— Как развод даст!
— Чего она на… Иришку взъелась? Я ее и Снежку люблю… мне без них плохо будет…
— Это сын долгий разговор, а тебе отдыхать надо — поспи, я рядом посижу немного, да на фирму поеду, а то начальство на дела забило и у тебя под бочком дрыхнет!
Илья Семенович с нежностью посмотрел на спящую молодую женщину и повернулся к сыну.
— Я вас люблю, ребята!
— И мы тебя любим!
Когда Ирина проснулась, они уехали на обследование. А через несколько часов в палату вернулась улыбающаяся Ирина и сообщила:
— Сын! Сашка!
— Вы мои любимые! — растроганно прошептал Глеб.
29
Первые несколько дней Ирина не отходила от мужа, боясь, что как только закроет глаза и перестанет его контролировать, ему станет хуже, постоянно держала его за руку, даже на ночь просила придвинуть кровать вплотную к кровати мужа, чтобы слушать его дыхание, держать за руку и не вскакивать к нему по десять раз за ночь…
Но когда, глядя ей в глаза, Глеб потребовал:
— Поцелуй меня!
Она впервые за эти дни улыбнулась и с радостью исполнила его желание: нежно коснулась его губ.
Глеба такой поцелуй не устроил и даже «рассердил», и он, запустив пятерню здоровой руки в ее волосы и придерживая ее затылок, вобрал в свой рот ее губы и уперся языком в ее зубы, требуя впустить его. Она послушалась, приняла его язык, тут же покорилась и слегка засосала… Глеб поплыл… Голова закружилась от усилий и вспыхнувшей страсти… Отпустил ее губы и виновато скривился.
— Прости, «конфетка», сил хватило только на это… Но обещаю к концу недели займемся сексом…
Ирина засмеялась его шутке и сердцем поняла: к ней возвращался ее мужчина! со своими привычками, требованиями, мужскими желаниями — он шел на поправку, и это успокаивало и радовало ее.
Конечно, к концу недели ни о каком сексе речи не шло, но целовались они уже довольно страстно и долго, здоровая рука его сжимала ее грудь, а она ласкала его тело, вызывая у него стоны, похожие на хриплое, звериное мурчание… Они даже умудрялись засыпать вместе, на одной кровати, обнявшись и прижавшись друг к другу, но потом Ирина перебиралась на другую кровать, чтобы выспаться самой и не мешать «больному», на что «больной» недовольно ворчал, нехотя признавая, что будущей мамочке четырехмесячному крохе нужен был полноценный отдых (это он может поспать и днем), а в скором времени, когда животик у жены будет большим и чтобы случайно во сне не задеть малыша, им придется спать порознь.
Наняв опытную сиделку себе в помощь (около пятидесяти!), Ирина стала уезжать на работу и по своим делам, сначала до обеда, а потом и подольше, к ужину неизменно возвращаясь в палату к мужу, ибо проводить ночь без ее подробных рассказов о проведенном дне, без ее возбуждающих ласк и страстных, долгих поцелуев он попросту отказывался — капризничал, не ужинал, ожидая ее приезда. Она стойко сносила его капризы и обиды (все больные требуют повышенного внимания), извинялась за опоздание, успокаивала, твердила о своей любви, начинала целовать, и он оттаивал, растворялся в своих чувствах и неловко просил прощения за свои капризы.
Побыв немного в шкуре жены, Глеб понял, как это трудно — ждать! А ждать, ревновать ее внимание и мечтать о близости с любимым порой просто невыносимо! Он же, в прошлой жизни, забывал звонить жене и предупреждать о своей задержке на работе. Теперь, лучше понимая ее недовольство, ревность и разочарование, пообещал себе быть более внимательным к ней и хотя бы один раз в день звонить жене — сейчас, получив в свое пользование телефон, он названивал ей каждый час… по работе и не только ей — он хотел быть в курсе всего происходящего на фирме и выслушивая короткие отчеты был очень доволен.
Но случались и «неприятные инциденты»… Такой, как в первый визит Инессы Сергеевны к сыну.
