17; Июнь
Пару раз моргнув, я приподнимаю бровь и приваливаюсь к дверному косяку плечом, разглядывая нашего гостя. Разумеется, это был не король собственной персоной — даже не обсуждался вариант, при котором его величество соизволило бы приехать к холопам в их лачуги. Меня скорее удивил набор, с которым он отправил своего слугу выполнять черную работу. Слугу, к слову, звали Димкой — его водитель. Молодой, худощавый и высокий парень с добрыми болотисто-зеленными глазами и ежиком светло-каштановых волос. Я его хорошо знала: он возил Адель, Настю, Лилю и даже меня, когда это было необходимо. Мне он всегда нравился, не был похож на безмолвную скалу, как личный телохранитель Властелина мира, более человечный и даже веселый. Вот как сейчас — стоит, втянул губы внутрь, типа серьезный, а у самого глаза сияют…Разве хоть одна бездушная машина на такое способна?!
— Ну привет, — издаю легкий смешок и киваю, — Что же привело тебя сюда? На этот раз.
— Очень смешно, — откашлявшись, Димка берет себя в руки и слегка приподнимает белый чехол в пол, обозначая его наличие, будто я и без того не вижу, — Давай только спокойно. На этот раз.
— Не понимаю о чем речь.
— Слушай, я — человек подневольный. Тебе все это не нравится?! Не поверишь, но мне тоже. Давай ты не будешь ничего швырять из окна? В прошлый раз я собрал все говно своими ботинками, пока лазил и доставал…
Тут я не выдерживаю и прыскаю. Получается громко и с расстановкой, как в глупой комедии — с фонтаном слюней и болью в губах. От души…
— Прости… — мотаю головой, прикрывая рот, а от его «спокойно-саркастичного взгляда мне становится только смешнее…
И я ржу уже в голос.
«Боже! Успокойся! Ты должна быть собранной!»
— Прости.
Выдох. Развожу руки, чтобы потом взять себя в них и не выбиваться.
— Я готова продолжать.
— А я готов закончить и побыстрее наконец. Вот. Это тебе.
Сует мне этот ужасный балахон с видом «серьезных щей», но потом и сам не удерживается. Посмеивается. Еще бы! Этот чехол больше меня раза в два не меньше!
— Господи! — Димка поднимает глаза к потолку и мотает головой, — У меня есть высшее образование, и чем я тут занимаюсь?!
— А действительно. Чем ты занимаешься? Что это?
Димка как-то резко прекращает веселье, косится на чехол, как будто там бомба, и только после этого смотрит мне в глаза, но уже серьезно.
— Он хочет поговорить с тобой и выяснить причины твоего поведения.
— «Потому что не хочу» — этого должно быть достаточно.
— Возможно в нормальном мире этого достаточно, но не для Петра Геннадьевича.
— И что для разговора в наши дни нужно пихать мне в руки мешок для трупов?! Или ой! — радостно хлопаю в ладоши, — Это что для меня? По назначению?
— Это платье, гений.
— Спасибо, что пояснил. Заставляешь чувствовать себя неловко. У тебя же есть вышка — шутки должен понимать.
— Ты бы отшутилась дома, Амелия, а там…
— А туда я не поеду.
Сую ему обратно, но Димка ловко изворачивается, пряча руки за спину. Ко всему прочему, он еще и на шаг отступает, мотая головой, как дурацкий болванчик. Я застываю с балахоном, приподняв бровь, но потом выдаю еще один острый комментарий.
— Ты просишь меня не швырять ничего из окна, а потом провоцируешь. Нехорошо…
— Послушай, Мел, давай начистоту.
— Как интересно. Ну давай.
— Он не перестанет, ты же умная, должна понимать.
— Ты тоже не дурак и понимаешь, что я сама не устану швырять из окна…
— Амелия, это не шутки! — на этот раз перебивает как-то хлестко, даже громко, будто и сам нервничает.
А он и нервничает…Я вижу это в его глазах. Он словно умоляет меня ими отнестись серьезно ко всему, что сейчас происходит, и я слегка щурюсь.
— С чего вдруг такая забота?
— Ты мне нравишься, поэтому я хочу дать тебе совет: ты слишком молода и не особо понимаешь с кем ты связываешься.
