Всю дорогу он говорил о чем-то постороннем, спрашивал о самочувствии, о дочке — отвлекал по полной, но Ирина была словно в трансе: ничего не слышала, не отвечала, ни на что не реагировала… и даже не думала, просто смотрела в одну точку, не мигая, и ждала… чего ждала не понятно.
Когда они уже подъезжали к госпиталю, она вдруг очнулась.
— Он жив, — тихо произнесла она и слегка улыбнулась. — Мне надо домой! Пожалуйста! Скажите ему, что я его люблю и скоро приеду! Пусть ждет меня! Я его спасу и все будет хорошо!
В первую секунду Илья Семенович подумал, что она тронулась умом от горя… Но откуда она могла узнать, что Глеб при смерти? Его ударили несколько раз заточкой, сломали руку, ногу, пробили голову… Он ей этого не говорил!
— Ирочка… ты как себя чувствуешь? — с тревогой заглядывая ей в глаза спросил он, не выходя из остановившейся машины — может, не стоило ей ничего говорить. — Может, тебя доктору показать?
— Мне надо домой! — повторила Ирина, все еще находясь в своих мыслях. — Пока идет операция, я успею…
— Хорошо, езжай домой… отдохни, полежи.
— Да нет, я вернусь… Просто сейчас мне надо домой!
Илья Семенович вышел из машины и отдал распоряжение водителю-охраннику:
— Оставайся с ней! Глаз с нее не спускай — при малейшем подозрении на ухудшение вызывай «Скорую»! Внука я потерять не могу!
Сделав несколько шагов, он обернулся на голос невестки.
— Вы правы! Когда припрет — ты уже не сомневаешься!
Машина рванула с места, а отец Глеба понял зачем помчалась домой его невестка и как хотела спасти его сына….
Деньги сделали свое дело: раненого Глеба из больнички следственного изолятора на вертолете доставили в военный госпиталь Бурденко, а не оставили умирать в тюремной больничке, сделали операцию, которая шла больше восьми часов и прошла успешно, правда, гарантий на выздоровление врачи не давали и лишь неопределенно пожимали плечами, в реанимационную палату (что категорически запрещено) пропустили жену и уж совсем в нарушении всех правил и «законов медицины» разрешили надеть на шею больного нательную иконку — против родовой, нательной иконки ни один из врачей не возразил, понимая, что жизнь больного находится в руках куда более высших сил, чем они (хотя многие себя считали Богами — почти!).
Ирина сидела в реанимационной палате, держала мужа за руку и молилась о его жизни…
«— Господь милосердный, сохрани ему жизнь! Не ради себя прошу — ради детей! Как они без его поддержки расти будут?! Родится сын и отца своего не увидит ни разу… Нельзя такое допустить! Нет, неправда, и ради себя молю — жить без него не смогу… ради всей нашей семьи молю — сохрани Глебу жизнь! — без него наша семья никогда не станет счастливой… Глеб добрый, заботливый, милосердный… больным детишкам операции оплачивает — скольким детишкам он еще может жизни спасти… Господи, спаси и сохрани ему жизнь!»
На груди Глеба покоилась небольшая золотая иконка, украшенная драгоценными камнями с ликом Иисуса…
Врачи постоянно наблюдали за прооперированным пациентом, стараясь не обращать внимания на скромно сидящий на стульчике «оплаченный и уже доставленный аппарат МРТ», и тихо радовались, и удивлялись, что ухудшений не наблюдается, осложнений не предвидится и состояние больного улучшается с каждым часом…
Через сутки после операции больного перевели из реанимации в палату и подключили к датчикам, а еще через сутки вывели из медикаментозной комы, и он пришел в себя.
Первое что увидел Глеб, очнувшись от долгого «сна», было бледное, осунувшееся лицо жены с застывшими, страдальческими глазами. Она ничего не сказала, поцеловала его в губы и пересев со стула на стоящую рядом кровать, рухнула на подушку и тут же заснула.
