— Тетя Зоя всю дорогу повторяла, что на чужом несчастье свое счастье не построишь.
— Она лучше всех это знала.
— Так она за Гришу замуж вышла?
— Да, когда ей исполнилось восемнадцать. И они с Гришей уехали жить в Апатиты, там у него была родня. Только вот жить им там не давали. Вся семья пьянчуги конченные. Гришка быстро покатился по наклонной, и как-то под новый год пьяным замерз, не дойдя до дома ста метров. Зойка вернулась домой. Больше замуж не выходила, и мы с ней не общались почти двадцать лет.
— Как она догадалась, что Влад — это сын Гриши, — задаю этот вопрос, но уже знаю ответ.
— Дак он просто копия Гришки, когда восемнадцать ему исполнилось, так она и поняла, кто его отец. Зачем только деньги на всякие тесты тратила?
— А папа так ничего и не знал?
— Может и знал, но молчал, сама знаешь, из него и слова не вытянешь. Прости меня, дочь, — мама смотрит, ожидая моего сочувствия, а я не могу, не могу ее простить, даже обнять не могу.
— Мне надо это все переварить, — тихо говорю и выхожу на улицу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Скоро осень. Воздух кристально прозрачен и свеж. Листва уже чуть тронута первым заморозком, но еще зеленая.
Сзади подходит Кирилл и обнимает меня. Так мы и стоим у забора в палисаднике до прихода нотариуса.
Через некоторое время появляется нотариус, мы собираемся все вместе вокруг стола. По завещанию все движимое и недвижимое, а также счет в банке отходит Владу. Что и следовало ожидать. Она любила в нем образ своего любимого Гришеньки. А Влад даже не соизволил приехать на ее похороны.
Расходимся мы каждый в свою сторону. Папа идет к друзьям, мама в свою старую квартиру, а мы с Кириллом в гостиницу. Вот и все. Нас больше ничего не объединяет, была семья, и нет семьи.
Вдруг я останавливаюсь. И бегу назад, догоняя отца.
— Папа, стой, — он останавливается, поворачивается ко мне и улыбается.
— Папа, скажи, а ты знал? — я боюсь произнести то, что так и вертится на языке, словно боюсь этим сделать папе больно.
— Света, зачем ворошить прошлое, пусть оно останется в прошлом, — спокойно отвечает мне отец, в его голубых глазах отражение безоблачного неба.
— Папа, ты как с этим жил? — но он снова улыбается.
— Так и жил…
Он разворачивается и уходит с высоко поднятой головой. И я понимаю, что он сумел все отбросить и начать жить с начала. Жить с Ириной и своим родным сыном.
Не успеваем мы добраться до гостиницы, как на главной улице нас настигает моя несостоявшаяся свекровь. Мне кажется, что я погружаюсь по уши в дерьме своего прошлого.
— Светочка, добрый день, приношу тебе свои соболезнования, Зоя была прекрасным человеком, так тебя всегда поддерживала, — лебезит мама Мишки. — Светочка, у меня к тебе просьба…
— Какая? — удивляюсь я, какая может быть просьба у моей несостоявшейся свекрови.
— Тебя очень хотел видеть Николай, — чего это моему несостоявшемуся свекру вдруг в голову ударило, удивляюсь я.
— Зачем? — прямо интрига какая-то.
— Прости, Светочка, что все так вышло пять лет назад, кто бы знал, — опять заюлила моя свекровь. — Он очень просил тебя зайти в гости.
Мне не хочется встречаться с этой семейкой, но вдруг пришло в голову, что надо покончить со всем своим прошлым раз и навсегда. И я соглашаюсь.
Прошу Кирилла подождать меня в гостинице и иду навстречу своему прошлому.
Уже на подходе к коттеджу меня начинает бить мелкая дрожь, не хочу встретиться с Аней и Мишей. Но его мать словно считывает мои эмоции и заверяет, что те уехали в Екатеринбург и вернуться только поздно вечером.
