— Нет. К чему этот вопрос?
— Это место… Что-то типа лагеря выживания. Девушки очень боятся на перевоспитание попасть, а вот мужчинам там обычно нравится. Они попытаются разбудить твою мужественность. Сделать из тебя настоящего мужчину. Как думаешь, у них получится?
— Не говори загадками. Что это за место?
— Да я сама толком не знаю. Мы в детстве про него страшилки придумывали. Нам в школе рассказывали, что после окончания курса даже самые мягкие и нежные мужчины становятся жестокими и властными мужьями, способными позаботиться о своей семье. Как-то так.
— Как же я хочу, чтобы наш медовый месяц уже закончился.
Я скучал. Очень скучал по Артёму и своей обычной жизни. Как же хочется поговорить с ним, пожаловаться на организаторов свадьбы, мягко укорить за то, что он не предупредил меня об особенностях Платинового списка. А ещё спросить — что за девчонка была вместе с ним на моей свадьбе? Вероятно, одна из тех несчастных жён, муж которой не смог удержаться среди элиты.
Наблюдение за тем, как они занимаются любовью, возбудило меня, но и вызвало жгучую ревность. Не представляю Жанну в объятиях Артёма. Знаю, что друг хотел мне помочь, и я очень благодарен ему, но ничего поделать с собой не могу. Во сне я снова и снова вижу его с той девушкой. Не только в постели. За столиком ресторана, в сауне, на пляже… Они смеются, обнимаются, ласкают друг друга. Без них у меня не получается заняться сексом с женой и, боюсь, не получится никогда. Я облажаюсь. Подставлю не только себя и Жанну, но и Артёма.
Помогая мне во время первой брачной ночи, Артём сильно рисковал и не мог взять в партнёрши не проверенную женщину, а, значит, он знаком с той девушкой достаточно давно и доверяет ей. Может быть, сможет позвать её ещё раз на секс втроём…
— О чём ты задумался?
— О тебе. О нас.
— Никогда не говори «нас». Забудь это слово, — Жанна испуганно заморгала длинными ресницами. — Есть только ты. Я всего лишь твоё приложение, не более того. И думать обо мне не надо никогда. Пожалуйста.
— Жанна, ты чего?
— Не понимаю, — она схватилась за лоб, будто бы у неё болела голова. — Ты не читал материалы, которые тебе присылали?
— Читал. Но не все. Я предпочитаю художественную литературу.
— Зря. Тогда слушай: женщина — это не полноценный человек, попытка относиться к ней как к равной делает отношения деструктивными и требует коррекции. У тебя же в детстве был хомячок? Толик, верно?
— Да, откуда ты знаешь?
— Я многое про тебя знаю — любимые блюда, любимые цвета, про смерть отца и маму в монастыре тоже. Не в этом суть. Так вот, ты же не говорил в детстве: «мы с Толиком идём ужинать?». Нет. А если и говорил, то был слишком сильно привязан к Толику. Это тоже запрещено. Дети не должны сильно любить своих питомцев. Твои родители после подобной фразы должны были убить Толика на твоих глазах. Понимаешь?
— Нет, не понимаю. Причём здесь Толик, если мы говорим о тебе?
— Да притом, что женщина — почти как хомячок. О нас нужно заботиться, оберегать, кормить правильно, обеспечивать регулярным спариванием с целью продолжения рода человеческого, но не любить. Любовь в браке опасна для будущего человечества и приведёт к вымиранию вида. Хороший уход, ограничение свободы и секс с подходящим партнёром. Ты представляешь, как заводчики разводят породистых собак и кошек? Думаешь, они могут позволить своим питомцам бегать на свободном выгуле, вести себя неадекватно или агрессивно? Вот! Если найдётся такой добрый хозяин, то его животное быстро исключат из племенной работы. Такое же отношение и к людям.
— Не совсем такое, — пробурчал я себе под нос. — У животных хотя бы равноправие. Агрессивных самцов так же лишают детородных органов, как и самок. А у людей мужскую агрессию возвели в культ.
— Да не цепляйся ты к словам. Я тебе рассказываю содержание учебника по социальным знаниям за пятый класс. Девочки с десяти лет знают, что они из себя представляют, и какими должны быть, чтобы не угодить в монастырь.
— Странные вы. Я, вроде, и не девочка, но уже сам не отказался бы от уютной кельи.
Она посмотрела на меня так, будто бы я сказал о том, что хочу, чтобы меня четвертовали, потом посадили на кол, а через пару дней отдали на растерзание ястребам. Монастырь — это всего лишь монастырь. Спокойствие, умиротворение, скука. Как же мне их сейчас не хватает!
— Ты идиот? Не хочу больше с тобой разговаривать. У тебя родная мать в монастыре уже много лет. Совсем не стыдно?
Она задела меня за живое. Неужели для девушек так важно стать матерью, что они готовы подчиняться мужчине, терпеть унижение и боль, выдавливать из себя покорность и послушание? Или я чего-то не знаю про женские монастыри.
— Жанна, постой. Женские монастыри отличаются от мужских? — я преградил ей путь.
— Тебе не нужно этого знать, — тихо прошептала она и проскользнула под моей рукой.