
«Точно идиот…»
— Он ничего не помогал мне выбирать, Максимилиан Петрович, — тихо отвечаю, стараясь игнорировать нотки своего голоса, которые сами по себе становятся…игривыми?
— Думаешь меня цепляет мое полное имя? Амелия…кстати, какое у тебя отчество?
— У меня его нет. Я считай англичанка.
Звучит его бархатный, тихий смех, и я вся в мурашках, как по щелчку пальцев.
«Че-ерт…ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! ТЫ ЧТО С НИМ ФЛИРТУЕШЬ?! ПРЕКРАТИ! СУМАСШЕДШАЯ!»
— Ну да…как я мог забыть о Вашем впечатляющем происхождении. Знаешь, твоя фамилия тебе очень подходит, Амелия Романова, хотя я и подозреваю, что она ненастоящая…
«Не смей отвечать! Не. Смей! Вешай трубку, дура!!!»
— Ты же позвонил не за тем, чтобы поболтать о моем происхождении? Нет. Если мы все выяснили, я хочу спать. Устала. Пока.
Тараторю так быстро, что, кажется, в словах путаюсь, и даже не даю ему и намека на возможность мне ответить — «ага, ща-а-а-а-а-аз!». Вешаю трубку и откидываю ее подальше, потом закрываю окно и отхожу от него на шаг. Лучше даже на два. Для верности выключаю свет. Но любопытство все равно пересиливает, и я аккуратно подхожу обратно, чтобы посмотреть…
Машина стоит еще примерно пару минут, потом мой телефон еще раз оживает. На экране горит сообщение:
Максимилиан Петрович ⛔️
Больше он к тебе не приедет, уж прости. Дела…
Максимилиан Петрович ⛔️
Надеюсь, что вы с Марой друг друга не убьете.
Максимилиан Петрович ⛔️
Спите сладко, ваше превосходительство 🍒
Чертов смайл вгоняет в краску, но я слышу, как заводится двигатель и резко поднимаю глаза. Черная BMW начинает движение…
«Лекс сказал правду…»
Грань III. Марина
Встречи с Мариной я не сильно боюсь, почти даже не волнуюсь. После Миши и Лекса, я почти убеждена в том, что она тоже не монстр.
«Они слишком многогранные, и ничего абсолютного не бывает…» — думаю, вспоминаю Настю, и окончательно расслабляюсь, потому что это же правда.
И Лекс, и Миша — личности неоднозначные, конечно, но не плохие, совсем неплохие. Первое впечатление часто бывает обманчивым, так всегда говорят, и я в этом убедилась. Хорошее смешивается с плохим и рождается что-то новое — они сами, такие какие есть. Вряд ли я могу утверждать, что знаю «какие они есть», но по крайней мере я начинаю узнавать, и меня не отталкивает то, что я вижу.
«Думаю, что Марина не исключение…»
Она сука — это факт. Токсичная — тоже факт. Но…меня так завораживает ее искренняя преданность семье, своим братьям, за которых, клянусь, она готова порвать на лоскуты. Я узнаю в ней себя, ведь тоже самое сделаю и для своей семьи…поэтому не волнуюсь. Чем ближе наша встреча, тем явнее это чувство — я предвкушаю.
Максимилиан Петрович ⛔️
Марина приедет через полчаса.
Странно. Обычно он не предупреждал меня о визитах своих родственников, а тут такая честь. Жую бутерброд и хмурюсь, но открываю диалог, хотя сто раз на дню повторяю: не вовлекайся в разговор, не вовлекайся! И все зря, я ведь именно это и делаю…
Вы:
С чего вдруг такая забота?)
«Убери смайлик! Убери чертов смайлик!» — ан нет, куда там! Отправляю и сама себя жру ложками, ожидая ответа, который приходит сразу.
Максимилиан Петрович ⛔️
В случае с Мариной…хочу, чтобы ты была готова)
Максимилиан Петрович ⛔️
Кстати, почему знак «кирпич»?
