— Не надо, — предупреждает он низким и смертоносным голосом.
— Или что? Ты меня тоже застрелишь?
Он замирает, его хватка на моем бедре на мгновение усиливается, показывая, что мои слова оказывают на него какое-то воздействие.
— Никогда, — выдыхает он, приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, но не отпускает мою ногу, его пальцы впиваются в мою мягкую плоть.
У меня перехватывает дыхание, когда я нахожу глубокие царапины на щеке, на которой он лежал, но я отвожу взгляд.
Его глаза изучают мое лицо. Как будто он запечатлевает в своей памяти каждый дюйм меня, прежде чем опуститься ниже, рассматривая его рубашку, в которую я завернута, прежде чем спуститься к моим обнаженным ногам и контрасту его более темной кожи с моей.
— Ты единственный человек на этой планете, которому я бы никогда не причинил вреда. Ты гребаный ангел, Калли.
Его глаза снова находят мои, и у меня перехватывает дыхание от их интенсивности.
Он действительно имеет в виду эти слова.
Так какого черта мы здесь?
Проглатывая комок, который подступил к моему горлу, и смаргивая слезы, которые жгут мне глаза, я выдерживаю его взгляд, собирая все мужество, которым обладаю.
— Если это правда, тогда тебе нужно освободить меня.
— Чтобы ты могла вернуться к нему. — Это не вопрос. Это утверждение, как будто он знает, что уже проиграл.
Я имею в виду, я могу понять почему. Любой в здравом уме побежал бы обратно к славному парню прямо сейчас, если бы его только что не вычеркнули из уравнения.
Когда я думаю об Анте, у меня снова вырываются рыдания.
Это моя вина.
Во всем этом моя вина, и он только что заплатил высшую цену.
Одна из моих слез вырывается, и Деймон наблюдает, как она стекает по моему виску, прежде чем впитаться в линию роста волос.
— Черт возьми, ты прекрасна.
И я думаю, что ты чертовски ненормальный, но я держу это при себе. Что-то подсказывает мне, что оскорблять его — не способ выпутаться из этого.
Наклоняясь вперед, он прижимается губами к моему виску, его язык слизывает остатки моей слезы.
— Ч-что ты делаешь? — спрашиваю я, ненавидя то, как звучит мой голос после одного-единственного его поцелуя.
— Он не заслуживает тебя, Калли. Ты слишком красива для таких, как он. Слишком чистая. — У меня перехватывает дыхание, когда я вспоминаю, как сказала ему в ночь Хэллоуина, что я никогда ни с кем раньше не была. Его ответом было то, что он знал.
Следил ли он за тем, что я делала — или не делала — вообще?
— Так ты убил его?
Его рука скользит выше по моему бедру, и это заставляет все мое тело гореть от желания.
Глупое, предательское тело.
Подавляя свои эмоции, свое желание, я удерживаю его взгляд. — Мне нужно в ванную, — говорю я ему так мягко, как только могу.
Его взгляд скользит по комнате — я полагаю, в ванную комнату — прежде чем вернуться ко мне.
— Пожалуйста. Мне нужно пописать и освежиться. — Я понятия не имею, как долго я спала, но состояние моего рта говорит мне, что прошло какое-то время.
Он колеблется, и в течение нескольких секунд я действительно ожидаю, что он откажет в моей просьбе. Но после очередного неуверенного взгляда в сторону ванной он тянется за шелковым галстуком и начинает его развязывать.
Мои руки болят сильнее, чем я думала, когда я опускаю их и начинаю крутить запястьями, но вскоре моя рука оказывается в его хватке, и он повторяет мои движения, помогая мне расслабить мышцы, прежде чем нежно поцеловать внутреннюю сторону моего запястья, его глаза прикованы к моим.
— Деймон, — выдыхаю я, когда он повторяет действие с другой рукой.
Его нежность смущает меня после его жестокости в комнате Анта и того, как он бросил меня на заднее сиденье своей машины и связал здесь, когда я была без сознания.
Высвобождая свою руку из его хватки, я скатываюсь с кровати и встаю на ноги.
У меня кружится голова, а колени почти подгибаются, напоминая мне о чем-то еще, что он сделал.
— Ты накачал меня наркотиками.
Последнее, что я помню, это как я набросился на него с заднего сиденья машины, когда он отъезжал от склада итальянцев. Следующее, что я помню, я проснулась привязанной к его кровати.
Он отталкивается, чтобы встать передо мной, и я вздрагиваю, когда он тянется ко мне.
Боль пронзает его глаза, но он быстро скрывает это, позволяя своей руке опуститься вдоль тела.
— Это было для твоего же блага.
— Как? Зачем было накачивать меня наркотиками для моего же блага?
— Я бы разбил машину, если бы ты продолжала сходить с ума, — спокойно говорит он.
Мои глаза сужаются при виде царапин на его лице, когда ко мне возвращаются смутные воспоминания о том, как я царапала его на водительском сиденье.
Гордость переполняет мою грудь от того, что мне это удалось, что мне действительно удалось причинить ему хоть немного боли за то, что он только что сделал.
Мои губы складываются в гримасу, когда я смотрю на него, не в силах больше продолжать в том же духе.
— Я ненавижу тебя. — Моя рука двигается прежде, чем я даже осознаю, что делаю, и боль взрывается в моей ладони, когда она снова касается его щеки.
Его лицо становится диким, глаза убийственными, когда его пальцы обхватывают мое запястье, удерживая мою руку там, где она коснулась его лица.
Весь воздух вырывается из моих легких, когда я сталкиваюсь со стеной, сразу же оказываясь зажатой между ней и твердым телом Деймона, когда он смотрит на меня сверху вниз, его хриплое дыхание обдает мое лицо.