Отдернув руку, Дорохов украдкой вздохнул и поцеловал Инну в висок — ему польстило, что она дорожит каждой минутой, проведенной с ним.
— Через год я одумалась и благополучно развелась с Ленечкой, — продолжила Инна и вздохнула, вспоминая свой неудачный брак.
— Почему ты называешь его Ленечкой?
— Потому, что он до старости будет Ленечкой — мать тряслась над ним, как над грудным ребенком: супчик к его приходу грела, тапочки подносила, на ночь одеялко поправляла — только что колыбельные песни не пела. Представляешь, мы лежим — спим, а она на цыпочках входит в комнату и одеяло ему под ноги подтыкает — чтоб не дай Бог, не простудился! Ну, я и развелась с этим великовозрастным ленивцем.
Дорохову было неприятно слушать о бывшем муже Инны, но он слушал, ценя ее желание откровенничать с ним, к тому же он хотел, как можно больше узнать о ее жизни, привычках — может, когда-нибудь пригодиться. На свой вопрос «Зачем пригодиться?» он не смог дать вразумительного ответа.
— А потом почему не вышла замуж?
— Да так, — пожала плечами Инна — это было уже очень личное и болезненное, но она нашла в себе силы, чтобы ответить и на этот вопрос. — Связывать жизнь абы с кем не хотелось, разрушать чужую семью это не для меня, а разведенные мужики все какие-то меркантильные и ненадежные: квартира, машина, накопления… Один вместо предложения руки и сердца преподнес мне ипотечные расчеты — какая у нас будет квартира, если мы продадим обе наши и вложим деньги в общую квартиру на нулевом цикле, и в каком году мы с этим кредитом расплатимся. Нет, одной лучше — «хочешь ешь конфеты, хочешь пряники».
— А если серьезно?
— Серьезно… Я считаю, что связывать свою жизнь надо только с тем человеком, без которого ты не мыслишь себе дальнейшей жизни, без которого сердце твое останавливается и ты перестаешь дышать, и которому ты доверяешь даже больше, чем себе — когда тебя предают любимые это так больно, что даже жить не хочется. Такого человека я не встретила — поэтому холостая.
— Значит, мне повезло, а насчет предательства мне ли не знать о нем, — Дорохов вздохнул — страшно хотелось курить.
Но Инна истолкована его вздох по-своему и погладила Дорохова по щеке — пожалела. От неожиданной нежной жалости Дорохов снова задохнулся — раньше он думал, что жалость бывает только принижающей и оскорбительной, но оказывается… Эта женщина открывала ему новый мир чувств!
— А родители твои живы? — хрипло спросил он, выторговывая для себя небольшую передышку.
— И родители, и две бабушки, и два дедушки. У меня есть еще младшая сестра Галина — только знакомить я тебя с ней не буду.
— Почему?
— Она моложе и красивее меня: талия у нее тоньше и ноги длиннее. Ты не знаешь, почему младшие сестры вырастают всегда такими высоченными и ногастыми?
Дорохов покачал головой и подумал:
«— А может быть так и надо вести себя после всего случившегося: не признаваться в любви, не петь дифирамбы друг другу, не строить несбыточные планы на совместное будущее, а просто быть вместе столько, сколько отмерено, говорить о пустяках и быть счастливыми оттого, что Судьба подарила нам это время…»
— А вот у меня родителей нет, — без предисловий начал рассказывать о себе Дорохов. — Сначала отец умер, потом мать — я тогда по гарнизонам мотался и взять ее к себе никак не мог, но деньги посылал. И письма писал, и в отпуск ездил только к ней — теперь понимаю, что мало всего этого было, а тогда казалось…
— Молодые жестоки к старикам, — согласилась Инна и отвернулась, чтобы не смущать его своим пристальным взглядом.
— Мне почти тридцать пять, разведен, детей вроде бы нет… Полковник, вернее, бывший полковник ГРУ.
— Так вот почему ребята из охраны так заботливо тебя отряхивали от снега — начальство берегли.