Максимилиан Петрович ⛔️
Я про свое имя, милая 😈
Краснею, как дура, прикусываю губу, но быстро беру себя в руки и с видом совершенной невозмутимости отвечаю.
Вы:
Потому что он означает, что проезд запрещен. Под кирпич ехать нельзя!
«И почему я сама слышу намек в последней части своего сообщения?! Под кирпич нельзя ехать…как будто: под кирпич нельзя ложиться…» — «Боже, о чем ты, твою мать думаешь без конца?!» — «О его заднице, вот о чем…» — издаю писк, прикрыв глаза. У меня даже уши покраснели, и я наивно полагаю, что хуже быть просто не может, пока мне не приходит ответ…
Максимилиан Петрович ⛔️
Под кирпич можно ехать, если кирпич совсем не против 😉
«Боже…что это происходит?!» — от наглости и негодования пылаю, рот открыт, и я хлопаю глазами от такой наглости и…своей дурости.
«Ты же сама его провоцировала. Сама начала!» — «Что я начала?! Я просто сказала, что означает знак!» — «Ага, но КАК ты это сказала! Будешь отрицать, что первая начала флиртовать?!»
Стукаюсь головой о стол, потому что нет. Не буду. Глупо это, так же и есть…
«Я себя вообще не контролирую, твою мать…меня как будто меняют на какую-то портовую шлюху каждый раз, когда он оказывается рядом!» — «А ОН ТОЖЕ ХОРОШ! Вы посмотрите только! Кирпич не против! А меня кто-то спросил?!»
Злостно хватаю телефон и бескомпромиссно печатаю, пропуская нужные кнопки, и благо Т9 спасает, иначе получилась бы полная хрень, которая выдала бы все мои эмоции с потрохами.
Вы:
Кирпич никто не спрашивает! Точка! И хватит мне писать «не по делу»! С твоей сестрой я разберусь сама, я ее не боюсь!
Максимилиан Петрович ⛔️
Я по тебе скучаю
«Твою мать…» — проносится в голове, и злость становится только сильнее, поэтому дальше я пишу еще яростней.
Вы:
Лилиане это говори, козел. Мне неинтересно
Максимилиан Петрович ⛔️
Это ревность?)
«МУДАК!!!..»
Вы:
🖕🏻
От дальнейшего падения, меня спасает звук открывающегося замка, и я отшвыриваю телефон подальше, выхожу в коридор, но…тут же замираю. Все ведь странно. Дверь открывается, сразу закрывается, потом снова открывается. Я вижу часть черной сумки с золотой буквой V, кусок длинных, черных волос, и логично, что это Марина, но самой принцессы так и не предстает, вместо того с лестничной клетки доноситься звук падения и разбивающегося стекла. Бегу без всяких мыслей, сразу же и ни секунды не медля, но когда пытаюсь открыть дверь, она натыкается на препятствие. Естественно сердце подскакивает, без понятия, что с ней могло случится, поэтому в щелку, до которой я смогла дотянуть полотно, просовываю голову.
«Картина маслом…» — Марина сидит сидит на заднице, вся развалилась, ноги в разные стороны. Она в луже красного, но я сразу по запаху определяю, что это вино, осколки бутылки которого теперь собирает самая богатая наследница Москвы и грязно матерится, как портовый рабочий.
— Подруга… — протягиваю со смешком, — Да ты в говно?
Она поднимает на меня совершенно расфокусированный взгляд, улыбается пьяной, дурной улыбкой, а через миг…начинает плакать. К моменту, когда мне таки удается протиснуться в проход, это уже не просто слезы, а прямо таки пьяная истерика. Бурная такая. Самая настоящая. С соплями, громкими всхлипами и бульканьем.
— Эй! — встряхиваю ее, — Марина! Что случилось?!
— Он…я…как…
Это все, что мне удается разобрать, что по факту является огромным «ничто». Истерика становится сильнее, и я принимаю самое разумное решение: ее надо затащить в квартиру.
