«…ты незнакомка,
ты — страсть и нежность,
ты — тяжесть в сердце и боль в груди…»
Джио Россо
— Мы с тобой не разговариваем.
Веселое утверждение Эмили сбило его с толку. Он осторожно поддел её подбородок, до этого покоившийся на его плече, и выжидательно заглянул в глаза.
— Ну, сам посуди, — улыбается мягко, зажигая его теплом, — раньше мы только ссорились. А теперь…не ссоримся, конечно. Действуем. И всё.
— И?
Девушка приподнимается, упираясь локтями ему в ребра, и от этого движения её маленькие соски нежно проходятся по его грудной клетке. Это рождает чувственные импульсы, но он сдерживает себя, потому что ей пока рано устраивать многозаходные марафоны. Они уже несколько минут лежали в тишине, лениво упиваясь негой. И теперь мужчина пытается сосредоточиться на лукавой ухмылке, изогнувшей полные покрасневшие губы.
— И? — повторяет, вздернув брови, — я как типичная женщина хочу говорить после секса, — в своеобразном жесте, мол, ну как ты не понимаешь?
Это заявление вызвало его искренний заливистый смех. Да откуда ей знать, как это происходит? И женщиной-то она стала без году неделю.
— Мне нравится твоя улыбка, — проговаривает трепетно, указательный палец очерчивается мужской рот, порождая за собой покалывание по контуру. — Тебе говорили, что она у тебя красивая?
Говорить о себе, уже тем более — о прошлом, ему, естественно, не хотелось. Марсель зарылся ладонями в её волосы и притянул к себе умиротворенное девичье лицо. Слегка подразнил, потершись щекой об аккуратный нос, затем оставил несколько легких мимолетных поцелуев на крохотном подбородке, направляясь к самому важному — манящим губам. Эмили сладко выдыхает, когда он вонзается коротким укусом в мягкую плоть, а потом сама тянется и прижимается, требуя углубить ласку. Неспешно, словно впервые, они целуются, вкладывая в действие максимум целомудрия.
— Ты там…опять твердый, — шепчет бесстыдно, оторвавшись на миг, сводит с ума предвкушением в интонации.
Марсель признает правоту её замечания, поэтому перекладывает девушку с себя на постель, сдержав ухмылку от разочарованного «Ой», когда, наконец, вышел из неё.
— Я в душ. Ты пока свари кофе, пожалуйста. Я быстро.
Избавляясь от средства защиты, мужчины направляется в ванную и подставляется под холодные струи. Ему срочно нужно смыть это возбуждение, иначе…напугает Эмили напором и ненасытностью. Нельзя. Она хрупкий цветок в этом плане. Не прожженная бл*дь, а практически невинное дитя. Только эти напоминания и помогают отрезветь. И возвращают долю прежнего недовольства собой.
Марсель вернулся уже полностью одетый, ему, по-хорошему, надо бы побриться, но это уже потом. Настолько отвык от данной процедуры за последние лет десять, что теперь сложно даже представить этот каждодневный ритуал.
Эмили бесшумно помешивала напиток в своей чашке. Видимо, она любит сладкий. Круассаны были рассервированы по красочному блюду, рядом с которым стояла сахарница.
— Я не стала ничего вытаскивать из холодильника. Раз уж выпечка свежая, подумала, ограничимся этим.
— Правильно сделала, — мужчина усаживается на барный стул рядом. — Они с разной начинкой. Можно разрезать, чтобы наверняка не повториться.
Девушка встала, выдвинула верхний ящик, молча достала нож и положила на его пустую тарелку. Кажется, её всё же задело, что он не захотел говорить. По факту — проигнорировал её просьбу. Но хмурая и недовольная Эмили была по-своему прекрасна. Он отпил немного кофе, наблюдая за ней. А сама-то? Разве она спешит делиться с ним своими душевными переживаниями? Кто или что стало причиной её отъезда, расшатанной психики, приведших к паническим атакам, хронической бессоннице и необоснованной агрессии? Ведь Марсель тоже толком ничего о ней не знает…
— Какие планы? — интересуется, деля ближайший круассан, часть которого кладет перед Эмили.
