— Так и не надо, — предлагает Хейс. — Давай останемся здесь и вместе не будем обращать внимания на внешний мир.
Боже, это так чертовски заманчиво. Такое чувство, что в последнее время мы постоянно были в разъездах. Из-за того, что я работаю, а Хейс делает ремонт в баре, у нас не так много времени, чтобы просто наслаждаться друг другом. Но как бы мне ни хотелось поддержать его в этом, уже слишком поздно отменять частные уроки, которые я запланировала на это утро.
— Я действительно хотела бы, чтобы я могла, особенно зная, что я не буду спать здесь сегодня вечером, но—
— Подожди, — перебивает он меня. — Почему ты сегодня не будешь спать здесь?
Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. — У меня ужин в честь дня рождения моей бабушки. Я тебе это уже говорила.
— Нет, я знаю. Я просто подумал, что ты придешь сюда после.
— Я бы с удовольствием, но я не знаю, как долго это продлится, и я не уверена, что мои родители поверят мне, если я скажу, что снова собираюсь к Мали. Они, вероятно, уже заподозрили неладное после последних полутора недель.
Он не выглядит счастливым, но он это понимает. — Это плохо, что я просто хочу оставить тебя здесь при себе?
Я качаю головой. — Нет, потому что я тоже этого хочу. Но я зайду завтра утром, прежде чем ты отправишься на тренировку.
Это еще одна вещь, которая не дает покоя в эти выходные - наши графики не совпадают. Я не увижу его сегодня весь день, не увижу сегодня всю ночь, а завтра у меня будет только утро и ночь. Если бы Мали не наседала на меня из-за наших проблем с созависимостью, я бы отменила завтрашний ужин с ней, чтобы иметь возможность проводить с ним больше времени.
Но она бы меня уничтожила.
— Если я все еще буду спать, не стесняйся разбудить меня минетом, — устало бормочет он.
Закатывая глаза, я целую его в щеку и сажусь. Только когда он пытается сделать то же самое, он шипит, держась за голову от боли. Я улыбаюсь, когда он осознает ошибку, так много выпив с Кэмом прошлой ночью.
— Я ждала этого, — говорю я ему, игриво ухмыляясь. — Я принесу тебе Адвил.
Он напевает, ложась обратно. — Видишь? Ты никуда не можешь пойти. Это все равно что оставить меня здесь умирать.
— Я всегда могу позвонить твоей маме, чтобы она приехала и позаботилась о тебе.
Его глаза распахиваются, когда я встаю рядом с его стороной кровати. — Ты бы не посмела.
Я передаю ему лекарство и стакан воды, который прихватила из ванной. — Да, я не думаю, что ты этого захочешь. Прими это и возвращайся ко сну на час. Что-то подсказывает мне, что Кэма тоже не будет в баре рано утром.
— О Боже, — стонет он. — Стук молотков!
Да, теперь он начинает понимать последствия своих действий.
С тех пор как я стала проводить каждую ночь с Хейсом, моя спальня уже не кажется мне прежней. В ней нет того уюта, который был раньше. Она по-прежнему выглядит так же, как и раньше, но чего-то не хватает.
Не хватает его.
Я говорю, как сумасшедшая. Я знаю это. Мы встречаемся всего несколько месяцев, а открыто и того меньше, но я люблю его. Я, без сомнения, отчаянно люблю его. И я никогда не буду извиняться за то, что погрузилась в него с головой.
— Кэм! Лейкин! — зовет мама. — Мы уходим! Поехали!
— Иду! — кричу я в ответ, спускаясь по лестнице, только для того, чтобы увидеть, как Кэм вздрагивает.
Он смотрит на меня так, что видно, насколько сильное у него похмелье. — Обязательно кричать?
Я застенчиво улыбаюсь и бормочу извинения, проскальзывая мимо него. Наши родители ждут нас у входной двери, все нарядные и готовые к выходу. Моя мама улыбается, когда видит меня, и заправляет мои волосы за ухо.
— Ты такая красивая, — говорит она мне. — Такое ощущение, будто я тебя совсем не вижу.
Грусть в ее голосе задевает за живое. Я имею в виду, что она не из кожи вон лезла, чтобы провести со мной время, когда я не проводила все возможные моменты, укутавшись в Хейса. Но приятно знать, что по мне скучают.
— Я собиралась пойти сделать педикюр, — отвечаю я. — Мы обе могли бы пойти на следующей неделе.
На ее лице расплывается улыбка. — Я бы с удовольствием, милая.
Кэм, наконец, заходит в гостиную, не торопясь, и мы вчетвером отправляемся на улицу.
Я не помню, когда в последний раз мы все были в одной машине. Сидя на заднем сиденье, мы с Кэмом чувствуем себя детьми. Хотя, возможно, дело в том, что Кэм ведет себя как ребенок, когда мы сидим сзади.
— Закрой окно, — бормочет он. — От ветра у меня болит голова.
— Нет. Ты знаешь, что меня тошнит на заднем сиденье, — говорю я ему.
— Меня тошнит от твоего лица, но ты не видишь, чтобы я жаловался.
— Что ж, твоему лучшему другу, похоже, оно очень нравится.
Мой папа вздыхает. — Неужели споры действительно необходимы? В последнее время вы почти не бываете рядом друг с другом.
Черт.
По выражению лица моего брата я уже могу сказать, что пожалею о том, что втянула в это Хейса. Он коварно улыбается и наклоняет голову набок.
— Да, дорогая сестра, — протягивает он. — Где ты была в последнее время?
Меньше всего мне сейчас хотелось бы тыкать медведя, но высокомерие, написанное на его лице, действует мне на нервы. Я опускаю взгляд и кричу, отмахиваясь от того, чего на самом деле нет. Руки Кэма летят к его голове, и он выглядит абсолютно несчастным, что означает, что мой план сработал именно так, как я надеялась.
— Извините, — говорю я родителям. — Мне показалось, что я увидела жука.
Они посмеиваются между собой, но я слишком занята тем, что наблюдаю за тем, как Кэм смотрит на меня. Он никогда не расскажет о том, что я на самом деле не была у Мали, потому что его ждет ад за то, что он знал об этом и не рассказал ничего раньше. Возможно, он отомстит позже, но сейчас, по крайней мере, победа за мной.
Шах и мат, брат.
Можно было бы подумать, что при создании продукта, который наносится на губы, учитывается, к чему вы собираетесь прикасаться этими губами. Очевидно, они этого не сделали. Если бы они это сделали, я бы не оттирала помаду моей бабушки со своей щеки, как будто мне нужно снять целый слой кожи, чтобы удалить ее.
Она милейшая женщина, и долгое время она была моим любимым человеком. Но то, сколько раз она считает нужным поцеловать меня в щеку, - это лишнее, учитывая, что я уже выросла. Как бы я ни повзрослела, она все равно относится ко мне как к шестилетней девочке, которой показалось, что миска с просроченными конфетами на кухонном столе очень вкусная.