Джанна некоторое время наблюдает за нами из дверного проема, но я не обращаю на нее никакого внимания. Я слишком сосредоточена на Деймоне, лежащем рядом со мной, чтобы думать о чем-то еще.
В ту секунду, когда она уходит, я кладу свою руку поверх его.
— Ты вернулся, — шепчу я. — Ты вернулся за нами.
13
ДЕЙМОН
— Калли, — стон Алекса разрывает воздух, когда я смотрю, как он заводит ее в свою спальню, утыкается лицом в ее шею, пробуя на вкус все, что я хочу, все, что мне нужно.
Моя кровь превращается в лаву, когда Алекс обхватывает пальцами низ платья Калли и стягивает его с ее тела, оставляя ее в одном кружевном нижнем белье.
— О Боже, — выдыхает она, когда его голова опускается к ее груди. — Да.
Ярость, ревность и отчаяние сжигают меня, когда я наблюдаю за ними.
Если это и есть смерть, то я могу только предположить, что меня отправили прямиком в ад, потому что даже после всего, через что я прошел, смотреть, как Алекс забирает мою девушку, — худший вид пытки. После всего плохого, что я натворил в своей жизни, я думаю, это именно то, чего я заслуживаю.
Затем он снимает рубашку, затем джинсы, когда он дразнит ее через нижнее белье. Прикасается к ней так, как будто она самая драгоценная вещь в мире, заводит ее, пока она не начинает умолять его взять ее.
Мой член болит, но я не могу дотянуться до него.
Я не могу пошевелиться, мои руки свинцом повисли по бокам, что только делает пытку еще более невыносимой.
У меня перехватывает дыхание, когда он отрывает ее от пола, обхватывая ее ноги вокруг своей талии.
Воздух прорезает вздох, и только когда реальность возвращается ко мне и мои глаза распахиваются, я понимаю, что это исходило от меня.
Я смотрю на идеально белый потолок, и мои брови хмурятся, когда на меня накатывает замешательство.
Мое сердце бешено колотится, и, несмотря ни на что, желание все еще растекается по моим венам от вида моей девушки в таком виде, даже если все это было у меня в голове.
Я пару раз моргаю, отчаянно пытаясь прояснить свой мозг.
Образы бега по лесу, воспоминание о том, как я перекинул Анта через плечо, и мое изнеможение до костей всплывают в моем сознании и заставляют мои мышцы болеть.
Мы сбежали. Мы…
Я поднимаю голову от того, на чем отдыхаю, и оглядываюсь вокруг.
Комната кружится и расплывается, но узнавание все еще поражает меня.
Я…
Я дома.
Вздох облегчения вырывается из моего горла, и моя голова откидывается на подушку.
Внезапно все начинает обретать смысл.
Мягкая кровать, на которой я лежу. Тот факт, что воздух вокруг меня не пахнет смертью. Вместо этого, он пахнет—
Я поворачиваю голову в сторону, и у меня перехватывает дыхание, когда я нахожу моего ангела, свернувшегося калачиком рядом со мной, крепко спящим.
Я смотрю на нее в полном благоговении, не в силах ничего сделать, кроме как упиваться видом ее прекрасного лица.
Ее веки подрагивают, когда она видит сны. Ее щеки покрыты нежно-розовым румянцем, а полные губы приоткрыты и слишком соблазнительны после того, как я был заперт без каких-либо нежных прикосновений бог знает сколько времени.
Мне больно. Каждый дюйм меня жаждет ее прикосновений, ее поцелуя, ее… ее чего угодно.
Движение позади нее привлекает мое внимание, и когда я отрываю от нее взгляд, я нахожу Алекса, прижатого к ней сзади, мы трое снова в одной постели.
Он стонет во сне, прижимается к Калли и обнимает ее за талию, крепко прижимая к себе.
Ревность угрожает поглотить меня, и мне требуются все силы, чтобы бороться с ней.
Глубоко вдыхая свежий воздух, я убираю руку от своего бока, но, когда щемящая боль пронзает мою руку, у меня нет выбора, кроме как оглянуться.
Я обнаруживаю канюлю, исчезающую на тыльной стороне моей ладони, и когда я иду за маленькой пластиковой трубкой, я нахожу почти пустой пакет с жидкостью, висящий на маленьком крючке на моем прикроватном столике.
Мама здесь.
Желание вырваться на свободу и бороться с обращением, которое, я не сомневаюсь, она попытается применить ко мне, сжигает меня, но я воздерживаюсь. Что-то подсказывает мне, что если я не буду делать в точности то, что мне говорят, я разочарую девушку рядом со мной, а я больше никогда в жизни не хочу этого делать.
Поворачиваясь к ней, я делаю глубокий вдох и пытаюсь перевернуться на бок.
Все болит, но это не так плохо, как я помню, поэтому я могу только предположить, что мама уже накачала меня обезболивающими.
Не в силах удержаться от прикосновения к ней, я протягиваю руку и провожу грязными, окровавленными костяшками пальцев по ее щеке.
Начнем с того, что она не реагирует на мои прикосновения, в то время как мягкость и тепло ее кожи посылают электрические искры по моей руке.
Возможность сделать это, снова быть рядом с ней — единственное, о чем я мог думать с тех пор, как проснулся запертым в камере итальянцев.
И теперь она здесь.
Я чертовски уверен, что никогда больше не упущу ее из виду. Никогда.
Мои глаза изучают каждый дюйм ее лица, и мое сердце замирает, когда я замечаю стойкий темный макияж, который выглядит так, будто его смыли слезами.
— Прости, — шепчу я. — Прости, что напугал тебя. Прости, что я не вернулся к тебе. Прости, что причинил тебе боль. Я говорил тебе, что я недостоин тебя, Ангел. — Мой голос хриплый, и каждое слово обжигает мне горло, как будто я пытаюсь проглотить ржавые гвозди, но каждое нужно сказать. Я даже представить не могу, через что она могла пройти за последние несколько дней — черт возьми, недель.
Я кладу руку ей на щеку и обхватываю пальцами ее тонкую шею, и она наконец пробуждается ото сна.
Когда ее веки открываются, меня охватывает легкое чувство вины, но затем на меня обрушивается ее грусть, и я забываю обо всем, а мое сердце колотится так, словно его только что запустили.