Девушка несколько секунд заторможено изучает румяную корочку, затем подхватывает за кончик и с аппетитом откусывает слоеное тесто, начиненное сгущенкой. На мгновение жмурится, пережевывая. А он радуется, что Эмили не замечает, как его торкает от движений её губ, на которых остаются многочисленные крошки. А потом показывается розовый кончик языка, устраняющий сие безобразие.
Господи, неужели эта девушка действительно не отдает себе отчета в том, насколько хороша? В любом виде, каждой эмоции, очередной ипостаси?..
— К двенадцати мне надо быть в универе.
— Я могу подвезти тебя, но тогда нам максимум через минут двадцать нужно выйти.
— Мне быстренько принять душ и одеться. Успею.
Дальше они молча уплетают сносную выпечку, запивая кофе.
Странно, вот уже второй завтрак, и тоже с ноткой индифферентности.
Эмили верна своему слову, и в положенное время они выходят из квартиры. Спускаются, и на одном из лестничных пролетов Марсель тихо спрашивает:
— Так почему же ты не пользуешься лифтом? Клаустрофобия?
На этот раз она бесстрастно пожимает плечами и спокойно выдает:
— Нет, всё проще. Однажды в кабинке меня накрыла паническая атака, когда я была одна. Испуг засел очень глубоко. Умом понимаю, что это глупо, надо жить дальше, но перебороть себя не получается. Я езжу в нем, если со мной кто-то есть, — поворачивает к нему голову и пытливо сверлит огромными глазами. — А ты?
— Всего лишь еще один способ размять ногу. Привычка.
Она опускает взгляд на колено и с участием вздыхает:
— Сильно болит?
— Дискомфорт есть, но уже не так ощутимо, как раньше.
И Марсель внезапно осекается. Кажется, он впервые вполне честно и без раздражения ответил на вопрос о собственном самочувствии после аварии. Жалость и тревога близких его доканывала: самому тошно, еще и лезут со всех сторон с этими прискорбными минами… А тут воспринял как нечто нормальное и довольно безобидное. Так ведь и Эмили спрашивала иначе. Совсем не так, как остальные.
— Я вряд ли смогу тебя забрать, до ночи буду занят, у меня в клубе небольшой ремонт плюс через пару дней проверка, — произносит, когда они отъезжают от дома.
— Забрать? — в голосе девушки неподдельное изумление. — Марсель, перестань. Не парься. Я понимаю, что нас…не связывают отношения. Не хочу, чтобы ты напрягался. Не надо брать на себя ответственность за что-либо. Особенно в том случае, когда инициатива исходила от меня. Я, правда, всё осознаю.
Огромным усилием воли мужчина сдержался от ответа, существенно задетый такой позицией. Опять же, в его жизни ни одна женщина не отказывалась от внимания и заботы. Еще и так легко и непринужденно.
Бл*дь. Сам не ожидал, что это может его вывести из себя.
Вроде, радуйся, мужик, ты свободен, от тебя ничего не требуется. Ничего лишнего. Только секс и разговоры? На пару месяцев, пока ты не женишься. Пока девочка не наиграется во взрослую. Так чего ж ты так бесишься? Лафа, о которой мечтали бы многие. Но для нынешнего Марселя циничность ситуации вдруг приобрела особо катастрофические масштабы.
— Открой бардачок, — постарался звучать более-менее спокойно, дожидаясь, пока Эмили выполнит просьбу. — Там под документами комплект ключей. Возьми. Хочу, чтобы ты ночевала у меня, когда я возвращаюсь поздно.
Если играть, то по его правилам.
Приготовившись к перепалке, мужчина непроизвольно крепче сжал руль, поворачивая на улицу, где находилось здание университета. И мысленно чертыхнулся, завидев несчетное количество машин. Ни пройти ни проехать. Развелось мажоров, мать вашу. Понаставили дорогих автомобилей, ещё и паркуются, как криворукие пони.
— Хорошо.
Он был так ошарашен покорностью, с которой девушка приняла сказанное, что резко повернул к ней голову, наблюдая, как она отправляет связку в сумку.
Серьезно? И никаких возражений?
Американские горки, ей-богу! С ней не просто не соскучишься — с ней конкретно припечатывает, после чего надо приходить в себя.
Даже затор впереди перестал его нервировать. Маневрируя, Марсель практически доехал до дорожки, ведущей ко входу, затем остановился, где было возможно.
