— Это правда? — Бормочу я, подходя к окну, чтобы посмотреть на освещенный город под нами. — Когда ты в последний раз имел какое-либо действие?
Он усмехается позади меня, прежде чем начинает шуршать ткань, поскольку я предполагаю, что он начинает снимать свою отвратительную одежду.
— Мы действительно идем туда, малышка Си?
— Это был всего лишь простой вопрос, — выдыхаю я, теряясь в движущихся огнях машин и автобусов.
Мою кожу покалывает от осознания, когда он подходит ко мне сзади и прижимает ладони к стеклу, заключая меня в клетку.
— Тебе не нужно беспокоиться обо мне, — шепчет он, прежде чем поцеловать меня в щеку и исчезнуть так же быстро, как и появился.
Поворачиваясь, я мельком замечаю его голую задницу, когда он проскальзывает в ванную.
Он оставляет дверь открытой, и всего через несколько минут изнутри вырывается пар.
Скидывая кроссовки, я бросаю толстовку на стул в его комнате. Ну, я предполагаю, что там есть стул, и это не просто эпическая груда одежды, и я стягиваю леггинсы с ног, прежде чем подойти к его кровати и откинуть одеяло.
Прохладные простыни взывают ко мне, мое тело мгновенно умоляет меня свернуться калачиком и немного отдохнуть. Но движение в зеркале на стене рядом со мной привлекает мое внимание и останавливает меня от сползания вниз.
У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на Алекса в отражении. Его ладони прижаты к плиткам, голова обреченно свисает между ними, когда вода стекает ему на спину.
— Черт, — шиплю я, осознавая, как сильно он пытается держать себя в руках.
Прошлой ночью он не позволил мне упасть, и я хочу отплатить ему тем же.
Я в изножье кровати, мои ноги готовы отнести меня к нему, когда шум душа внезапно прекращается.
Он появляется мгновение спустя с полотенцем, обернутым вокруг талии, и водой, стекающей по его свежевымытой коже. Но ничто из этого на самом деле не привлекает моего внимания. Кроме темноты в его глазах.
Что вместе с его мокрыми волосами, падающими на лоб, его челюсть покрыта щетиной, он больше похож на свою вторую половину, чем я когда-либо видела.
Он делает паузу, когда видит, что я, очевидно, направляюсь его спасать.
Его челюсти сжимаются, когда он изучает меня, но ни слова не слетает с его губ. Вместо этого он просто качает головой, отрывает от меня взгляд и идет к своим ящикам.
Я сижу, застыв, пока он снимает полотенце со своей талии и проводит им по телу, собирая остатки воды, прежде чем вытереть им волосы и уронить на пол. Выдвинув ящик, он натягивает боксеры и, наконец, поворачивается ко мне.
— Всегда пожалуйста, — язвит он, обнаружив, что я откровенно наблюдаю за шоу. Но в этих двух словах нет ничего от Алекса, которого я знаю и люблю. Они пусты, точно так же, как выражение его глаз.
— Я-я не—
— Я знаю. — Он откидывает покрывала со своей стороны кровати и проскальзывает внутрь.
— Тебе что-нибудь нужно? Ты голоден или—
С уже закрытыми глазами он тянется ко мне, обхватывает рукой мое предплечье и тащит меня к себе.
Я таю рядом с ним, кладу голову ему на грудь и слушаю ровное биение его сердца.
Он натягивает одеяло на нас обоих, когда я обнимаю его за талию и переплетаю наши ноги вместе.
— Скажи мне, что завтра будет легче, — умоляет он, боль в его голосе превращает воздух вокруг нас в лед и затрудняет вдох.
Я вздыхаю, обнимая его крепче, не в силах дать ему уверенность, которой он так отчаянно жаждет.
Он засыпает быстрее, чем я думала, это возможно.
Но сон не овладевает мной так быстро, и я лежу так, как мне кажется, часами, а ровное биение его сердца удерживает меня на земле, его крепкая хватка на мне, даже во сне, достаточно крепкая, чтобы удержать меня вместе.
Мысли о моем Бэтмене кружат у меня в голове, и я думаю обо всем, что я должна была ему сказать, обо всех признаниях, которые я должна была сделать, прежде чем все пошло так неправильно.
— Я люблю тебя, — шепчу я, испытывая потребность произнести эти слова в надежде, что он каким-то образом услышит их слишком сильна, чтобы отрицать.
Пальцы Алекса сжимаются на моей талии, и я все еще боюсь разбудить его.
— Он знает, — шепчет Алекс, заставляя мое сердце разбиться на миллион кусочков.
5
ДЕЙМОН
— Небольшой укол, — грохочет глубокий голос, пока я пробиваюсь из темноты, которая поглотила меня… черт знает сколько времени назад.
Осознание того, что я нахожусь в больнице, приносит некоторое облегчение, поскольку укол, о котором меня предупреждали, касается моего плеча, прежде чем поток холодной жидкости разливается по моим венам.
Все причиняет боль, каждая гребаная вещь.
Все, на что я могу надеяться, это то, что то, что только что вкололи в мое тело, было каким-то серьезным гребаным обезболивающим.
Вокруг меня происходит движение, и я снова начинаю засыпать, позволяя тьме, где не существует боли, снова затянуть меня в свои объятия, прежде чем запах комнаты останавливает меня.
Я не заметил этого, когда впервые пришел в себя, но чем больше воздуха я втягиваю через нос, тем больше становится очевидным, что на самом деле я не в больнице.
Мое окружение не стерильно, и что-то подсказывает мне, что жидкость, которую мне только что ввели, мне не поможет.
Копая глубже, я собираю немного сил и двигаю рукой.
Это тяжело, каждая моя конечность тяжелая, но не моя усталость и не то, что течет по моим венам, не дает моей руке сдвинуться ни на дюйм. Это могли бы быть путы, приковывающие меня к кровати.
Громкий стон боли наполняет комнату, и я, наконец, приоткрываю один глаз.
Он почти не работает, и я должен предположить, что часть боли, с которой я борюсь, вызвана серьезным избиением.
Последнее, что я помню, был леденящий душу грохот, когда здание надо мной рухнуло с последним, сотрясающим землю взрывом.
Последнее, что я помню, о чем я думал, была она, и я возносил безмолвную молитву, чтобы Алекс позаботился о ней, если случится худшее.