«Твою мать!!!» — она худая, но гораздо больше меня, черт бы ее побрал! — «Это будет совсем непросто…»
Спойлер: да, это было непросто и мягко сказано. Только через двадцать минут мне удается довести ее до дивана, а когда я разгибаюсь, ощущение такое, будто фуры разгружала. Единственный плюс — она почти перестала рыдать. Я смотрю на нее сверху вниз, и теперь не вижу надменности, гордости, только бесконечную боль, и мне так ее жаль…Не в плохом смысле, а по-человечески. Присаживаюсь на корточки, положа руки на колени, слегка сжимаю их и тихо спрашиваю.
— Марина, что случилось?
Снова всхлипывает, не смотрит на меня, а только куда-то в пол, молчит. Она такая пьяная, что вряд ли понимает, кто перед ней сидит, да и может вообще не помнит, что заставило ее так сильно расстроится, так что глупо это спрашивать. Я понимаю, поэтому хочу встать на ноги, чтобы пойти и убрать лестничную клетку, но стоит мне пошатнуться, чтобы воплотить свой план в жизнь, Марина шепчет.
— Я была у Матвея…
Ее голос пьяный до сих пор, тихий, до ужаса надломленный, и мне вдруг становится страшно, что что-то случилось…
— Что-то случилось?
— А разве нет? — усмехается, поднимает взгляд на меня, а по ее щеке стекает крупная слеза, — Наш отец — ублюдок. Как он мог так поступить?
— Я не знаю…
— Так разве поступают родители?! Нет! А он…Матвей такой хороший, такой чистый и добрый…знаю, что ты думаешь обо всех нас, но Матвей…он…он не похож на нас. Он правда хороший…
— Я это знаю, Марина, и о вас не думаю ничего плохого. Я вас понимаю.
— Спасибо… — кивает, облизывая губы, снова всхлипывает и сжимает руки, — А я не понимаю…как отец мог…Он…Он этого не заслуживает…Он…он должен…
Град слез снова катиться по щекам, воруя способность говорить, но мне и не надо. Я знаю, что она хочет сказать: он должен жить, а вынужден существовать. Давлю слезы, которые и у самой начинают стучаться, потом встаю и аккуратно беру ее за пальто.
— Марина, давай ты это снимешь, хорошо? Ты вся в вине. Я принесу тебе одежду, потом положу тебя поспать.
— С чего ты так добра ко мне? — яд пробивается даже сквозь тонну выпитого вина, но скорее такой, поверхностный, от которого не больно, а скорее смешно.
Я улыбаюсь и поднимаю ее на ноги, отмечая отсутствие всякого сопротивления, потом веду ее в спальню, по пути саркастично парируя.
— Я не добрая, просто соревноваться с тобой приятнее, когда ты в адеквате. Сейчас это жалкое зрелище.
— Сучка…
— Взаимно.
Проделываю все названные процедуры, так что буквально минут через пятнадцать Марина одета в мою тоненькую кофту и легинсы. Странно, конечно, все это на ней смотрится, и я обещаю себе сохранить воспоминание великой наследницы и хозяйки гостиниц, как одну из самых ценных фотокарточек, улыбаюсь и укладываю ее в постель. На удивление никаких возражений о моем постельном белье не слышу, вместо этого слышу другое:
— Максу с тобой очень повезло… — сонно и вяло говорит, закрывая глаза и подкладывая руки под голову, — Ты гораздо лучше его прошлой. Она была сукой. Хорошо, что ты появилась…
Звучит очень странно, но когда я хочу противостоять, она уже вырубается.
«М-да…» — выхожу за пределы комнаты и замираю, уставившись в одну точку, — «Надо сказать Максу…я ничего не поняла, но вдруг все же что-то случилось?»
— Ооо…ты все-таки решила послушать, что скажет кирпич? — раздается его довольный голос всего через пару гудков, — Я…
— Макс, тут кое что случилось…
Говорю серьезно, тихо, но твердо, и он сразу сбрасывает игривое настроение, как будто в фильме кадры поменялись, если не быстрее…
— Что случилось?!
