«Острее жалит боль,
когда её причиняет кто-нибудь близкий». Бабрий
До боли любимые глаза напротив смотрели необычайно зло, а черты приобрели такую невозмутимую строгость, что она граничила с равнодушием. И это было для Эмили непривычно.
— Почему вдруг? — голос со стороны казался чужим, хотя шевелились её губы.
— Вдруг? Я больше трех лет ждал, что ты повзрослеешь и возьмешь себя в руки. Жить отдельно — ты самостоятельная, верно? Ну, значит, и до работы своими родными ручками тоже вполне доросла.
Девушка горько усмехнулась. Наказывает. Пытается вывести на эмоции… Вскрыть еще сильнее ни на секунду не перестающие кровоточить раны. Нет, папуля. Не получится.
— Как скажешь.
— Так ты мне объяснишь, на что тратила эти суммы?
— Не объясню, — сухо, не отрывая упрямого взгляда.
— Ты не была такой хамкой, Эмили.
— Времена диктуют правила. Всё меняется.
— Дочка, ну что с тобой такое? — протягивает отчаянно, потерянно осматривая её лицо. — Скажи мне, тебя обидели? Что именно произошло?
— Меня предали.
Левон Смбатович сокрушенно вздыхает. Эмили знает, что в голове он сейчас прокрутит тысячи сценариев.
Ком застревает в горле. Как она ненавидит это удушливое состояние. Свою тщедушность и слабость, этот страх узнать правду, услышать что-то, что сделает еще хуже…
«Ты меня предал, ты…», — вертится на языке, который изменяет ей, внезапно отнявшись.
— С тобой тяжело, — признается проникновенно, прикладывая ладонь ко лбу и напряженно потирая его. — Я же помочь хочу. Вывести тебя из этого состояния.
— Тогда не блокируй мой счёт, — прёт нагло, зная, что уже проиграла.
— Я повторяю: ты можешь выйти на работу в PR-отдел по своей специальности. Хоть завтра. И тогда сама будешь зарабатывать и даже гордиться собой.
Эмили рассмеялась.
— Боже, серьезно? Думаешь, меня можно взять на слабо? Разбудить совесть и стыд, типа, я до сих пор сижу на шее родителей?
Мужчина потрясенно замолк. Никогда в жизни он не повышал голоса на своих детей, не говорил им ни единого плохого слова. И сейчас услышать тихое твердое и достаточно злое шипение, сходное с рычанием, было неожиданно:
— Эмили, я сказал всё, что хотел. Квартира Ваграма в твоем распоряжении. Но расходы отныне — исключительно не моя забота. Ты можешь вернуться и домой. Такой вариант я тоже принимаю. Денег никто давать больше не будет. Я уже запретил твоей матери и сестрам помогать тебе.
— Я и не собиралась просить.
— А теперь уходи. Разговор окончен.
Она была рада, очень рада исполнить последнее. Потому что перед глазами уже темнело от накативших эмоций, горло продолжало нещадно сжиматься, а в голове стоял гул из-за беснующегося рёва пульса.
«Только не перед ним, только не перед ним, Боже».
Девушка хватается за шею и сбегает по ступенькам в полуобморочном состоянии, не разбирая дороги. По возможности — кого-то из проходящих огибает, кого-то обходит. Кому повезло меньше — бьет по той или иной конечности, согласно неизменной инерции, не успев сориентироваться вовремя. Главное — сесть куда-нибудь и успокоиться. Что она и сделала, завидев скамью.
Упав на неё и больно ударившись лопатками, Эмили оттянула ворот блузки в стремлении хоть как-то унять это накатившее удушье. Почти задыхалась, её всю трясло. Даже и не помнила, когда ей было настолько плохо последний раз… Может, года три назад, в самом начале?
В таком состоянии свояченицу и настиг Ваграм. Молча поднял на руки и понёс в сторону бизнес-центра. Даже сквозь туман в голове она понимала, что это недопустимо.
— Остановись, — прошептала, уткнувшись ему в плечо. — Мне надо быть на воздухе…
Мужчина повиновался — резко остановился, затем развернулся и понес её в небольшой садик у здания, где бережно усадил на траву под деревом, прислонив спиной к стволу. А затем начал интенсивно натирать ей ладони, предварительно сняв с неё легкую куртку, которая явно сейчас усугубляла ситуацию. Может, неловкость перед ним, а, может, забота и учтивость — Эмили не знала, но почувствовала, что дрожь постепенно ослабевает, глубокое дыхание помогает нормализовать работу сердца, а мозг потихоньку проясняется.
— Вот, возьмите, Ваграм Тигранович.
Девушка медленно поднимает веки и различает очертания Леночки — помощницы отца. Первой реакцией было стойкое желание застонать в голос. Если она здесь, то и отец в курсе. Но, к счастью, зять её спас ненароком:
— Ты ведь никому не сказала? — одновременно прикладывая ко рту пострадавшей принесенную бутылку воды.
— Нет! Вы же предупредили! — почти перекрещивается та.
— Молодец, спасибо тебе большое, можешь идти, чтоб твоё отсутствие не заметили. И постарайся вести себя непринужденно, а то эмоции на лбу написаны, сразу расколешься, стоит только спросить, что случилось.