Увидев на его груди подаренную иконку, она затряслась и не в силах справится со своим желанием завладеть родовым «сокровищем» Левицких, попыталась снять ее с груди спящего сына. Но поскольку сиделка, которой строго-настрого было запрещено оставлять больного без присмотра с «непроверенными людьми» (к коим относились все кроме Ирины и Ильи Степановича), находилась в палате и была предупреждена о ценности данной иконы (ей было поручено Ильей Степановичем оберегать в первую очередь иконку, а потом тело сына), попыталась пресечь попытку похищения иконы. Завязалась перебранка, потасовка, проснулся Глеб, понял в чем дело — оправдания матери «Я только хотела посмотреть поближе» не прокатили и выгнал мать из палаты.
После этого инцидента Илья Семенович забрал иконку и спрятал в сейф в кабинете, нашпиговав дом новейшими биометрическими охранными системами, информирующими его даже о приближении «неправильного» человека к охраняемому объекту (к дому, кабинету, сейфу), а Инесса Сергеевна была выселена в городскую квартиру, которая тоже по бумагам принадлежала Ирине, но пока об этом «бывшую хозяйку» не известили.
У Ирины тоже случались «неприятные истории», не связанные с работой… с Верой, например.
Ей все-таки удалось прорваться в кабинет к «хозяйке» и устроить скандал, поскольку в военный госпиталь к Глебу ее не пустили даже на территорию.
— Мне нужны обещанные деньги! — почти кричала Вера, отбиваясь от секретарши, пытающейся вытянуть за руку «непрошенную посетительницу» из кабинета.
— Ольга Владимировна, оставьте ее, — устало произнесла Ирина запыхавшейся секретарше. — Не забывайте, она беременна!
— Не забывайте, вы тоже! И волноваться вам не рекомендовано! Она один раз уже довела вас до больницы! И вы могли потерять вашего ребенка!
— Я помню это!
Секретарша недовольно удалилась, пообещав принести успокаивающий «чай на травках».
Ирина показала на кресло, но Вера не села, встала напротив, напоказ выпятив живот.
— Мне нужны обещанные деньги! — твердо заявила она, чувствуя себя обиженной и обманутой.
— Вам выплатили все положенное и даже больше, — Ирине было неприятно видеть эту женщину, вспоминать ее лживые, прямо в сердце ранящие слова и свою боль от ее лжи.
— Глеб обещал мне…
— Вряд ли Глеб захочет сдержать обещание, после того, что сделал ваш любовник — попытался убить Глеба и вы, давая ложные показания против него, поддерживая своего любовника.
— Я к этому не имею никакого отношения! — открестилась от покушения Вера. — А дать такие показания меня заставил Стас! Потом я во всем призналась.
— А я не имею никакого отношения к вам! — парировала Ирина. — Разговор окончен!
— Мне надо увидеть Глеба!
— Чтобы опять повиснуть у него на шее или подставить под его руку свой живот? Вы на что рассчитывали, затевая свои игры… что он разведется с беременной — от него женой, бросит своего ребенка и женится на вас, беременной от другого мужчины?!
— Зачем мне нищий мужик, когда можно получить мужика с деньгами.
— С вами все ясно! Когда вы забеременели, Глеб вас пожалел, и вы решили сыграть на его жалости… — неожиданно Ирина почувствовала такую непреодолимую усталость, что даже злость и обида на помощницу мужа растворилась в ней. — Вер, уводя мужа из семьи, вам не жалко было такого же нерожденного ребеночка, как ваш, и маленькую девочку — ведь вы отнимали у них отца?
— В первую очередь я заботилась о себе и своем ребенке! — честно ответила Вера, не думая о последствиях такого ответа.
— Понятно! Сердца у вас нет! Тогда и денег для вас у меня — нет!
— Но я хочу поговорить с Глебом?! На мои звонки он не отвечает!
— Ничем не могу вам помочь! Пусть вам выплачивает алименты отец вашего ребенка!
— Он сел! И надолго.
— Еще скажите — по вине Глеба! — Ирина и не думала, что может быть такой жесткой и принципиальной, и обратилась к вошедшей с чаем секретарше. — Ольга Владимировна, проводите… Разговор окончен!
Почти под тычки секретарши Вера недовольно вышла из кабинета.
30