— Ты думаешь, что можешь просто прийти сюда и ждать, что все будет хорошо? — спросил он, подняв брови.
— Папа! — протестует Кэм.
— Нет, все в порядке, — говорю я брату. — Это не совсем то, чего я ожидала. Я знаю, что уходить так, как я ушла, было нехорошо, и я сожалею об этом. Если ты хочешь, чтобы я ушла, я уйду.
Его взгляд задерживается на мне, как будто он действительно раздумывает над моим предложением, пока голос мамы не прорезает неловкую тишину
— Эндрю, — ругает она его. — Обними свою дочь.
Он на секунду смотрит на нее, но все в этой комнате знают, что она обвела его вокруг пальца. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он вздыхает и притягивает меня к себе.
— Я скучал по тебе, малышка, — говорит он мне. — Я все еще не согласен с тем, что ты сделала, но я скучал по тебе.
— Я тоже по тебе скучала.
Мы отстраняемся и вчетвером идем на кухню, пока мама готовит ужин. Пахнет вкусно. Напряжение все еще витает в воздухе, но Кэм держится рядом со мной, как защитник, которым он всегда был для меня.
— Ну, что нового, Лей? — спрашивает мама. — Что-нибудь интересное?
Я греюсь в ностальгическом ощущении от того, что нахожусь здесь. — Не слишком. Я много работала.
— Другой каток? Мистер Циммерман был потрясен, потеряв тебя, — добавляет Кэм.
Добавьте его в список. — Нет. Вообще-то я работаю в студии. Я автор песен.
Улыбка расплывается по лицу моего отца. — Правда? А ты написала что-нибудь, что я мог слышать?
— Наверное, нет. Многое из того, что я написала, только сейчас начинает выходить, — объясняю я. — Создание альбома — это долгий процесс.
— Это потрясающе, милая, — говорит мне мама. — Я знаю, что это всегда было твоей мечтой.
Кэм подталкивает меня локтем. — Довольно впечатляюще, сестренка.
Мне приятно, что я наконец-то могу поделиться своими достижениями с семьей. Это то, что я хотела делать с самого раннего детства, и единственными людьми, которым я могла рассказать об этом, были Мали и Нолан. Не то чтобы это значило меньше, но я горжусь этим, и мне всегда хотелось поделиться этой частью своей жизни.
— Хорошо, — объявляет мама. — Ужин почти готов, так что берите свои напитки и садитесь за стол.
Мы делаем, как она говорит, хотя меня все еще немного раздражает, что я не могу взять пиво. Скоро мой двадцать первый день рождения, но для них мне еще только двадцать. Может быть, они и не обращают внимания на то, что мы пьем, когда их нет рядом, но они все равно не разрешают этого делать.
Зайдя в столовую, я хмурю брови, понимая, что стол накрыт на пять персон. Отец добавил место для меня, когда я приехала, значит, все было уже рассчитано на четверых. Но в этом нет никакого смысла, если только…
Снаружи раздается знакомый гул грузовика, который останавливается и тут же затихает. Мне кажется, что меня может стошнить. Я поворачиваю голову к Кэму, а он делает вид, что не замечает, как я стреляю в него кинжалами.
— Что, черт возьми, ты сделал? — шепотом кричу я.
Он смотрит на меня, ухмыляясь. — Я? Я ничего не сделал. Я просто пригласил тебя на ужин.
У меня в голове все перевернулось, и я пытаюсь прикинуть свои возможности. Должна ли я спрятаться? Уйти? После того, что он сказал мне вчера вечером, и того, как он на меня смотрел, встреча с ним снова потребует от меня такой подготовки, на которую у меня сейчас нет времени. Не может быть, чтобы он не увидел мою машину на подъездной дорожке. Может быть, он уедет, ведь он ясно дал понять, что не хочет меня видеть.
Но когда я слышу, как открывается дверь, я понимаю, что мне не так уж и повезло, и у меня больше нет возможности убежать.
7
Если бы мое сердце могло выпрыгнуть из груди и выбежать за дверь, поверьте, оно бы так и сделало. Ни одна часть меня не готова увидеть его снова. Не тогда, когда я знаю, что он не хочет меня видеть. Но благодаря Кэму у меня нет выбора.
Звук голоса Хейса разносится по дому, когда его шаги приближаются к гостиной. — Здесь так хорошо пахнет.
— Хейс, — приветствует его моя мама, в голосе которой звучит облегчение. — Слава Богу, с тобой все в порядке. Я очень волновалась за тебя, но Кэм сказал, что я не должна приходить в больницу.
Он усмехается. — Пожалуйста. Я в полном порядке. Это было похоже на удар подушкой.
— Ударь его по ребрам и увидишь, насколько он действительно в порядке! — восклицает Кэм.
Я слышу, как он приближается, и готовлюсь к тому, что снова увижу его.
— Хорошо, но это значит, что я могу…
Его слова затихают, когда он делает шаг в дверной проем и его взгляд встречается с моим. На мгновение он окидывает меня взглядом. Это возвращает меня в то время, когда я была безнадежным подростком, влюбленным в лучшего друга ее старшего брата. В то время я бы убила за то, чтобы он так на меня смотрел. Но я знаю, что лучше не думать, что он меня сейчас заценивает.
— Подвинься, — говорит ему мама, пытаясь дозвониться.
Он отвлекается от меня и уходит с ее пути. — Извини, ма.
Ма?
Я затаила дыхание, когда он подошел к столу и занял место прямо напротив меня. Черт. Кэм хмыкает под нос, и я откидываю ногу влево, чтобы пнуть его.
— Я так рада, что ты пришел, — говорит моя мама Хейсу. — Мне нужно было увидеть, что с тобой все в порядке, своими глазами.
Моя голова опускается, и я поджимаю губы, потому что мне знакомо это чувство.
— Ты же знаешь, я никогда не пропущу воскресный ужин, — говорит он ей. — Спасибо, что перенесла его на одну ночь ради меня. Хотя тебе и не нужно было этого делать. Я бы пришел вчера.
— Ерунда. Тебе нужно было отдохнуть.
Судя по их разговору, я догадываюсь, что это их еженедельное занятие, и прежде чем я успеваю остановиться, я комментирую это. — Вы часто так делаете?
Мой отец самодовольно ухмыляется. — Да. Мы начали это делать после того, как Кэм переехал. Это собирает нас всех вместе. Ты бы знала, если бы была рядом.
Я сглатываю, чувствуя, как лезвия бритвы скользят по моему горлу. Это начинает меньше походить на семейный ужин и больше на засаду. Даже Хейс на секунду бросает на меня взгляд, и в нем появляется намек на сочувствие, но это быстро проходит.
— Будь повежливее, — хмуро говорит мама.
По крайней мере, она меня прикрывает. Тем временем Кэм слишком занят тем, что накладывает себе еду на тарелку, чтобы даже понять, что меня нужно спасать. Ну, по крайней мере, некоторые вещи не изменились. Он всегда был человеческим мусоросборником. Хотя, глядя на него, об этом никогда не догадаешься.