«Вот тут ты ошибаешься…»
— Он всегда получает то, что он хочет и ненавидит, когда ему перечат. А еще он очень любит наказывать…
— Фу.
— Да я серьезно!
Димка шипит, а потом вдруг исполняет кульбит, который я уж точно не ожидала. Взяв меня за плечи, он буквально вносит меня в квартиру, закрывает за собой дверь, а когда поворачивается, глаза его одновременно излучают страх и решимость.
Что. Происходит.
— Ты играешь с огнём, — зашептал мужчина, слегка наклонившись ко мне, словно мы два заговорщика в доме, где у стен есть уши.
Я смотрю на него, как на дебила, и даже не пытаюсь этого скрыть. Да и, если честно, вряд ли бы у меня вышло — слишком все это глупо и странно одновременно.
— Что за драма, Дима? Или что? У меня в подъезде маячки?!
— С ним всегда лучше перебдеть.
— Какой. Сюр. Нет, серьезно. У тебя вышка не из циркового?
— Заткнись.
— Сегодня все говорят мне заткнуться… — бормочу под нос, но под серьезным взглядом тушусь, а потом изображаю ключик, закрывающий рот, и дергаю головой, мол, продолжай.
Димке и это не нравится, но на безрыбье и рак рыба, так что он продолжает, понизив голос.
— Ты показываешь свой характер и много базаришь — это мило, но до поры до времени, Амелия. Александровский не отличается большим терпением.
— Может ты хочешь чаю?
— Да не хочу я чай! Я хочу, чтобы ты заткнулась и послушала, что я тебе говорю! — орет, поднимая руки к небу, от чего я снова чуть не прыскаю, но вовремя закрываю рот.
Димка тяжело дышит. Кажется я почти довела его до инсульта, поэтому даю еще пару мгновений на успокоение сердечного ритма, а потом развожу руки и устало цыкаю.
— Ну хорошо, хорошо! Я затыкаюсь и слушаю, что ты мне говоришь.
— Меня бесит твой сарказм!
— Это частое замечание. Дальше.
— Ты не относишься серьезно!
— И это тоже. Дальше.
— Амелия!
— Димка! — передразниваю, прощупывая грани его страха, подталкиваю к выдачи каких-то более существенных сведений.
Нет, ну а вдруг? Димка ко мне прикипел, я это знаю, мы можно сказать друзья! И как же далеко он зайдет, чтобы меня остановить? Вот и проверим.
— Думаешь, что самая умная? — многозначительно продолжает, — Думаешь, что это прикольно швырять из окна бриллианты ценой в пару неплохих квартир?
— Я их не просила.
— Я не к тому, что ты что-то просила, твою мать! Ты переходишь черту. Сейчас его забавляет наблюдать за тем что и как ты делаешь, но это быстро пройдет, и его начнет бесить твоя строптивость. Не доводи до этого момента, ты не захочешь узнать, что будет тогда.
— Какие высокопарные речи…
— Что ты знаешь о Матвее?
«О-па. Вот он миг, когда секреты начинают просачиваться. Интересно…»
Я хмурюсь не притворно, потому что изо всех сил пытаюсь нащупать это имя, но оно проходит мимо. Я никогда его не слышала ни в доме Александровский, ни от кого-то из его семьи. Димка это явно знает, вон как лыбиться победно, аж бесит!
— Так я и думал.
— И кто этот загадочный Матвей?
— Его младший сын.
Бам! Меня, сказать по правде, немного ошарашивает эта новость, поэтому я тупо пялюсь на водителя и молчу.
«Стоп. Нет. Это какая-то херь, Адель бы по-любому что-то да сказала бы, она слишком болтлива!»
— Ты гонишь, — изрекаю со смешком, на что получаю спокойное, отрицательное покачивание головой.
— Нет.
— Судя по имени, он сын от Марии.
— Да.
— У них не было никакого Матвея! Младший — этот конченный Максимилиан!
— Смотри не ляпни это при Александровских. Если они услышат, и кто-то «очень добрый» решит с ним поделится — тебе не жить.
— И снова угрозы…
— Не моя вина, что ты вляпалась в эту семейку. Не по своему желанию, конечно, но тем не менее. Макс еще хуже, чем его папаша. Он…
— Да мне плевать вообще, Дим! Я точно знаю, что он младший, а не…
— Сколько лет ты в их доме? Парочку?
