18; Ноябрь
Стоит мне залезть в ванну, как я чувствую, что не одна. Максимилиан стоит в излюбленной позе, прижавшись плечом к дверному косяку и сложив руки на груди. Он плавно ведет взглядом по моему телу и злится, а я прикрываюсь, как могу. Руки в замок под подбородок, ноги близко-близко друг к другу, но бежать и не думаю — просто застываю, как застывает котёнок при виде чего-то опасного. Кого-то, в моем случае.
— Нравится? — наконец смотрит в глаза с ядовитой усмешкой.
Молчу. Что мне должно нравится, а что не положено, я без понятия, поэтому даже если представить, что я могла бы с ним заговорить, я все равно стояла также, как сейчас. В непонятках.
— Попробуешь что-нибудь выкинуть, каждый раз будешь мыться, как на сцене. Уяснила?
Слегка киваю.
«Неужели мне повезет, и он уйдет? Издевательства кончатся простым предупреждением?» — но похоже так и есть.
— Вещи твои я собрал, одежда лежит на кровати. Не задерживайся.
И он уходит! Я своему счастью не верю, выдыхаю с облегчением, прикрыв глаза.
«У меня есть хотя бы немного приватности…» — но это скорее крупный вдох перед серьезным погружением. Или последний вдох перед утоплением? У меня плохое предчувствие, что скорее второе…
На кровати я нахожу платье цвета пыльной розы и длинные сапоги в той же гамме на шпильке. Комплект белья — кружевной. Естественно. Устало осматриваю «свой туалет», вздыхаю, но делать мне нечего — я одеваюсь. Платье ниже колена, закрытое с горлом-бадлоном, шпильки вполне приемлемые, ничего вызывающего, а мне все равно некомфортно. Оно слишком облегающее, в нем негде спрятаться, сколько не пытайся. У меня снова нет выбора…
Когда я захожу в гостиную сразу натыкаюсь взглядом на один пренеприятный факт. В комнате не одна внушительная фигура, а две: Алексей вместе с Максимилианом стоят плечом к плечу и смотрят вдаль. Видимо они говорили о чем-то непростом, от чего по коже бегут неприятные мурашки и, если честно, мне натурально страшно.
«Что в головах у этих двоих знает только дьявол…»
На звук предательских шпилек они оборачиваются, как один, и я по очереди смотрю на вроде и знакомые лица, но вдруг такие «нет». Как я раньше этого не замечала без понятия, но они похожи. Не внешне, конечно же, внешне они абсолютно разные, как огонь и лед…Алексей это скорее второе. Он в деловом костюме с галстуком, застегнутый на все пуговицы, аккуратный и идеальный настолько, что аж зубы сводит, а Максимилиан более взбалмошный. На нем тоже белая рубашка, но она расстегнута сверху, открывая вид на ключицы. Они оба уверены в себе тоже по-разному, и видно невооруженным взглядом, что Максимилиан чувствует себя более свободно. Алексей скован, но это скорее всего какие-то его личные установки, потому что я не чувствую в нем какого-то напряжения. Педантичность, организованность и дисциплина — да, но какое-то недовольство? Нет. Это скорее его личный выбор. Еще они оба не сильно похожи на своего отца, разве что размерами. Алексей это скорее Настя, а вот Максимилиан, скорее всего, его мать Мария. У них даже глаза разные: у одного зеленые, у другого голубые, правда это лишь оттенок. Вот в чем они так похожи — взгляд одинаковый. Посыл, энергия, подача. Оба надменные, холодные, властные — вот их суть и она, как на ладони.
«Интересно, они ладят или наоборот?» — пробегает в голове, правда Алексей убивает все зачатки анализа, приторно-сладко улыбаясь.
— Амелия…рад тебя снова видеть. Выглядишь превосходно.
Мне неприятны эти слова, ровно как и то, как он меня осматривает, поэтому я сжимаю руки на груди и отворачиваюсь в сторону. Я без понятия, чего они от меня хотят, но эти двоя не та компания, с которой можно расслабиться и надеяться на лучшее. О нет. Тут скорее наоборот: готовься к самому жесткому, что только можешь вообразить, подруга, и будешь права.
— Закончили обмен любезностями? — цедит Максимилиан, отрываясь от своего места, — Поехали.
