"Бедный Фибоначчи, - подумал он, - и угораздило его родиться на несколько столетий раньше, чем следовало! В сущности, он здесь такой же диковинный гость, как я и Фило, с той разницей, что мы в любую минуту можем вернуться в свое двадцатое столетие, а он обречен оставаться тут, навсегда прикованный к чужому, темному веку. Как Прометей к скале..."
Мате чуть не заплакал, представив себе Фибоначчи, прикованного к мрачному утесу тяжелой нагрудной цепью. Но в это время Леонардо заговорил о своей подписи, и забывчивый коллекционер с ужасом вспомнил, что так и не получил долгожданного автографа.
Он торопливо вытащил из кармана блокнот, шариковую ручку и срывающимся голосом попросил мессера Леонардо написать ему что-нибудь на память.
Фибоначчи задумчиво повертел перед глазами голубую пластмассовую палочку, потом перевел испытующий взгляд на ее хозяина...
"Ну вот! - с беспокойством подумал Фило. - Этот неосторожный Мате опять все испортил. Сейчас начнутся вопросы и..."
Он понапрасну тревожился: вопросов не последовало. Фибоначчи написал несколько строк и отдал блокнот обратно.
Мате себя не помнил от радости. Он уже собирался разразиться благодарственной речью, но услышать ее мессеру Леонардо так и не пришлось. Бушующий по соседству карнавал в одно мгновение заполонил улицу, оттеснил их друг от друга и разлучил навсегда...
Долго, дотемна, блуждали Фило и Мате по городу, разыскивая дом Фибоначчи. Тщетно! Тот как сквозь землю провалился.
Окончательно измаявшись, они присели на ступеньки какой-то церквушки, и тут только Мате вспомнил, что так и не успел спросить у мессера Леонардо ни о геометрических задачах, ни о кубическом уравнении. Отчаянию его не было границ.
Успокаивая безутешного товарища, Фило истощил все доводы и в конце концов рассердился.
- Как вам не стыдно! - кипятился он. - Какое у вас право роптать на судьбу? Ведь вы все-таки получили автограф, не то что я...
Вдруг он остановился и прислушался. Невдалеке послышалась знакомая песенка о дураках.
- Жонглер! - тотчас узнал Фило. - Это его голос. Ну, теперь он от меня не уйдет!
Темная стена противоположного дома осветилась пляшущим розовым светом, и вскоре из-за угла вынырнула стройная фигурка с зажженным факелом над головой. Фило подошел к гимнасту и вступил с ним в переговоры.
- Ну что? - спросил Мате, когда спутник его вернулся на прежнее место, а юный комедиант, раскланявшись, двинулся дальше.
- Все хорошо, прекрасная маркиза, - загробным голосом доложил Фило, за исключением пустяка: он не умеет писать.
- Кажется, это не слишком его огорчает, - сказал Мате.
И, словно отвечая ему, вдали опять зазвучала задорная песенка: "Эй, шуты и скоморохи, дурачки и дуралеи, вы совсем не так уж плохи, многих умников мудрее!"
Мелодия становилась все глуше, дальше и наконец смолкла совсем.
- Ушел, - вздохнул Фило.
- Ушел, - повторил Мате. - Канул в свое глубокое средневековье. Не пора ли и нам с вами обратно в двадцатое столетие?
- В самый раз, но не прежде все-таки, чем вы прочитаете, что написал вам мессер Леонардо.
Мате с досадой хлопнул себя по лбу. Какой же он болван! Несколько часов держать у себя автограф Фибоначчи - и даже не взглянуть на него!
Он вытащил из заднего кармана джинсов электрический фонарик, который не зажигал из боязни напугать суеверных пизанцев, и, с двух сторон загораживая собой пучок ослепительного света, филоматики прочитали: "Людям будущего от Леонардо Пизанского, именуемого также Фибоначчи-дурачком и Фибоначчи-притворщиком".
- Вот так история! - опешил Фило. - Выходит, он все-таки догадался?
Мате раздумчиво покачал головой:
- Трудно сказать. То ли догадался, то ли просто подумал о людях, которые поставят числа Фибоначчи на службу человечеству... Мы, во всяком случае, этого никогда не узнаем. Да и так ли это важно? Мне почему-то кажется, что мессер Леонардо оставил нам загадки куда более значительные. Если бы разгадать хоть одну!
Домашние итоги
(В гостях у Мате)
БУЛЬ БУЛЮ РОЗНЬ
Мате подвел друга к одноэтажному деревянному особнячку на тихой замоскворецкой улице.
- Вот и моя берлога!
Он поднялся на крыльцо, пошарил в карманах в поисках ключа и вставил уже зубчатый металлический стерженек в прорезь английского замка, но Фило остановил его:
- Погодите... Постоим еще немного на улице.
- Позвольте узнать - зачем? - спросил Мате, насмешливо поблескивая своими острыми глазками.
- Просто так. Люблю старую Москву.
Мате сложил руки на груди и прислонился к облупившемуся столбику крыльца, нетерпеливо похлопывая себя ладонью по рукаву. Фило с преувеличенным вниманием рассматривал свои кеды, потом внезапно спросил:
- А он вправду не кусается?
- Кто?
- Можно подумать, вы не знаете? Бульдог, разумеется.
- Ах, бульдог! - соизволил наконец понять Мате.- Но я вам уже двадцать раз говорил: Буль - в некотором роде исключение. Он совсем не злой, к тому же удивительно чуткий. Мои друзья - его друзья...
- Возможно, но... знает ли об этом он?
- Ну вот что, - решительно заявил Мате, - хватит комедию ломать. Одно из двух: или вы с ним подружитесь, или...
- Или он меня съест. Это вы хотели сказать?
Но Мате, который успел уже открыть дверь, бесцеремонно втолкнул собакобоязненного филолога в темную прихожую, где тотчас налетело на него что-то плотное, упругое, шумно дышащее... Фило обмер, но Буль, обнюхав гостя, радушно ткнулся тупым влажным носом в его пухлую руку.
А спустя минуту, миновав захламленный коридор, где Мате так и не удосужился зажечь лампочку, и, очутившись в еще более захламленной комнате, Фило увидел мускулистого, облитого гладкой лоснящейся шерстью крепыша и вынужден был признать, что пес действительно хорош. Вот только морда некрасивая, но, в конце концов, что такое красота? Разве не относительное понятие?
По этому поводу ему вспомнилось размышление о кенгуру, вычитанное недавно в одном путевом очерке.
- Увидав кенгуру впервые, пишет автор, останавливаешься в недоумении. Что за нелепое создание! Узкие плечи и широкий, увесистый зад. Короткие передние лапы и длиннющие - задние. Маленькая головенка, мощный хвост и в довершение всего - дурацкая сумка на животе... В общем, сплошная дисгармония. Увидав, однако, кенгуру вторично, чувствуешь, что относишься к этому странному животному уже гораздо терпимее. А через некоторое время, встретив на улице лошадь, ловишь себя на мысли, что ей вроде бы чего-то не хватает...
Мате рассмеялся: