— Прекрати! Я не кусок мяса, чтобы на меня так набрасываться!
Он тут же отрезвел, слез с нее, сел на угол кровати, опустив голову — до чего дошел… на баб стал бросаться, как голодный зверь…
Нахмурившись, Инна несколько секунд смотрела на поникшего мужчину, потом встала на колени за его спиной на кровати, прижалась, обняла и стала гладить его грудь.
Дорохов замер — это что? Прощение?.. но не повернулся и не отреагировал — обиделся, и тогда Инна слезла с кровати и встала перед ним.
— Что, прямо так приспичило? — улыбаясь, спросила она.
Дорохов кивнул.
— Просто у меня джинсы одни… обязательно молнию сломал бы.
Осторожно расстегнув пуговицу, Инна за подбородок подняла его голову. Взгляд Дорохова уперся в злополучную молнию, молния поехала вниз, открывая его взору ее голый живот и полоску черных, кружевных трусиков… Его словно кипятком обдало — кровь снова закипела. Он облапил ее за попку притянул к себе и уткнулся лицом в эти кружевные трусики — пи*дец, как пахнет! обрадованно понимая, что ему дали зеленый свет. И уже не сдерживаясь, подхватил ее, уложил на кровать, стянул джинсы и сбросил свою одежду. Трусики он снимать не стал, от одного взгляда на них член каменел, как у юнца по утрам, и, сдвинув трусики в сторону, мощно и резко взял ее и начал «иметь ее, чтоб не сдохнуть», замирая от ощущений, постепенно убыстряя темп… От его мощного входа Инна восторженно ахнула и успела подумать, что его бывшая — дура, и не просто дура, а «Дура» с большой буквы — такого «мощно-ощутимого» секса у нее никогда не было, прежде чем голова у нее закружилась от взорвавшихся внутри чувственных ощущений. Дремавшая в ней страсть и тоска по мужскому телу тут же проснулись и обрушились на мужчину бурным водопадом чувственных стонов, жарких ласк и ненасытных желаний. Она схватилась за его плечи, выгнулась, сжалась от приближения оргазма и задвигалась ему навстречу, принимая его глубоко, как только могла… И Дорохов, откликаясь на ее «тесное сопротивление», застонал от сладкой муки — его мужское естество словно «тисками зажало» по всей длине, быстрее заработал бедрами, убыстряя и без того жаркий ритм соития, и через считанный секунды, напрягаясь всем телом, подошел к финалу, обильно («до пустых яиц») извергаясь в нее и сотрясаясь волнами наслаждения. Такого бурного, чувственного секса у него сто лет не было… ну, может первые разы, о которых он уже и забыл. «Отстрелялся» и без сил повалился на спину…
— Да-а-а… — улыбаясь, расслабленно-удовлетворенно произнесла Инна, без сил лежа на кровати и с трудом подыскивая слова для его похвалы и выражения своих чувств. — Да-а-а…
— И не говори-и… — довольно улыбаясь, согласился Дорохов, чувствуя полнейший кайф — разрядился и «опустошился» на двести процентов! — Мне тоже понравилось…
— Понравилось? — подскочила Инна и замахнулась.
Руку ее Дорохов поймал, поцеловал и потянул Инну на себя.
Она расслабленно повалилась на его грудь и замерла. Большая мозолистая рука стала гладить ее по спине, по попке, замерла на внутренней стороне бедра…
— Я тебя хочу… — произнесла Инна и потерлась затвердевшими сосками о его грудь.
Дорохов задохнулся от ее признания… давно его никто не хотел!
Он просто приходил с работы, заваливал Люську на кровать или так, наклонял и трахал, шел в душ и заваливался спать, утром шел на работу, приходил с работы, заваливал Люську на кровать, или так, наклонял и трахал…
— А я, то, как хочу…
Он взял ее руку и положил на свое вздыбленное «хозяйство» — на нее оно вставало, как солдатик, да еще и лихо козырял — «всегда готов!».
— Вот это да-а-а… — вновь восхитилась Инна.
— И не говори-и, — согласился Дорохов. — Продолжим?
— Ну-у-у… — тянула она интригу.
Он неожиданно испугался, что она снова передумает и отстраниться от него и заспешил, полез на нее, подмял — таким ненасытным было его желание завладеть ее телом. Инна обняла его и жарко зашептала, чтобы он не спешил, что у них вся ночь впереди, и что она от него никуда-никуда не убежит…
Дорохов ей сразу поверил, и успокоился, и поумерил свой пыл…
— Поласкай меня… — попросила она, вытягиваясь на кровати и закрывая глаза, — а то такими темпами ты своим «орудием» меня до крови сотрешь…
— Что, было больно? — почему-то заволновался Дорохов, хотя раньше никогда не интересовался последствиями своего интенсивного траха — хозяйство у него было немаленькое, а тут почему-то занервничал. — Прости, я не хотел…
— Хотел, хотел! — засмеялась Инна. — Еще как хотел…
— Хотел, но не хотел… — запутался Дорохов и по-военному внес ясность: — Трахнуть хотел, а больно сделать — нет!