— Типа того.
— А я больше десяти, и поверь мне, Максимилиан не младший, Матвей — да. Он твоего возраста, кстати…
— Гон! Адель бы сказала…
— Вот об этом я и говорю! Ты думаешь, что ты — самая умная, но это нихера не так. Адель тоже не такая сказочная принцесса, как тебе кажется!
— Я прекрасно знаю, что она не срет радугой, но…
— Она бы ни за что не сказала, потому что не хочет повторить его участь.
Я резко дергаю головой назад. Звучит стремно, если честно, «повторить участь». У меня даже мурашки бегут и отнюдь не самые приятные, от чего я внутренне ежусь, но запрещаю себе внешне проявлять хоть какие-то эмоции.
— Что это значит?
— Я итак сказал много и теперь очень рискую. О нем запрещено говорить. Единственное, что могу добавить: Матвей был чем-то похож на тебя и по началу Александровскому это даже нравилось, но быстро надоело. Теперь его имя в доме и за его пределами — стерто.
— Был? — тихо переспрашиваю, не веря своим ушам.
Нет, я всегда знала, что Александровский — мудак в квадрате, но, блядь, «был»?! Это уже борщ. Димка, правда, не собирается расставлять точки над «i», игнорирует мой вопрос, продолжая катить свою телегу.
— Тебе лучше поехать на этот бал, а когда ты встретишься с ним — фильтруй свой базар.
— Что за бал такой?! — теперь притворно хмурюсь, сама то прекрасно знаю, что за мероприятие мне предстоит.
Слишком уж очевидно это было…
— Белый бал. Благотворительность и все такое.
— И на кой хер я ему там сдалась?!
— Без понятия. Может хочет показать свою силу, чтобы немного сбить с тебя спесь.
— Пусть с себя что-нибудь собьет, козел!
— Фильтровать базар можно начинать уже сейчас…
Димка слегка улыбается, а когда я выгибаю средний палец, и вовсе хохочет, закатывает глаза, но потом отдергивает свой пиджак и кивает.
— Начало в девять. У тебя есть три часа. Собирайся, я буду ждать тебя внизу.
— Я доеду сама.
— Амелия…
— Я доеду сама, — твердо акцентирую, а оторвавшись от изучения балахона взглядом, смотрю на него и киваю, — Я даже отмечу в голове галочку напротив «совет получен», но решать, как себя вести тоже буду сама.
— Ты точно идиотка…
— Дим, ты дал совет, я его услышала. Спасибо.
— Просто будь аккуратна. Тот факт, что твоя сестра…
— Полирует его яйца? — с улыбкой перебила, на что получила еще один смешок.
— Очень красочно, но именно так. Она не поможет тебе, если ты зайдешь слишком далеко. Поставь галочку напротив этого тоже.
— Обязательно.
Димка уже собирался выйти из квартиры, но я хватаю его за рукав пиджака, а когда он оборачивается, тихо спрашиваю то, что все еще не дает мне покоя.
— Он что убил своего сына?
Водитель медлит, а мне как-то уж совсем не по себе. Я сильно ненавидела своего отца, знала о нем многое и все не радужное, но даже он на такое не был способен.
«Может мой и не такой монстр, как мне кажется?» — мелькает в голове, но я не успеваю застрять в этой идеи, потому что Димка наконец отвечает.
— Матвей жив, но это ничего не значит. Александровский очень любит наказывать…
— А Лиля что-то знает о нем?
— Не задавай вопросов, на которые ты не захочешь получить ответы.
Отпускаю его, продолжая хмуриться, а через миг получаю такую не навязчивую просьбу в купе с улыбкой. Будто он спрашивает это ради того, чтобы заполнить пустоту, хотя на самом деле ему очень важен ответ.
— Надеюсь, что тебе хватит мозгов не расспрашивать Адель о нем? Мне головы не сносить, если это просочится в массы.
— Уже номер набираю, у меня тоже вышка в цирковом, — парирую, но потом мягко добавляю, — Я — могила, обещаю.
Димка ничего не отвечает, только слегка кивает, оставляя меня в холле с белым балахоном и жужжащей лампочкой. Пару мгновений я стою и туплю, уставившись в одну точку. Это его «был» буквально захватывает меня изнутри, захлестывает вопросами и теориями заговора настолько, что мне еле-еле удается отпихнуть их подальше.