— Привет, сын! — услышал Глеб голос отца, с сожалением отрываясь от лица жены. — Она двое суток глаз не сомкнула — пусть отдохнет…
— Как я здесь… оказался? — прохрипел больной и закашлял.
— Чи-чи-чи! Осторожно! Кашлять тебе нельзя! — Илья Семенович придержал сына за плечи. — Две дырки заточкой — очень коварные! И лучше тебе пока поберечься! В тюремной больничке с этим не разобрались бы, и ты истек бы кровью… Но у тебя же есть опытный папочка! Который когда-то получил точно такой же коварный удар заточкой — поэтому я поднял на уши всех, и — вуаля! — ты в военном госпитале!
— А с рукой что? — скосив глаза, просипел Глеб.
— Даже в голову не бери — срастется! — отмахнулся от «проблемки» его отец. — И нога тоже.
— И нога?!
— И голову немного разбил, когда падал… об асфальт, вернее, об асфальтовую крошку — она значительно мягче, так что радуйся, что в башке дырки нет!
— И на долго я здесь?
— Месяц точно, а там посмотрим… Если будешь себя хорошо вести, может домой заберем! Только никаких резких движений, подъемов и волнений!
— Понял. А с делом… что?
— Узнали, что с тебя хотят обвинения снять — вот и… заказали тебя… — нехотя пояснял Илья Семенович, опасаясь «выливать» сразу всю информацию, — дружок твой заказал — Стасик Липатов, чтобы срок лишний не тянуть: организатор больше всех получает, поэтому все стрелки на тебя переводили.
— Стас? Мы же… с ним дружили!.. — не поверил Глеб. — Я его к себе… в дом приглашал.
— А как он с Веркой твоей связался, перестал! Вот он и обиделся и посчитаться с тобой захотел — на деньги кинуть. Или за что другое обиделся? За другую бабу, например.
— Верка… не моя! — Глеб посмотрел на отца и не ответил.
Илья Семенович недовольно крякнул — дать бы тебе по роже!
— Знакомая твоя — ты ее на руках носил, на фирму взял, к себе приблизил — по-дружески, как тебе казалось, и огреб по полной…
— Ну, носил!.. Я в одиннадцатый, она в первый… Я нес, она в звонок звенела!.. Плакала малявка, а я в шутку… сказал, что она самая красивая… и когда вырастет… женюсь на ней.
— Ты пошутил, а она запомнила — с бабами шутить нельзя — они наших шуток не понимают! Запомни это сын! Я вот ту недавно пошутил с Иришкой… и тоже огреб по полной!
— Неужели… врезала?..
— Было дело… — Илья Семенович сел на стул, взял руку сына в свои руки, сжал. — Ты Глебка никому не верь — ни она, ни я — мы тебя никогда не предадим!
— Знаю!.. Как ребенок? Раз она со мной сидела… нервничала.
— Проснется, на обследование отвезу! Так что ты тут один, без нас держись… Пол ребенка узнаем! Надеюсь, внук!
— Александр… Глебович… Левицкий!
— Родится — такой праздник закачу! А сейчас для нее праздник, что с тобой быть разрешили… Вон, койку для нее купил, так что будете вместе срок больничный отбывать — вряд ли она от тебя уедет надолго.
— Ты ее домой забери… пусть под присмотром будет, — попросил Глеб, не желая утруждать беременную жену, — мне так спокойнее.
На что Илья Семенович немного замялся, решая рассказывать сыну все новости или погодить…
— Да она… это… не со мной живет! Самостоятельная стала… В вашем коттедже по большей части обитает — площадку детскую на заднем дворе обустраивают ей: избушку на курьей ножке из бревен построили для Снежки, деревянного конька-горбунка смастерили, песочницу с мухомором, качели детские и большие, садовые — она на них по вечерам качается… Помощницу по дому я ей нанял, чтобы одна без пригляда не оставалась, машину с водителем-охранником выделил… В дом к нам она не приезжает — из-за матери.
— Мать как?
— Что ей сделается? Прости… Чуть дом не спалила, и сама до смерти не угорела!