— Ну, пока? — немного угловато, нерешительно проговаривает Эмили, стрельнув в него глазами. — И спасибо.
— Пожалуйста. Беги.
В воздухе повисает аромат неловкости. Она хватается за ручку и несколько раз переводит на него взгляд. Может, хочет поцеловать? Но понимает, что не стоит делать достоянием общественности то, что между ними происходит?
А он? Он хотел бы, чтобы всё было иначе?
Времени на раздумья попросту не остается, потому что в следующую секунду по стеклу со стороны водителя настойчиво стучат. Мужчина оборачивается и видит перед собой улыбающуюся Инну. Лицо вытягивается от изумления, но на автомате он опускает его, впуская в салон веселый девичий щебет:
— Привет! А ты тут что делаешь? — затем замечает Эмили, машет рукой той в замешательстве. — О! Я тебя помню! Ты работаешь в ресторане! Вы вместе приехали?
— Привет. Да.
— Привет, — отзывается девушка, словно отмирая. — Мы с…Марселем соседи, если ты не знаешь. Вот так получилось, что сегодня мне повезло, нам было по пути…
А вот это ему совсем не понравилось. То, как она начала с ходу оправдываться. Еще и перед ребенком, который даже ни о чем не спрашивал…
— А ты здесь каким судьбами?
— Я же уже несколько месяцев занимаюсь английским у репетитора, чтобы сдать ЕГЭ, он здесь преподает, приезжаю к нему.
— Это хорошо. Если закончила, садись, подброшу.
— Нет, спасибо, нас папа подружки забирает. Ждем его.
Эмили прощается и уходит быстрым шагом, через мгновения растворившись в толпе студентов. А Марсель ещё какое-то время беседует с Инной, интересуясь, как у неё дела. Конечно, в отсутствие Нелли они виделись реже, но он звонил ей, навестил на Новый год и вручил, как ему казалось, неплохой пригодный подарок — планшет. С девочкой у него никогда не возникало проблем. Хороший, на редкость жизнерадостный облюбленный всеми подросток.
День выдался нервотрепным. Всё было не так. И все делали свою работу хреново. Именно так мужчина и полагал, испытывая раздражение, граничащее со злостью. И мастера — криворукие, и персонал — безалаберный, и пожарный надзор — в цвет ох*ревший. Сговорились бесить его, разжигая огонек недовольства, вызванного поведением Эмили. В результате метался тигром в клетке, отдавая распоряжения. Словно назло, и Костя с Юрой вновь поцапались практически до драки, пришлось выступать в качестве рефери. В результате, наверное, абсолютно все попали под раздачу. Марсель под конец уже не контролировал себя. И, поняв, что дошел до предела, ретировался намного раньше, чем планировал. Всю дорогу проклиная невнимательных водителей, практически дышал огнем. И доехал до дома уже в состоянии аффекта.
Еще одна причина для злости — незапертая дверь. С одной стороны, внутри что-то заныло от вспышки удовольствия — она пришла к нему, да еще и раньше, чем полагалось, а, с другой — это всё же беспечно. Стоило сделать шаг в прихожую — в ноздри ударил какой-то необычайно вкусный аромат, и желудок жалобно сжался, напоминая о тотальном игноре практически сутки. Так и не довелось поесть по-человечески. На всю квартиру звучала неизвестная ему песня, немудрено, что его присутствие Эмили даже не заметила.
А он…стоял на пороге кухни и просто наблюдал. Сам не заметил, как сменил гнев на милость. Словно одним махом с него слетел весь негатив. Это было чертовски необычно, и от этого, видимо, феерически приятно — видеть, как на твоей территории орудуют деревянной лопаткой. Эмили помешивала что-то в сковородке одной рукой, а другой — придерживала край книжки, в которую вперилась сосредоточенным взглядом, слегка хмурясь. Юный Цезарь, честное слово. Как можно читать под такой громкий звук, да ещё и одновременно готовить?