«Не сейчас!»
Я обязательно придумаю, как бы выяснить о Матвее побольше, но не сейчас. Сначала мне надо разобраться внутри своей семьи, а уже потом браться за другое болото. Звучит логично, но тем не менее, когда я медленно захожу на кухню, чтобы дать Кристине хотя бы какие-то объяснения, которые она точно заслуживает, первое, что вырывается из меня — это вопрос:
— Лиля когда-нибудь говорила сколько детей у Александровского от его первой жены?
Ожидаемо ответом является тишина. Крис смотрит на меня, как на умалишенную, часто моргает, а я быстро поясняю, чтобы как-то скрыть неловкость.
— Я знаю, что у них были близнецы. Миша-повар и Марина-конченная сука. Еще есть их загадочно-ублюдочный Максимилиан…
— Ты серьезно?! — взрывается Крис, на что я только пожимаю плечами, — Это то, что ты хочешь выяснить именно сейчас?! Количество детей Александровского?!
— Технически я хочу выяснить, что говорила моя сестра…
— Это не смешно, Амелия!
Конечно глупо было надеяться на то, что мне удасться скрыться от вопросов: теперь это просто нереально. Крис, наверно, единственная, кто не пребывала в иллюзиях по поводу моего «кроткого нрава». Она слышала наши с Лилей ссоры ни раз, даже не два — мимо ее ушек прошли десяток стычек, но такого еще отродясь не было. Обычно мы не выясняем наши отношения на таком глубоком уровне в присутствии посторонних, но Лиля могла сказать много лишнего — Крис была единственным сдерживающим фактором. По-другому, к сожалению, было нельзя…
Я делаю короткий выдох, пару мгновений медлю, а потом опускаюсь на край своего кресла, прижав трупный мешок к груди. Он жжет мне пальцы, но я готова потерпеть — Крис заслуживает получить хоть какие-то ответы, и она действительно стоит того, чтобы их ей дать. К тому же, хочу я того или нет, Лиля не спустит мне с рук того, что я сегодня устроила, и ответит. Это только вопрос времени, когда многое начнет вылезать наружу.
— Мне жаль, что я втянула тебя во все это.
— Тебе жаль?!
— Поверь, это так, — смотрю ей в глаза серьезно и без единой смешинки, — Но так было нужно. Если бы мы говорили тет-а-тет, эта идиотка наговорила бы много лишнего — я не могла этого допустить. К сожалению, ты во всем этом была чем-то вроде громоотвода.
— И что это должно означать?!
— Что Мистер Отвисшие-Яйца действительно слушает ее телефон, и мне нужно было, чтобы он услышал то, что я хотела.
И опять эта странная пауза, опять эти взгляды…Я по очереди обхожу троицу своим, потом усмехаюсь, вернувшись к Крис, и дергаю плечами.
— У-упс…
— И чего ты хотела этим добиться?! Чтобы он услышал, как ты его называешь…
— Он это слышал уже не раз, — спокойно отмахиваюсь, откинувшись на спинку кресла, — Суть несколько глубже.
— И насколько? — вдруг вмешивается Алекс, которого я одариваю надменным, скучающим взглядом, но игнорирую, вернув внимание на Крис.
Та непонимающе щурится. Действительно, с чего вдруг я игнорирую Алекса, которого до этого момента и не посмела бы игнорить?! Да потому что не его это собачье дело, и наше «расставание» здесь не при чем. Он не мой парень, чтобы совать свой нос за границы нашего договора.
— Ты не ответишь?! — наконец спрашивает она, и я с ухмылкой отрицательно мотаю головой.
— Ему — нет. Это не его собачье дело.
Со стороны надменного козла слышится фырк, но я снова игнорирую, будто его и нет здесь вовсе. Смотрю на подругу, та прикрывает глаза и тихо посмеивается, а потом сама переспрашивает тот же вопрос, что уже был озвучен.
— …Мне нужно было кое что донести до его ушей, потому что мне от него кое что нужно. Но! Главное условие: он должен считать эту…кхм…"услугу" сугубо своим решением.
— В смысле?
— Долго объяснять.