Он идет в мою сторону, по пути подхватывая черную, кожаную сумку. Подходит, но не останавливается, а кладет руку на талию и подталкивает на выход. Я иду, хотя больше всего на свете мне хочется бежать: чувствую себя отвратительно. Особенно сильно бьет, когда я понимаю, что за моей спиной еще один брат, по силе и изворотливости равный, ну или почти равный, первому. В лифте снова молчим, но Алексей не дает продохнуть. Он как будто поставил себе цель меня достать, а сейчас медленно и планомерно идет к ее исполнению. Облокотился на стенку лифта и пялится на меня с ухмылкой, как заправский сутенер.
— Прекрати, — следя за циферблатом над створками, Максимилиан подает голос, но я не уверена к кому именно обращается.
Зато Алексей уверен. Он коротко смеется, а потом отрывается от своего места, что на меня действует повально. Я резко отстраняюсь и вдавливаюсь в стену, Алексей замирает, Максимилиан смотрит на меня, как на дуру, потом первый медленно переводит взгляд на своего брата, а через секунду они начинают ржать. Боже, я чувствую себя так глупо, смотрю в пол и ругаюсь, а Алексей тянет.
— М-да-а-а…
— Без комментариев.
— Что ты с ней делал?
— Закрой рот.
— Нет, серьезно. Что? Просто любопытно.
— Ничего.
— Ага, я вижу. В последний раз, когда мы виделись, она была такой дерзкой, что мне хотелось достать свой ремень и пару раз пройтись им по этой сладкой заднице.
Краснею, сжимаю себя руками стократ сильней, чем до этого, пытаюсь закрыться. Мне снова кажется, что я голая. Стою здесь перед ними, как шлюха, и это чувство убивает, благо увеселительная поездка подходит к концу. Звенит звоночек, створки открываются, и мы выходим.
Странно, они оба ведут себя как-то странно. Идем быстро, я еле успеваю, наследники вдруг стали серьезными, оглядываются. Я хмурюсь, разглядывая спины, но молчу — вряд ли меня поставят в известность, я ведь никто, и мнение мое ничего не стоит, как в прочем я сама.
Об этом мне не дают забыть ни на секунду.
Максимилиан кидает сумку в багажник большого, черного джипа, потом разворачивает меня к себе спиной, а потом…мне ко рту придавливается чуть влажная тряпка со сладковатым, резким и неприятным запахом. До меня доходит не сразу, но когда я понимаю, что это скорее всего хлороформ, которым меня пытаются усыпить, становится просто панически страшно, и я начинаю вырываться. Ну как? Трепыхаться в сильных руках сильного мужчины, для которого я — котенок, не способный причинить больше вреда, чем подранный диван.
Сознание ускользает. Я пытаюсь изо всех сил бороться, держаться за него, но ничего не получается — темнота.
Макс
Она достаточно быстро прекращает всякую борьбу и повисает на моих руках, и я спокойно укладываю ее на заднее сидение. Когда Амелия спит, я забываю, на что на самом деле способна эта девчонка и какая адская смесь кроется за этим милым личиком. Смотрю на нее пару мгновений, и мне становится стыдно. Может быть и можно было поступить иначе?
«Нет, нельзя. Она взбалмошная идиотка, чье поведение я никак не могу просчитать. Это слишком опасно…»
Накрываю ее пледом. Мне не нравится даже мысль, что Лекс снова будет на нее пялиться, и так бесит мое же любопытство.
«Надо было выбрать другое платье, а еще лучше джинсы! Хотел посмотреть на нее?! Наслаждайся, твою мать…»
А брат не дает мне поблажек. Мне не нравится, как он на нее смотрит, и он это знает, но все равно делает. Провоцирует. Смотрю на столб дыма со стороны водителя, и прекрасно это понимаю, но только цыкаю и сажусь на пассажирское место. Бросаю:
— Поехали уже, по дороге покуришь.
— А можно открыть окно? — «невинно» протягивает и хлопает глазками, — Принцесса не замерзнет?
— Садись.
Цежу сквозь зубы и раздуваю ноздри, но Лекс меня не боится и никогда не боялся. Он усмехается, залезает в свой любимый гелик, пристёгивается. Этот святоша никогда не ездит без ремня, даже в восемнадцать таким не баловался и всем вокруг запрещал.
«Чертов любитель правил…» — усмехаюсь сам, положа руку на раму двери, смотрю в окно, машина трогается.
До выезда из парковки мы едем в тишине, но каждый думает об одном и том же. Мне ни к чему спрашивать, ему тоже — мы оба это знаем.
