Черт. Мне нужно убираться отсюда и вернуться к моей девочке.
Мои глаза снова открываются, во мне горит решимость сделать то, что мне нужно.
Я осматриваю грязные стены. Их покрывают темные пятна, которые я узнаю, потому что я наносил подобные много-много раз за последние несколько лет. Зловоние тоже знакомое. Только обычно я не тот, кто гноится в запахе смерти, обычно я тот, кто ее вызывает.
О, как изменились обстоятельства, Николас Деймос.
Уничижительный тон моего дедушки наполняет мои уши, и дрожь страха пробегает по позвоночнику. Но я никогда не поддавался этому тогда, и, конечно, не собираюсь делать этого и сейчас.
Комнату освещает один-единственный прожектор, но он направлен не на меня. Вместо этого меня, к счастью, оставили в темном углу, пока все внимание сосредоточено на ком-то другом.
Мои мышцы ноют, когда я поднимаю голову с твердой поверхности, к которой меня привязали, чтобы выяснить, с кем я здесь нахожусь.
Мое сердце учащенно бьется, яд и необходимость сделать что-нибудь, чтобы защитить моих парней, переполняют меня, когда мои глаза сужаются при виде открывшегося передо мной зрелища.
С крюка в потолке свисает мужское тело, веревочные крепления врезаются в запястья, из-за чего по рукам стекает кровь.
Его тело покрыто рубцами, порезами и ушибами. Кто бы это ни был, они действительно устроили ему настоящий ад.
Тем не менее, он жив.
Его поверхностное дыхание заполняет тишину, и, если я действительно сосредоточусь на нем, я могу видеть, как поднимаются и опускаются его плечи, которые, как я могу только предположить, невыносимо болят из-за его травм.
Внезапно откуда-то позади меня раздается жужжание, и порыв ледяного воздуха обдувает мое скользкое от пота тело.
Сильная дрожь пробегает по моему позвоночнику, и когда я смотрю на себя, я обнаруживаю, что на мне только мои боксеры. Мое тело, хотя и лучше, чем у парня, висящего на потолке, знавало лучшие дни. Неудивительно, что все так чертовски болит.
Хотя нет ничего такого, с чем я не мог бы справиться. Я бы прошел через ад, если бы это вернуло меня к моей девушке. И что-то подсказывает мне, что выбраться из этого места будет сродни этому.
Боль в шее от того, что я держу голову высоко, в конце концов берет надо мной верх, и у меня нет выбора, кроме как откинуться назад, когда холод от вентилятора проникает сквозь мою кожу.
Через несколько минут запускается другой, но я не чувствую его.
Мой приятель по камере, конечно, знает, и я вздрагиваю, когда он внезапно кричит: «Вы, ублюдки. Вы умрете за это».
Его голос знаком, достаточно, чтобы понять, что он не принадлежит никому из моих парней, и я вздыхаю с облегчением, что это не один из них. Но этого недостаточно, чтобы мой переполненный наркотиками мозг осознал, кому он принадлежит.
— Эй, — шиплю я, одно невнятное слово разрывает мое пересохшее горло в клочья.
Но он не отвечает. Я понятия не имею, потому ли это, что он игнорирует меня, или он просто отключился. Судя по его состоянию, это вполне может быть и то, и другое.
6
КАЛЛИ
Несмотря на желание Алекса, чтобы на следующий день все наладилось, неудивительно, что, когда я открываю глаза, боль не уменьшается, и мир не кажется ярче, несмотря на утреннее солнце, льющееся через окно на другой стороне комнаты.
Вытягивая ноги, я обнаруживаю, что все еще очень сильно привязана к Алексу, и жар приливает к моим щекам от того, как интимно мы лжем.
Мы уже несколько раз спали вместе. Я не раз просыпалась в его объятиях. Но не так. Не с ним, цепляющимся за меня, как будто я единственное, что не дает ему утонуть, как будто я единственный луч света в его темной жизни.
Поднимая голову, я отрываю щеку от его груди, моя кожа влажная, надеюсь, от пота, а не от слюней, но после того, как я так крепко выспалась, я не могу исключить последнее.
Отпуская его талию, я подношу руку ко рту, молясь, чтобы не обнаружить маленькую струйку слюны, текущую из уголка моих губ.
К счастью, я этого не делаю, и я вздыхаю с небольшим облегчением.
Поднимая глаза, я не нахожу Алекса спящим, как я думала, а вместо этого он смотрит на меня сверху вниз, глубоко задумавшись.
Одна сторона его рта приподнимается в улыбке, когда наши взгляды встречаются, и я не могу не одарить его грустной улыбкой в ответ.
— Привет, — выдыхает он хриплым со сна голосом.
— Прости, я тебя разбудила?
— Нет, я уже некоторое время не сплю.
— Ты смотрел, как я сплю, как подонок?
У него вырывается грустный смех. — Виновен. Ты что-то говорила.
— Я разговаривала во сне? — Мой румянец с момента первого пробуждения усиливается.
— Да. Ты звала его по имени.
Я судорожно сглатываю, когда реальность обрушивается на меня в полную силу.
Я пожимаю плечами. — Я скучаю по нему.
— То же самое, малышка Си.
Мы замолкаем, наши умы перебирают все, что мы потеряли за последние несколько дней.
Его пальцы дергаются, и я вспоминаю нашу текущую ситуацию.
— Ты в курсе, что твоя рука на моей заднице, верно?
— Конечно. Я всегда лучше сплю, когда у меня есть что подержать в руках.
— Держу пари, парням нравится, когда ты с ними спишь.
Он откидывает голову назад и заливисто смеется.
— Я все еще дышу. Никто из них еще не поймал меня.
— Ладно, хорошо. Мне нужно пописать, так что, если бы ты мог отпустить, это было бы здорово.