— Мы никуда не торопимся, — усмехается Арай, а потом добавляет с сарказмом, — Или меня это тоже не касается?
— Вы может и не торопитесь, а я очень. У меня сегодня бал.
Обращаю их внимание на трупный мешок, который Кристина оглядывает так, будто внутри бомба. Я уже читаю по ее выражению лица, что она совсем не в восторге, волнуется, переживает, и я знаю, что она спросить дальше еще до того, как она это произносит.
— Что это?
— Платье, полагаю, но вообще приглашение. Ежегодный, благотворительный "Белый бал".
— Ты действительно собираешься туда пойти?
Крис спрашивает тихо, словно боится получить ответ, и да, она очень этого боится. Ей Александровский старший тоже не особо нравится, но она слишком тактична, чтобы говорить об этом так свободно, как я. Да и Лиля…она же просто мастер раздавать оплеухи, если ты лезешь «не в свое дело». Никто не хочет добровольно вставать под огонь, кроме, видимо, таких отчаянных идиоток вроде меня. Но и у меня есть шкурный интерес…
— Димка заходил.
— Димка?
— Это его водитель. Короче, ты не слышала из-за закрытой двери, но он сказал кое-что, и он прав.
— О чем ты?
— Этот мудак будет и дальше колупать меня. Надо просто раз и навсегда расставить точки над «i».
— И как ты собираешься это делать?
— Как умею. Прости меня.
— Амелия…
— Эта тема не обсуждается, — отрезаю я, поднимаясь на ноги, — Если тебя это успокоит, то у меня есть и всегда был план. Все, что происходило со мной все то время, что я здесь жила — вело меня именно к этой точке.
— О чем ты говоришь? — также тихо Крис делает еще один «шаг» ко мне, но я снова «отхожу назад», ограждаюсь, опуская глаза на этот сраный, трупный мешок.
— Ты действительно многого не знаешь, Крис, и я бы очень хотела, чтобы так было и дальше, но…Лиля просто не сможет проглотить и отомстит за все, что сегодня было. Она исполнит свою угрозу, а это значит, что скоро ты все сама узнаешь. Хочу я того или нет.
— Вот ты вроде что-то говоришь, а яснее не становится!
— Просто дай мне немного времени, ладно? Я о многом сейчас не готова говорить…
— Например о твоем отце? — усмехается Арай, за что я награждаю его таким тяжелым взглядом, что он не выдерживает и тупит свой в пол, правда с глупой улыбкой на лице — притворяется.
— Почему ты никогда не говорила о нем?
— Я не люблю эту тему, она не стоит потраченного времени. Он — мудак. На этом закончим.
— Я не хочу, чтобы ты туда шла… — тихо протестует подруга, и я нежно улыбаюсь и также тихо отвечаю.
— Поверь, я бы с радостью не пошла, но я не могу. Эта встреча в перспективе может дать мне то, чего я хочу больше всего на свете.
— И чего же?
Я снова молчу, разглядываю ее лицо, а губы так и горят сказать правду.
«Мести».
Я хочу, твою мать, мести! Больше всего на свете я хочу отомстить за то, что случилось с моей любимой Розой! Но вместо того я опять ухожу от разговора…
— Поговорим потом. И, Крис, если после того, что ты узнаешь, ты захочешь, чтобы я уехала из твоей квартиры — просто скажи и все.
— Что ты несешь?!
— Я даю тебе выбор, который должна была дать еще тем летом. Неправильно было соглашаться жить здесь и держать тебя в неведении…
— Амелия…
— Пойду, — делаю шаг в сторону двери, чтобы закончить этот бессмысленный разговор, — Мне нужно подготовиться.
Платье то просто мрак.
Честно? Я с большой натяжкой могу назвать «это» платьем. Что-то вроде кусочка ткани на тонких лямках, белое и явно облегающее. Дорогое — да. Надену ли я его? Ни за что в жизни! Вместо этого я резво открываю ноутбук, чтобы узнать его стоимость, а потом охереть.
Твою мать.
Эта дичь стоит, как аренда хорошей квартиры при том не на один месяц! Какое расточительство средств, а в купе с туфлями вообще грабеж среди бела дня! Скриплю зубами. Борюсь с собой. С рациональной частью себя (под сноской). Одна то моя часть рвется наружу, стремится побыстрее взяться за ножницы, чтобы проделать то, что задумала. Но она, разумная она, шепчет передумать.