— Твой сраный гелик — говно, — фыркаю, но сам пристально вглядываюсь в окружающую обстановку, на что получаю такой же «фырк».
— Заткнись.
Алекс делает тоже самое, что и я. Увидь нас кто со стороны, и не понял бы, но мы напряжены до предела. Болтовня лишь повод отвлечься…
— Мы на нем не уедем, если что-то случится.
— Это ты не уедешь.
— На моей было бы лучше.
— Но ты на моей, так что закрой рот, будь любезен.
«Повод» не работает, а разговор не клеится. Вообще это странно для нас: мы с Лексом пусть и не родные братья, но с ним мне проще, чем с Мишей. Он меня хорошо понимает, и, не смотря на то, что мы достаточно разные, с ним я могу говорить долго, буквально до утра. Я даже не знаю в какой момент это случилось, что мы так сблизились, потому что когда-то давно друг друга ненавидели. Сейчас я с уверенностью могу назвать его своим лучшим другом. Он меня. Я знаю, что он не притворяется и не юлит, вижу, когда он это делает. Для меня Лекс — прозрачен, а я прозрачен для него, поэтому я не удивлен, что когда ситуация немного полегчала, и мы выехали из города, тема заходит о ней.
— Что тебе сказал Илья?
— Анемия, потому что она нихера не жрет.
— Похудела…
— А ты все подметил, я смотрю?
— Ну я же не слепой, — слегка улыбается, а потом смотрит в зеркало заднего вида и хмурит брови, — Может и не надо было так жестко? Хлороформ и все такое…
— Она дура. Надо.
— Бесишься?
— Она меня бесит, так что да.
— Ну и я немного, м?
— Нет.
— О, правда? — усмехается, бросает короткий взгляд, от которого внутри меня разгорается пожар.
Знаю я какие приемы пойдут в ход еще раньше, чем они действительно начинают идти. Меня нисколько не удивляет его следующая реплика…
— Она очень красивая. Знаешь, я тебя даже не могу осудить: она действительно красивая, к тому же умная, веселая, верная, что так важно…И черт, какие у нее классный сиськи…
— ЗАТКНИСЬ!
Что и требовалось доказать — вот что читается в самодовольной ухмылке Лекса, а я себя убить готов. Ну вот вроде знал, собирал себя в кулак, готовился и думал, что готов услышать такое, а вон оно как оказалось. Каждое слово о ней приводит к маленькому землетрясению, пока не выливается в цунами. Я чувствую, что внутри меня десятибалльный ураган. Чертова Катрина…
— Успокойся.
— На кой хер ты это делаешь? — резко смотрю на его профиль, а тот, как обычно спокойный, как танк, жмет плечами.
— Хочу понять насколько сильно ты на ней завис.
Отворачиваюсь к окну, потому что не хочу, чтобы он знал ответ на этот вопрос. Я сам не уверен, но отрицать не буду: завис очень серьезно. Если бы в меня выстрелил кто-нибудь другой, его бы сожрали волки в лесу, куда бы я этого «кого-то» вывез. Возможно к расплате приложила бы руку моя старшая сестрица — та точно также скора на расправу. Но я уж точно не стал бы этого «кого-то» защищать, даже более того: я не дал бы ему времени на исполнения того, что так для него важно.
Для нее был важен дебильный концерт в ее шаражке. Конечно я знал, где она. Я узнал где она, в тот же вечер. Прямо на столе Ильи, еще одного моего близкого друга, врача из династии врачей, кому принадлежит клиника, в которую мы ездили. Дал ей время, решил, что пока трогать ее нельзя, чтобы не нервничала перед выступлением. Его я стараюсь не вспоминать, но когда закрываю глаза, каждый раз оно нахально вмешивается в мою реальность. Слишком трогательное, слишком…болезненное. Моя вина. Это я сделал ей больно, знаю, поэтому снова простил ей произошедшее на набережной. Черт, даже если бы она еще раз в меня выстрелила — я бы ее простил и защищал бы ото всех своих родственников также бескомпромиссно, как в первый раз.
— Не отрицаешь.
— Есть смысл?
— Нет. Я вижу, что ты подвис. Понял это, когда ты не предоставил подтверждение. «Телефон отключился», — передразнивает, а я закатываю глаза, — И в самый неподходящий момент…
— А ты мне так не веришь? Или это неочевидно?