— А они отряхивали? — удивился Дорохов.
— И отряхивали, и за ноги из собачьего лаза тащили.
— А ты не врешь? — не поверил «бывший полковник». Инна замотала головой — мягкие шелковистые волосы щекотали лицо Дорохова, но он стойко терпел. — Что-то я этот момент плохо помню.
— Возможно, потому что я огрела тебя сковородкой по голове, — прыснула Инна в ладошку. — Подумала, воры в дом лезут — вот и расстаралась.
— А я все гадаю: отчего у меня голова, как чугунная.
Инна погладила Дорохова по голове и, как маленького, поцеловала в лоб, приговаривая:
— У кошки болит, у собачки болит, у Сереженьки заживет! Почему ты не позвонил в дверь, как все нормальные люди?
— Думал никого нет в доме, а ключи не нашел, — оправдывался Дорохов, хотя никогда не оправдывался перед женщинами — даже если был виноват со всех сторон. — Один раз я так уже делал, только тогда лето было и в собачьем лазе я не застрял, а сейчас про дубленку забыл… А знаешь, Инн, меня со службы турнули, — рубанул Дорохов правду-матку и почувствовал, как гора свалилась с плеч — теперь она все о нем знает (ну, почти все). — Обвинили в растрате денежных средств в крупном размере, но шум поднимать не стали — предложили уволиться из армии по-тихому.
— А ты растратил? — в лоб спросила Инна, не признавая окольных путей.
— Нет. Конечно, взятки и откаты давал — без этого сейчас никак нельзя: все хотят хорошо жить.
— И себе брал?
— Брал, — честно признался Дорохов, и Инна ему сразу же поверила, что брал, но «не растрачивал». — Но в разумных пределах, конечно, — на свою квартиру три года копил, да и то не хватило, крестный одолжил.
— Тогда кто растратил?
— Не знаю.
— Не зна-аю! — передразнила Инна и, приподнявшись на локте, сочувственно заглянула в глаза Дорохову. — А выяснять не пытался?
— Пытался, но факты против меня.
— Неоспоримый факт для тебя должен быть только один — ты не растрачивал! — все остальные «факты» подлежат сомнению и проверке.
— Я служил в серьезной организации — там ошибок не бывает.
— Значит, они правы — ты растратил.
— Нет. Не растрачивал, — набычился Дорохов.
Инна засмеялась и потормошила «бывшего полковника» за плечи.
— Ты себя слышишь, Сереж? В этой ситуации либо врешь ты, либо врут они — третьего не дано! Вопрос в том, будешь ли ты отстаивать свою правоту. Лично меня мнение других людей мало волнует — главное для меня собственная внутренняя уверенность и сознание своей правоты, а как поступишь ты — тебе решать, вмешиваться я не буду. Военная служба, наверно, очень отличается от гражданской — там свои правила, свои порядки.
— А ты права! — Дорохов сел на кровати и сжал кулаки. — Либо вру я, либо врут они! Но я точно знаю, что я не вру… Надо бы все еще раз проверить… — он посмотрел на сигареты и вздохнул — полцарства за сигарету!
— Ладно уж, иди — кури, — засмеялась Инна и подтолкнула Дорохова к краю кровати. — Я тебя подожду.
13
Натянув брюки на голое тело, Дорохов вышел из комнаты, немного постоял в коридоре и спустился по лестнице в прихожую. Сунул ноги в ботинки, надел дубленку на голый торс, нахлобучил шапку и осторожно вышел из дома.
Огромный черный тупомордый джип, спрятавшись под рыхлыми снежинками, отдыхал от работы и на сигнализацию отреагировал довольно вяло. Дорохов не жалел машины, гонял ее по стройплощадкам и бездорожью, а теперь неожиданно проникся к нему жалостью.
— Загонял я тебя, друг, — произнес он, смахивая снег с ручки двери. — Вот сейчас быстренько слетаем в Москву и опять отдыхай.