«Ну и чего ты добьешься? Просто отдай чехол, с тебя не убудет, зато сохранишь деньги!»
Черт, а ее не просто так называют «рациональной», но к сожалению, пусть я в основном и привыкла опираться на логику и продумывать каждый свой шаг, сейчас у меня не получается обуздать свою дикую половину.
Мне хватает минуты, чтобы расправиться с этой ужасной робой, а вот с туфлями приходится повозится. Яростно калеча такую красоту, я почти рыдаю, потому что обувь всегда была моей слабостью, а парочка красивых босоножек (а они действительно до боли хороши) всегда пригодится в хозяйстве.
«Только не эти и не от него! Все!»
Выдыхаю и откидываюсь на мохнатом ковре. Лежу на спине, часто дышу, собирая слезы в кулак, а сама вспоминаю-вспоминаю-вспоминаю…
И теперь я там, где совсем не хочу находится…
9;Июнь
Ужасно душно. Обычно в Новосибирске летом не бывает так душно, даже днем не бывает, а сейчас глубокая ночь, но духота давит со всех сторон. Невозможно вдохнуть. Маленькая девочка прижалась к дереву, изо всех сил стараясь сделать этот самый спасительный вдох и не выдать себя. Она плакала так много, что ее голова сейчас больше похожа на огромный, чугунный котелок. Такая же тяжелая и горячая…
— Мили, звездочка моя, послушай…
Ее теплый голос сейчас так не похож на тот, что девочка знала всю жизнь. В нем нет радости, красок, в нем не было самой жизни — он померк и состарился как будто на сто лет всего за одну ночь.
Самую страшную ночь, самую длинную и темную.
Девочка не могла открыть глаза, ей было очень страшно, и это понятно, особенно взрослой женщине очевидно. Она пыталась сделать так, чтобы ее маленькое солнышко ничего не видела и не запомнила, она сделала просто максимум для этого, а на себя наплевала. Уже было неважно. Она знала, что все уже неважно…
— Мили, прошу, послушай меня…
— Роза, мне так страшно…
— Знаю, малышка, но ты должна быть сильной.
Собаки. Лай собак, от которого малышка вздрогнула и, прижимаясь всем телом к своей любимой сестре, тихо захныкала. Роза крепко ее обняла одной рукой насколько позволили силы, а второй вцепилась в шершавую кору, чтобы не упасть. Огляделась. Нет. Никого не было рядом, пусть лай снова и прокатился громовым раскатом по кромке леса — они далеко. Есть время, пусть его и мало, но она должна была успеть сказать ей самое важное…
— Малышка, послушай… — Роза прижалась губами к грязным, спутанным волосам любимой сестры, — Все будет хорошо…
— Это не так…
— Послушай!
Мили замолчала, услышав в голосе сестры такие нехарактерные для нее стальные нотки. Прикусила язык, но прижалась сильнее к ее телу, ощущая щекой быстрое, четкое отбивание сердца.
— Я знаю, что тебе страшно, звездочка моя, запомни. Боятся — нормально. Страх — это суперсила. Страх сделает тебя быстрее и умнее, сильнее. Будь сильной, малышка, и тогда он не превратит тебя в жестокую и трусливую. Он сделает тебя еще сильнее…
Новый виток лая перебил Розу. Он был гораздо ближе, от него Амелия затряслась, прижалась до боли. Роза скривилась, но промолчала. Она не хотела пугать и без того напуганного ребенка…
— Роза…
— Тш-ш-ш…
Роза резко присела и положила руки на заплаканные щеки Амелии, которая, кажется, еще секунда и непременно впала бы в шок или истерику. Благодаря Розе этого не случилось, только благодаря ей! Амелия сосредоточила все внимание на янтарных глазах, нахмурилась, подобралась. Она приготовилась слушать…
— Звездочка моя, обещай мне, что будешь сильной, чтобы не случилось.
— Мне очень страшно, Роза…
— Я знаю, но ты что не слушала? Это хорошо, что тебе страшно. Как думаешь рождается храбрость? Ты должна…
— …Быть сильной?