Говорил он беззлобно, но серьезно. Каждый, абсолютно каждый, кто был с Леночкой знаком и успел пообщаться хотя бы пять минут, прекрасно знал, что особа она экспрессивно-депрессивная. Сдерживаться не умела, плакала на щелчок пальцев, а уж язык и вовсе…жил своей независимой жизнью. Поэтому та не обиделась. Кивнула и посеменила обратно.
— Спасибо, — Эмили наконец заговорила, громко сглотнув.
— Тебе лучше? Что-нибудь ещё нужно?
— Нет, сейчас окончательно отпустит.
— Давно такое?
Его искреннее беспокойство греет душу, но признания дорого обойдутся. Каждое опрометчивое слово чревато плачевными последствиями.
— Я перенервничала, так бывало во время экзаменов.
Не верит. Однозначно. Но кивает, не предпринимая дальнейших попыток выпытать что-либо.
Садится рядом, нисколько не заботясь о сохранности дорого костюма, и ослабляет узел галстука. Странно его видеть таким. Эмили из-под ресниц рассматривает его мужественный профиль. Лали не могла не влюбиться. И Аэлита, бывшая пассия, не могла не влюбиться. И все остальные, кто был с этим потрясающим мужчиной, тоже не имели ни единого шанса на равнодушие. Да чего уж там, она и сама в детстве смотрела на него со слепым обожанием.
У него была правильная красота. Мужская. По-настоящему мужская. И веяло от него уверенностью и надёжностью. Сильный, высокий, чертовски умный, да ещё и красавчик. Да уж, сестре повезло. Хотя, у них там своя непростая история. Но они смогли.
А она? Почему она не может? Почему её воротит от всех, кто пытается к ней приблизиться? Ведь их было столько…статных, красивых, наглых, дерзких. О которых другие мечтают, пуская слюни. Где бы ни находилась — лучший из присутствующих, не говоря уже об остальных, обращал на неё своё внимание, добиваясь расположения. А у неё — пустошь внутри. Ничего не хочется ни с кем. Только Марсель был перед глазами, хоть и пыталась его забыть. Как проклятая, ей-богу. Готовая отказаться от своей красоты и вымолить то, что нужнее — счастье. Видимо, перед тем, как появиться на этот свет, она пропустила очередь, в которой раздавали сей нужный компонент. На кой черт ей безупречная внешность в этом случае?
— Давай, мы с тобой договоримся, что этот разговор останется между нами, — начинает размеренно, — я видел, как ты вылетела из кабинета, и, так уж вышло, знаю, о чем там шла речь. То, что я собираюсь предложить, исходит из личных побуждений… Дело не только в том, что ты сестра моей жены, Эми. Я же помню даже день, когда ты родилась, ты росла на моих глазах, ты для всех нас — светлый лучик… — на этом её нижняя губа предательски задрожала. — Я тебя люблю, как родную, понимаешь? Иначе и быть не могло. Сейчас, когда у меня у самого есть дети, я отдаю себе отчет в том, что такое родительская любовь. Действия твоего отца оправданы. Целиком и полностью. Но я не об этом. В общем, я уверен, ты здесь работать категорически не хочешь. Гордость, обида, желание что-то доказать. Поэтому, расклад такой. Я даю тебе денег на первое время. И одновременно помогаю устроиться в одно хорошее место…
— Я не хочу работать по специальности… — перебивает, устало вздохнув, кое-как отогнав непрошенные слезы.
— Я и не предлагал. Эта работа точно будет носить временный характер, чтобы ты пришла в себя и сама подобрала то, что захочешь. Учитывая, что опыта у тебя нет, многого не жди. Придется подучиться, пройти стажировку. Поблажек и классического блата не будет. Администратором в ресторане у моего знакомого — сойдет же, правда? Платят неплохо, просто график немного непривычный, домой добираться ближе к ночи.
Девушка выдохлась. Буквально за десять минут разговора с отцом будто рассыпалась, ощущение, что вышибли дух одним мощным ударом. А теперь зять пытается помочь и сгладить ситуацию, и это ее трогает. Американские горки эмоционального фона надо еще уметь пережить… Его слова правдивы, и глупо отрицать очевидное — ей теперь очень нужна работа. Эмили задумалась. Многим ли так везет? Идеальное, очень щедрое предложение. И вместе с тем, как ни крути, бешеная ответственность. Нельзя подводить Ваграма, не заслужил он такого. Да и выбора нет. Даже если будет брыкаться и изображать оскорбленную невинность, чем это поможет? Где в Сочи она найдет подобную вполне престижную должность?
— Ты… — не находит слов, будучи растерянной. — Ты неповторимый, честное слово. Слава Богу, что ты есть у Лали…
Мужчина обнимает её за плечи и позволяет устроиться на груди, по-братски целуя в макушку.
— Я тебя тоже люблю. Ты очень нужна нам, давай, приходи в себя. В любое время дня и ночи я кинусь к тебе, стоит только позвонить. И не волнуйся, Лали тоже об этом не узнает. Даже если будет догадываться, я не сдамся. И не разочаруй меня, пожалуйста.
— Постараюсь, — кивнула Эмили, вздохнув.
И она была настроена выполнить данное обещание, несмотря ни на что.