Потрясение не было внезапным. Оно затопило его постепенно. По мере того, как ее глаза сбегали вниз по странице, Марсель впадал в транс, пытаясь вспомнить, кто и когда кашеварил для него с таким рвением? Из числа тех, с кем делил постель. Может, такие и были, но сейчас на ум ничего не приходило. Потому что эта сцена по своей зрелищности затмила всё. Маленькие ножки в коротеньких бирюзовых носочках непроизвольно отбивали ритм, аппетитная попа в светлых спортивных штанах слабо покачивалась в такт, пухлый рот что-то беззвучно воспроизводил — и всё это было аккомпанементом к основным действиям.
Об Эмили ещё в самом начале знакомства мужчина был другого мнения. Да, собственно, это стереотипное мышление. Девушки, выросшие в достатке, в основном, никак не приучены к быту, не приспособлены к созданию домашнего уюта в том тотальном смысле, который заложен в это понятие. В его окружении таких достаточно: потратить время на салоны, оставляя детей в развивающих центрах, еду заказать доставкой, а уж уборка, стирка и глажка — из области фантастики, которая возложена на плечи наемных работников. Они выбирают быть красивыми, сводить с ума безупречностью кожи, тронутой идеальным загаром под благородным солнцем на хорошем курорте за границей. Вести социальные сети, активно пропагандируя любовь к жизни и совсем не вникая, насколько далеки от среднестатистической женщины, не имеющей такой финансовой подушки в лице состоятельного отца или мужа.
Но эта девушка сочетала в себе несочетаемое.
И осознание факта, что его буквально топит от этого…отозвалось раздражением. Замкнутый круг, ей-богу! Пришли к тому, с чего начали.
Ему казалось, он чертыхнулся бесшумно. Но в следующую секунду серебряные глаза безошибочно остановились на нём, увеличившись от удивления.
— Привет, ты так рано! — закрывает книгу и колдует над плитой, отвернувшись. — Голоден? Надеюсь, любишь морепродукты? У нас фунчоза в сливочном соусе с морским коктейлем, тушеные в соевом соусе овощи и немного поджаренного с чесноком хлеба.
У нас.
Сознание вырвало эту фразу и позволило ей теплой волной окатить внутренности. А ещё…именно в эту секунду Марсель захотел, чтобы она сказала «Я тебя люблю».
Направление собственных мыслей обескуражило. Насторожило. Разозлило.
— Голоден. Накрывай.
Он пробурчал эти слова и отправился в ванную, нарочито небрежно посылая отголоски совести в дальние дали.
Вернулся, вновь наблюдая, как непринужденно девушка ведет себя у него в доме, словно вхожа лет сто, и эти совместные трапезы — обыденное дело. Вызывает смешанные чувства, в которых сложно разобраться. Вообще, их ситуация — спутанный клубок, хрен размотаешь. Где начало, где конец, а где здравый смысл?
— А ты не будешь? — искренне недоумевает Марсель, когда она шагает к выходу, разложив перед ним дымящуюся пищу.
— Нет, приятного аппетита. Я пока почитаю.
Через секунду грохот музыки смолкает. Он остается наедине с собой и вкусно пахнущими блюдами. Не просить же её остаться, в конце концов?
И мужчина приступает к еде, приятно удивленный вкусом. Молодец. Видимо, утоленный голод действует на него положительно, потому что Марсель удовлетворенно вздыхает, загружая грязную утварь в посудомойку. Входит в спальню и замирает. Эмили лежит на животе, упершись локтями в постель и медленно дрыгая ногами, вздернутыми к верху. В этой затейливой позе всё так же читает, шевеля губами.
Какой-то п*здец.
Эта девушка готовила для тебя ужин, Марсель.
А ещё…она в тебя влюблена и отдалась с дичайшим самозабвением.
А ты, что можешь предложить ей ты?
По щелчку оказался рядом с ней, захлопнул и отшвырнул книгу на пол, притягивая к себе напрягшееся тело. С шумом выпустил воздух из легких, вгрызаясь в пухлый нежный рот, ловя её изумление, упиваясь податливостью и тем, как отчаянно ему отвечают.
Бл*дь. Какие, к черту, благие намерения? Мысли, раскаяние, вина?
Пошло всё на х*р! Лишь дать ей то, чего изначально хотела!
Здравствуй, зверь, притаившийся внутри под тяжким гнётом. Сколько лет ты был там закован, словно в темнице? Разминайся, дружище. Свобода — наркотик.
Он себя снова узнавал.
И в то же время совсем не узнавал.