— Да, моя любимая девочка…Ты должна быть сильной, потому что иначе ты не выиграешь… — Роза не удержалась, всхлипнула, а слеза, что скатилась по грязной щеке оставила за собой тонкую бороздочку.
Амелия и через много лет будет помнить ту разницу между ее кожей и той грязью, в которой они провели последние часы…Она старательно будет помнить только эту бороздочку, потому что то, что за ней скрыто — не просто грязь. Это ад, как он есть…
— Ты должна пообещать мне кое что сделать. Когда я скажу, ты побежишь.
— Но…
— Амелия, слушай внимательно и не перебивай! Ты побежишь туда… — Роза указала за спину девочке, а когда та повернулась, чтобы посмотреть в просвет между деревьев, не удержалась и обняла ее, уткнувшись в тоненькое плечико, — Беги быстро, как можешь, умоляю…
— Роза…
— …И чтобы не случилось — не оборачивайся.
17; Июнь
Я пару раз моргаю, чтобы вернуться в пусть и опостылевшую, но гораздо более радушную реальность. Четыре стены, потолок, окно. Ничего особенного, но мое настоящее, даже со всеми его проблемами и загонами, гораздо лучше того, что скрывается в моем прошлом.
Мне нравилось возвращаться в то время, когда все было тепло. Не душно, а именно тепло — вся наша семья вместе, в сборе. Мне пять, шесть, семь. Тогда еще ничего не рухнуло, тогда все еще было целым…как на фотке, которую со всех сил сжимаю в руках. На ней мне девять, мы в том свадебном салоне, улыбаемся вместе с мамой. Она попросила снять нас консультанта, и кадр получился только с пятого раза, потому что мы слишком громко смеялись из-за собаки, которая издевалась над своим хозяином прямо за окном. Я до сих пор помню детально, как выглядела эта собака, где у нее были пятна, сколько их было в пределах моей видимости. Я помню это так хорошо, потому что тот день стал последним светлым пятном в моей прошлой жизни — после него все рухнуло.
Звенит будильник — пора. Я нервничаю. Честно? Не ожидала, что буду волноваться перед этой встречей, но походу дела переоценила свои возможности. Александровский не вызывает у меня никаких теплых чувств, слава богу, однако глупо отрицать его силу. Он — достойный противник, поэтому обыграть его будет в разы приятней, а я уверенна в своей победе. Знаю, что она фактически у меня в руках, главное только правильно расставить фигуры.
У зеркала я натягиваю на свое старенькое платье с цветочками серую кофту и ухмыляюсь вдвойне шире, представляя выражение лица этого сноба, когда он меня увидит. На Белом балу соберутся самые "вкусные сливки", а я приду, как оборванка! Ха-ха! Надеваю свои желтые, резиновые сапоги. Они отлично подчеркивают мой образ, собранный не у лучших стилистов столицы, а на коленке. Неряшливый хвост туда же — это все мой личный плевок в лицо самому богатому человеку Москвы. Я намерено подчеркиваю тот факт, что мне от него ничего не нужно и никогда не будет нужно — ему нечем крыть, как Лиле. Обрезки платья и босоножек у меня лежат в одном пакете, в другом наличка, которую прислал мне Элай в качестве «платы» — это я определенно беру с собой.
Все готово. Я тоже готова и выхожу, запихнув в карман свой шокер — так, на всякий случай. Естественно убивать или калечить миллиардера не входит в мои планы, но входя в клетку со львом, я предпочту иметь хоть какое-то оружие.
— Эм…неожиданно… — раздается голос Арая, и я оборачиваюсь, замечая все ту же троицу в гостиной.
Они идут провожать, видимо, и я издаю смешок, снимая свою тоненькую ветровку с вешалки.
— Спасибо?
— Ты не пойдешь.
Звучит, как гром среди ясного неба, и в первую секунду я даже замираю — не ожидала ничего подобного уж точно. Алекс любит раздавать приказы, но мне казалось, что только в постеле, а теперь нас и она не связывает. Тогда что это было вообще?! Оборачиваюсь, недоуменно приподняв брови.
— Прости?
— Ты оглохла или резко забыла значения таких простых слов?
— Ни то, ни другое, — тут же ощетиниваюсь, глядя в его глаза, — Просто пытаюсь понять…
— Тема закрыта. Ты не пойдешь.
Ага, как интересно…