— Я не знаю…
— В смысле?! Где ты?! С тобой…
— Дело не во мне, а…в Марине.
— Вы все таки подрались? — усмехается притворно, я даже по телефону это слышу, поэтому слегка улыбаюсь и подхожу к окну.
— Не совсем.
— Что тогда?
— Она в говно, — Макс молчит, а я зажигаю сигарету в ожидании, и только тогда он тихо цыкает.
— Пожалуйста, погаси.
— Ты слышал, что я сказала?
— Слышал. А ты слышала?
Не знаю зачем, но я выполняю его просьбу, откладываю сигарету, и все же настаиваю.
— Я позвонила…эм…она сказала, что была у Матвея. И…я подумала, что может быть что-то случилось?
Снова молчит. Слышу только его дыхание, но на всякий случай уточняю.
— Макс? Ты здесь?
— Не обращай внимания, Марина часто впадает в такое состояние, после поездки туда.
— И ничего не случилось?
— Ничего не случилось. Извини, если бы я знал, что она туда поедет, не послал бы ее к тебе.
— Не извиняйся…ну…эм…я тогда пойду.
— Да, иди.
Тем не менее трубку никто из нас не вешает. Я себя в этот момент просто убить готова за то, что не могу этого сделать, хотя и рада, потому что в следующий миг слышу тихое:
— Спасибо, что позвонила. И что беспокоишься.
— Матвей у вас лапушка…
— Не то что я?
— Не то что ты, — усмехаюсь, но потом все же вспоминаю, что пора заканчивать, и отстраняюсь, — Спокойной ночи.
— Это вряд ли…
«Боже…он точно сведет меня в могилу…»
С утра Марина предстает в обычном своем состоянии, то есть сукой конченной. Она гордо расправляет плечи каждый раз, когда мы сталкиваемся взглядом, по большей части молчит, проверяя мой ноутбук с телефоном, но я все равно улыбаюсь. Мне уже неважно вся эта мишура, я видела ее настоящей вчера, и этого мне достаточно, чтобы понять — она хороший человек и горячо любящая сестра. За это я ее уважаю.
— Боже, ну что ты так смотришь на меня?!
Не выдерживает, взрывается, я лишь жму плечами и перевожу взгляд на свою чашку с кофе.
— Никогда не видела человека, который так быстро восстанавливается, после такого количества вина.
— Понятно, — шумно выдыхает принцесса, потом откладывает мои вещи и кивает, стойко выдерживая мой хитрый взгляд, — Случившееся забавно в теории, но давай расставим точки над «и», маленькая пленница…
— Нет нужды.
— Что, прости?
— Давай сократим твой монолог до одного предложения: "ты ничего не видела, потому что нечего было видеть". Мой ответ: хорошо.
Марина приподнимает брови, а я пожимаю плечами и отрезаю себе кусочек огурца.
— Но я позвонила Максу. Так, на всякий случай.
— Зачем?!
— Я испугалась, что что-то могло случится, — тихо отвечаю, потом смотрю на нее и извиняюсь хотя бы взглядом, раз не собираюсь делать этого устно.
Она все понимает, но театрально цыкает, чтобы показать мне, как «расстроена», и это достаточно забавно, чтобы вызвать у меня приступ смеха. И, знаете что?! Марина его поддерживает.
— Прекрати ржать.
— Если бы я говорила о том, чего никогда не было, то совершенно точно имела бы право, после того, как ты лягнула меня, пока я тебя переодевала.
Смех становится громче. В этот момент я вижу в ней теплоту и добро, о котором говорила Женя, и это прекрасно.
«Она на самом деле хороший человек, хотя и пытается казаться обратной стороной медали…наверно по-другому ей просто нельзя…»
— Спасибо, — тихо благодарит, перед тем как встать и покинуть мою квартиру, — За все, чего никогда не было.
— Не за что. Этого же никогда не было.