— Ты подвис уже тогда, — констатирует, не спрашивает, но я и не собираюсь отвечать.
Для Лекса это очевидно, он не настаивает, но улыбается более уверенно, пока вдруг не перестает, а через миг не задает другой вопрос, который бесит меня еще больше.
— Скажи мне, ты думал о последствиях?
— В смысле?
Я притворяюсь, потому что понимаю, к чему он клонит. Думал и не раз, но хочу это признавать и обсуждать, но у Лекса другие планы.
— Ты понял о чем я.
— Она ничего не знает.
— А ты в этом уверен? Макс, посмотри на ситуацию объективно…
— Я смотрю объективно, — рычу, бросив предупреждающий взгляд на Лекса, — Она не знает, просто бесится, что я ей соврал.
И вру себе прямо сейчас. Я прямо читаю эту фразу в глазах брата, который предусмотрительно решает не развивать диалог дальше, потому что понимает: меня дико пугает ее слишком бурная реакция. Да, я ей соврал, да, нас кое что связывало с ее сестрой, о чем эта крыса Оксана рассказала в красках. Да-да-да, тысячу раз да к пункту о том, что я — мудак, но…разве этого достаточно, чтобы привести ее в такое состояние? Я изо всех сил стараюсь оправдать поведение Амелии ее ненавистью ко лжи, которую она даже на своего любимого Хана вылила с избытком, но у меня плохо выходит.
«Лекс прав, она слишком умна…» — снова звучит в голове хладнокровный голос разума, от которого я открещиваюсь.
— Думаю, что даже если она и в курсе, простит. Я видел вас летом, она тебя любит.
— Давай сменим тему?
— Что так?
— Меня напрягает сколько внимания ты ей уделяешь, — цежу сквозь зубы, не в силах себя сдержать.
Хотя должен. Знаю, что эта фраза сильно обидит брата, что и происходит, но я просто не могу себя контролировать. Ревность застилает глаза, как красная пелена, заставляет чувствовать себя малолеткой и придурком, но не дает и шанса вести себя иначе. Мне не нравится, как он на нее смотрит, как улыбается, что постоянно говорит — меня это дико бесит.
— Ты серьезно сейчас? — спрашивает тихо, но я не отвечаю.
Глазами слежу за дорогой вдоль заснеженного коридора из многовековых сосен. Никуда не смотрю больше, только перед собой.
«Да, Лекс, я серьезно. Если бы ты знал насколько я серьезно, твою мать, и каких усилий мне стоит сдержаться и не разбить тебе морду…»
— Серьезно. Ну спасибо…
— Прости, у меня слишком дерьмовый опыт…
— Я не отец, — вдруг перебивает, и тон его заставляет меня таки оторваться и посмотреть ему в глаза.
В них обида. И твердость. А еще чертово сожаление, которое я просто ненавижу. Конечно, после истории с Лилианой, которая ушла к моему отцу (ха-ха, как звучит!), на меня так смотрят часто. Это тоже дико бесит, Лекс знает, поэтому быстро убирает последнее из списка и слегка улыбается.
— Она твоя женщина, значит для меня не существует. Я к ней и близко не подойду.
Я слегка улыбаюсь в ответ, также слегка киваю.
«Благодарен, конечно, дорогой мой братишка, но боюсь, что даже если бы ты захотел — не получилось. Ее я точно не отдам!»
Лекс решает сменить слишком острую тему.
— Амелия, конечно, со своей вендеттой не вовремя…Совершенно не вовремя…
— Ты прав, надо было ей подождать, — саркастично огрызаюсь, на что Лекс устало посмеивается.
— Господи, о ней и сказать нельзя уже?
— Ты не видел того, что видел я, — больше никакого сарказма, я серьезен, что передается брату, который замолкает, как по щелчку пальцев, — Младший Ревцов заслужил.
— Я знаю, просто для нас это не очень хорошо.
— Пока все идет нормально, а дальше видно будет.
— Отец взволнован.
— Да. Его впервые так жестко нагнули.
— Вот именно, а зная Ревцова старшего, вдруг наш папаша запаникует? Приставит к нам охрану? Слежку? Макс, у нас всего один шанс.
— И мы им воспользуемся, я разве иду на попятную?!
Молчит, но молчит недолго. Аккуратно выворачивая руль, Лекс останавливается у высокого, темного забора, после чего поворачивается ко мне и хмурится.
