Стою в ожидании лифта на шатких ногах. Как бы я ни старалась оставить в прошлом годы жизни с Селестой и Ванессой, я не могу удержаться от того, чтобы не окунуться в эти воспоминания, как в незаживающую рану. Каждый раз, когда они оставляли меня одну на праздники, каждое грубое слово, каждый способ, которым они заставляли меня чувствовать себя никчемной, вновь поднимает свою уродливую голову. Я просто хотела иметь семью, кого-то, кто бы любил меня. Что со мной не так, что никто никогда не остается, спрашиваю я себя, входя в лифт и теряясь в жалких мыслях.
Эмоции, которые я не должна испытывать, слишком близки к поверхности, и я знаю, что это из-за Джуда и Тейта и того, как они морочат мне голову. Одно дело игнорировать текстовые сообщения, письма, которые лежат в ящике стола не распечатанными, и все маленькие подарки и цветы, присланные за эти годы, но видеть их лицом к лицу, быть вынужденной слышать их слова, а теперь еще и руки Джуда на моем теле, все это выбило меня из колеи. Смотрю прямо перед собой, когда двери закрываются, и изо всех сил стараюсь не заплакать обо всем, чего у меня нет. Я закрыла свое сердце для идеи семьи, любви, когда…
Отдергиваю руку, когда что-то теплое и мягкое хватает меня за нее. Мои глаза практически вылезают из головы, когда я смотрю вниз и вижу маленького мальчика, которому не больше трех или четырех лет. Я кручу головой по сторонам, ища в лифте маму или папу, которых я, должно быть, пропустила в своем беспамятстве, но никого не нахожу. Я прижимаю руку ко лбу, проверяя, не нахожусь ли я в горячечном бреду, потому что какого черта крошечный человечек делает один в лифте в здании, полном юристов?
Потянув за юбку, я стряхиваю с себя удивление и приседаю, чтобы оказаться на уровне этого очаровательного человечка. У него мягкие каштановые локоны, красивые светло-голубые глаза, обрамленные темными ресницами, и пухлые розовые щечки, которые так и хочется расцеловать.
— Привет, милый мальчик. Где твоя мама?
Все, что я получаю от него в ответ, это небольшую улыбку. Он, должно быть, находится в здании со своей семьей по какому-то делу и отстал от них. Его мама, должно быть, в сходит с ума от беспокойства.
— Хорошо, не волнуйся, милый, я отведу тебя в службу безопасности, и ты быстро вернешься в объятия своей мамочки. — Я с мягкой улыбкой убираю назад его кудри и спрашиваю: — Можешь сказать, как тебя зовут? Меня зовут Сави.
Его прекрасные глаза загораются, а затем он поднимает свои маленькие ручки в универсальной манере маленького ребенка, прося взять его на руки. Я недолго колеблюсь. Это не мой ребенок, но я знаю, что если бы он был моим, потерялся и остался один, я была бы счастлива, если бы добрый незнакомец позаботился о нем, пока он не вернется ко мне. Осторожно поднимаю его, словно он сделан из стекла, и почти падаю в обморок, когда маленький очаровашка утыкается лицом мне в шею и прижимается ко мне так доверчиво, как могут только маленькие дети.
Лифт останавливается на разных этажах, когда люди входят и выходят, спускаясь вниз, но я совершенно потеряна в шелковистой мягкости его волос на моей щеке и его сладком запахе. Он пахнет травой и солнцем с нотками детского шампуня. Мое сердце болит, когда я держу чужого ребенка и отчаянно желаю, чтобы он был моим. Хочу иметь собственного ребенка, любить и быть любимой так полно в ответ, мои глаза закрываются, и я нежно, в печали, опускаю голову на то, чего у меня никогда не будет.
Лифт слегка подпрыгивает, останавливаясь на первом этаже, и я остаюсь на месте, оттягивая сон об этом еще на несколько секунд, позволяя другим пассажирам выйти первыми. Я едва заметно целую его мягкие кудри, открываю глаза и собираюсь выйти, но тут же останавливаюсь перед мужчиной, который с бешеным выражением лица держит двери открытыми. Несколько секунд я в недоумении смотрю на Беккета Харта, пока крошечный мальчик на моих руках не выпрямляется с огромной ухмылкой и впервые заговаривает.
— Папа! Са-ви!
Он гладит меня по щеке своей теплой маленькой ручкой и откидывается от меня, протягивая руки к Беккету. Я не знала, что сердце может разбиться во второй раз. Маленький потерянный ангел, сын Беккета. У Бекка есть сын, и это значит…
— Сави? Черт, я могу объяснить…
Во мне падает все, что только может, но я обрываю его, стараясь сохранить голос как можно более ровным, так как запертый всхлип болезненно пульсирует в груди, но он все равно вырывается наружу, разбиваясь на части.
— Я… я нашла… его. Он, он в порядке. Ваша жена, наверное, сейчас в ужасе, но он в порядке.
Пытаюсь проскользнуть мимо него, но он сдвигается, чтобы заблокировать меня.
— Нет, Сави, это не…
Я не могу, не могу! Я собираюсь сломаться, и я не могу сделать это здесь, когда так много людей видят это.
Я быстро качаю головой и шепчу:
— Он такой, такой красивый, Бек. Я… я счастлива за тебя.
А потом я проталкиваюсь мимо него и почти бегу через холл, чтобы выйти, чтобы уйти, так как еще одна часть меня умирает.