— Я поняла, поняла, — подставляя ему губы, проворковала она. — Поласкай… только понежнее…
И он, чувствуя себя виноватым, стал нежно ее целовать (с его то солдатской грубостью и невосприимчивостью к женским желаниям), осторожно гладить ее тело (с его то жесткими ручищами и габаритами), она стонала, изгибалась от удовольствия, брала его руки и водила ими по своему телу, подсказывая, как ей нравится, что его немного шокировало (ничего то ты не умеешь) и рассердило (учить его вздумала!), а потом начало заводить… Чувствуя его поднимающееся желание, она взяла его руку и с нажимом провела у себя между ног…
— Мокро… — констатировал он.
— Ты прямолинеен, как шкаф! — засмеялась Инна и, засовывая его пальцы в «мокрую» себя, жарко зашептала: — Вот теперь можно… В атаку, мой генерал…
И «генерал» ринулся в атаку, и взял «крепость» штурмом, и покорил, заставил кричать от удовольствия и просить пощады побежденную, наполняя ее теплым, вязким «доказательством» своей победы.
Первый раз Дорохову понравился больше — привычнее, жестче, быстрее, хотя… второй раз был необычнее, волнительнее уж точно… с жарким шепотом, томными стонами, со сменой поз, с пальцами внутри нее… мокрой, его аж трясло, хотя он и не кончал… а он и забыл, что так бывает: трясет от запаха женщины, от нежных прикосновений ее губ к шее, от страстных ласк ее тела. Ему понравилось «подчиняться» ей (хотя он никому не подчинялся — даже с начальством ругался матом и мог не подчиниться), исполнять ее желания, начиная понимать, что подчиняться и угождать женщине даже приятно.
11
— Что все это значит? — спросила Властелина, прибежав в кабинет на заполошный крик матери.
Девушка стояла перед открытым сейфом и не могла поверить своим собственным глазам — сейф всегда был полон документов и денег, в нем хранились и оружие отца, и шкатулка с драгоценностями матери. Теперь же сейф пугал своей пустотой.
— Что все это значит? — повторила Властелина, всем корпусом поворачиваясь к побледневшей, как смерть, матери. — Нас что, ограбили?
В дверях появилась одетая в темное платье домработница и остановилась на пороге, чтобы немного отдышаться. Пожилая женщина поправила волосы, растрепавшиеся от быстрого подъема на третий этаж, и удивленно воззрилась на хозяйскую дочь.
— Что ты такое говоришь, Власа?
— Вот! — Властелина ткнула пальцем в распахнутый сейф и заорала на мать: — Ты куда смотрела, курица мокрая?!
— Как ты разговариваешь с матерью… — вдвинувшись в кабинет, возмутилась было домработница, но вид пустого сейфового нутра заставил ее забыть о поучениях и правилах хорошего тона. — А где же все содержимое? — удивилась она, еще не сообразив, что пропажа «содержимого» сейфа — «пришла беда — открывай ворота» — грозит крупными неприятностями всем, без исключения, обитателям загородного дома.
— Мне бы тоже хотелось это узнать! — язвительно заметила Властелина, шагнула к матери и, вырвав у нее из руки телефон, позвонила в полицию. — Нас ограбили! — довольно хладнокровно сообщила она оператору о произошедшем и назвала свой адрес.
— Ой, Боже ж, мий! — хватаясь за голову, запричитала домработница, всегда так яростно открещивающаяся от украинских корней. — Матирь мия, родныя!
Не в силах больше выносить навалившееся на нее непонимание, Валентина Николаевна закатила глаза и, хватаясь за мебель руками, стала медленно оседать на ковер.
Шустро подхватив хозяйку, домработница вопросительно посмотрела на Властелину, ожидая от нее интенсивной помощи матери, но, не дождавшись, просто опустила Валентину Николаевну на ковер — до кресла надо было несколько метров тащить хозяйку, а в обязанности домработницы не входили заботы о здоровье хозяев.
— Я же говорила — мокрая курица! — глядя на мать, презрительно бросила Властелина и, обойдя лежащую на ковре Валентину Николаевну, вышла из кабинета.
Полиция приехала в загородный дом Ватутиных ровно через час.
Следственная бригада долго крутилась на третьем этаже в кабинете хозяина: фотографировали, измеряли, описывали, снимали отпечатки пальцев с сейфа и мебели, с хозяев и иных домочадцев, а потом «менты» по одному расползлись по всему дому: допрашивали, опрашивали, вынюхивали и выпытывали, но положительного результата так и не добились — все находившиеся в доме люди разом замкнулись, боясь навлечь на себя подозрения в краже.
Следователю удалось только выяснить, что о сейфе, спрятанном в кабинете хозяина за панелью с книгами, знали не только прислуга: домработница, кухарка, гувернантка и водитель, но и сотрудники фирмы — секретарша, охранник, водитель и прочие.