— Не идешь, но подумай вот о чем. Если за нами будут следить и увидят рядом с тобой Амелию…будут вопросы. Отец не дурак, он быстро обо всем догадается и перестанет доверять Лилиане, а значит всё зря.
— К чему ты клонишь?!
— К тому…что может быть лучше, если Амелия…исчезнет?
— Нет.
— На время.
— Я сказал — нет! Этого не будет! Из всех нас я больше всех сделал и пожертвовал! — повышаю голос, бескомпромиссно идя вперед, — Амелия остается! Точка!
Лекс смотрит на меня удивлено и растеряно, а я устало выдыхаю и потираю глаза. Эта мелкая сучка высосала из меня все соки своими выкрутасами, и меня все легче и легче вывести из равновесия.
«Как же меня это бесит…и она бесит!» — но вместо этого, я тихо говорю другую, более очевидную действительность.
— Я еле нашел ее в Химках, если дам уйти сейчас, она скроется, и я никогда ее больше не найду.
— Макс…ты ее…любишь?
И снова я не знаю, что сказать. Она меня определенно волнует, я хочу ее до дрожи где-то внизу животе, иногда мне даже нравится ее заскоки, но еще Амелия меня дико раздражает. Она прямо бесит. Один взгляд — и я готов ее убить.
— Нет, — цежу сквозь зубы, в ответ получая смешок Лекс.
— Что-то непохоже.
— Чаще всего она меня бесит, но я ее хочу. Это не любовь, а чисто физика. Меня к ней дико тянет.
— Может это психологическое? Ты у нее первый и единственный, что-то на подкорке срабатывает, включается собственнический режим и…
— Прости, ты, кажется, закончил менеджмент, а не психологию? — фыркаю, открывая дверь машины и бросая напоследок, — Пошли в дом.
И все же я беру ее на руки бережно, в пледе, чтобы случайно ее не заморозить — это Лекса веселит пуще прежнего. Он наблюдает за нами со стороны, а я только сильнее злюсь. Ему очень крупно везет, что он не открывает рот, а так бы в раз узнал, как сильно на самом деле мне некомфортно в сложившейся ситуации. Я даже не могу нормально себе объяснить, что чувствую к этой непокорной девчонке, и зачем она так нужна мне рядом. Может быть все дело действительно в собственническом инстинкте? Без понятия. У меня нет ответов, а значит ни у кого их нет.
— Адель со своим футболистом приедут завтра, — доносится со спины голос Лекса, на что я киваю.
— Знаю, она писала. Марина прилетит только через три дня — у нее в Париже какие-то проблемы со зданием.
— Я ее предупреждал…
— Все ее предупреждали, но ты ведь понимаешь — без толку.
— А Миша?
— Он, как Марина.
— Ему все еще не нравится наш план?
— На Мишу больше не влияют обстоятельства. Он живет в своем красивом замке со своей нежной принцессой, и ему на все насрать.
— Но он будет участвовать?
— Он уже участвует. Заднюю тоже давать не собирается. Все-таки и ему есть за что ненавидеть нашего отца.
— Макс, ты собираешься все обсуждать при ней?
Замираю у лестницы, после пары мгновений медленно оборачиваюсь. Лекс, убрав руки в карман, на этот раз отвечает прямо и четко, холодно. Он это умеет, особенно если ему что-то не нравится. Амелия ему не то, чтобы не нравилась, она его скорее забавляла, как экзотическая зверушка, но это не значит, что он был сильно рад тому факту, что эту экзотическую зверушку станут посвящать в темы настолько опасные. И я его понимал. Мне бы тоже не хотелось, особенно не знай я, что у кого-то есть настолько прочный поводок, способный сдержать любого зверя, тем более котёнка.
— Да.
— Мне это не нравится.
«Что и требовалось доказать…»
— Знаю, но будет так.
— Если она сбежит…
— Она не сбежит, Лекс, поверь мне. Она у меня под контролем.
— Я это уже где-то слышал и не один раз.
— Все изменилось.
— Дело ведь не в сексе и не в любви. Может быть поделишься?
— Нет.
— Нет?
— Здесь эхо?
— Не саркази, я ведь серьезно…
— Ты мне веришь?
Он устало вздыхает, но, помедлив лишь миг, коротко кивает.
— Тогда расслабь галстук и выдохни. У меня все под контролем, на этот раз железобетонно.
А-га…