Дом они строили в девяностые. Для того времени это было круто. А сейчас большой и бестолковый дом смотрится скорее огромным пугалом, чем элитным коттеджем. Построенный без всяких чертежей, дом напоминает пчелиный улей, что строили сумасшедшие пчелы. Тут куча лесенок, чуланов, глухих закутков и тупиков, нога часто спотыкается о высокие пороги, в некоторых комнатах разные уровни. И все это создает невероятную дисгармонию. Да и в отделке его хозяева начудили. Уж очень много лепнины, позолоты и блеска.
Сейчас в этом огромном безобразии живут двое — отец и мать Миши.
Спальню отцу Миши отвели дальнюю с собственной ванной. Здесь все оборудовано под лежачего больного. Пыхтит компрессор, заставляя надуваться и сдуваться противопролежневому матрацу. Кругом ручки для удобства, в углу судно и специальные ходунки.
Меня встречает сиделка. Странно, но его жена даже не поднялась со мной в его спальню.
— Здравствуйте, я Светлана, Николай Иванович хотел меня видеть, — я чувствую себя неловко.
— Да, да, Светлана, сейчас я принесу вам стул, — сиделка суетиться, а я подхожу ближе к кровати.
Мой несостоявшийся свёкр похудел, кожа на его лице стала почти прозрачная, вся правая его сторона парализована. Лицо стало напоминать восковую маску. От того бравого, красивого мужчины почти ничего не осталось.
Он узнает меня и улыбается. Это страшная улыбка, ведь на эмоцию реагирует только половина лица, от чего его лицо еще больше напоминает маску.
— Светочка, здравствуй, — тихо говорит он. Его речь достаточно внятная.
Я присаживаюсь на стул и первые минуты мы говорим ни о чём. Он расспрашивает меня о жизни в Москве, интересуется моей работой. А потом вдруг говорит то, от чего у меня по рукам бегут мурашки.
— Светочка, это я виноват, что у вас ничего с Мишей не получилось. Дурень был, вот дурень, на девку позарился, в кровать ее потянул. А она не будь дурой и скажи, что я ей как любовник нравлюсь, но она хочет быть замужней дамой. Тут мне пришлось поведать ей, что бизнес на супругу записан, коттедж, половина счетов, а я гол как сокол. А все после нашей смерти сыну отойдет. Только сын у меня один, и он скоро жениться. Тут, видимо, у нее вожжа под хвост попала, она мутила со мной и потихоньку Мишке стала голову дурить. А тот и рад. Такая девка на него внимание обратила! Он перед парнями выпендривался, у них спор на эту деваху был. Ну, мой молодец то его и выиграл. Вот только ты его на месте преступления застала. И пошло все наперекосяк. Прости меня.
— Николай Иванович, нет тут вашей вины передо мной, разве перед своей женой. А Мише надо было головой думать, а не другим местом, — жестко расставляю все по местам.
— Светочка, может, ты подумаешь и простишь его? Знаю, что ты до сих пор не замужем, первая любовь она самая крепкая, — в глазах моего несостоявшегося свекра навернулись слёзы. — Эту тварь мы из дома выгоним, сын ей не нужен, дадим откупного, и пусть валит на все четыре стороны.
— Разбитую чашку, Николай Иванович, не склеить. Тем более у меня уже есть любимый мужчина, — я встаю, прощаюсь и разворачиваюсь уйти, как в дверях сталкиваюсь с Мишей.
— Света! — радостно восклицает он.
Черт бы его побрал, вот ведь невезуха, или его мать специально нас свела вместе?
— Здравствуй Миша, — стараюсь говорить холодно и отстраненно, чтобы и тени надежды у него не появилось.
— Светочка, как я рад, — зудит Мишка, даже его голос мне противен. — Я так мечтал вновь с тобой встретиться. Последнее время много думал о нас.
— Миша, давай договоримся, «нас» уже нет, забудь, все в прошлом, — отрезаю я.
— Света, не руби с плеча, я развожусь с Аней, дам ей отступные, себе заберу сына…
Бла, бла, бла…