— Ты не пугаешь меня, Николас. Ничто в тебе не пугает меня.
Я почти уверен, что мое сердце вообще перестает биться, когда она наконец отрывает от меня взгляд, опускает губы, прежде чем поцеловать линию вдоль моего шрама.
— Черт, — стону я, когда она снова проводит языком вверх, и она не останавливается, пока ее губы не находят мои. Но она не целует меня. Она просто смотрит мне в глаза, ее дыхание обдает меня, и у меня текут слюнки от желания попробовать ее на вкус.
— Где мы, Николас?
Моему мозгу требуется несколько секунд, чтобы сработать правильно, чтобы я мог составлять слова.
— Д-д-дом моих б-бабушки и дедушки. Р-Родители м-моей мамы.
— Где, по их мнению, я? Мы?
— Т-т— я втягиваю воздух, готовясь к удару. — Они думают, что твоя мама забронировала тебе жилье за городом, чтобы ты могла сосредоточиться.
— Как долго мы собираемся здесь пробыть?
— Я не знаю, красавица. Пока я не буду уверен, что тебе безопасно возвращаться. Я, блядь, клянусь тебе, я не сделаю ничего, что подвергнет тебя опасности. Никогда.
Она понимающе кивает, ее нос соприкасается с моим.
— Как они думают, где ты находишься?
— Где, по их мнению, я обычно нахожусь? Прячусь. Приношу свою душу в жертву сатане.
Подушка под моей головой сдвигается, и она немного приподнимается, чтобы как следует рассмотреть меня.
— Они просто хотят, чтобы ты была частью их, ты ведь знаешь это, верно?
Я пожимаю одним плечом. — Я уверен, они бы едва заметили, если бы—
— Нет, — решительно огрызается она. — Тебе нужно выбросить это дерьмо из головы. Им не все равно, Николас. Им всегда было не все равно. Они просто… они пытались быть такими, как тебе нужно. Но я не думаю, что ты знаешь, что это такое, не больше, чем они.
— Мне нужно— Я быстро обрываю себя, непроизвольная реакция, чтобы сдержаться, несмотря на все это.
Калли предупреждающе рычит, и, если бы я в данный момент не истекал кровью под ней, я мог бы посмеяться над ее попыткой напугать меня. Но сейчас я чертовски напуган.
— Мне нужно, чтобы меня приняли, — говорю я, отводя от нее взгляд, когда стыд прожигает меня насквозь.
— Видишь, это то, чего ты не понимаешь, — мягко говорит она, ее пальцы хватают меня за подбородок и поворачивают обратно, так что у меня нет выбора, кроме как смотреть на нее. — Они все принимают тебя. Единственный человек, который этого не делает, — это ты.
— А как насчет тебя? — Спрашиваю я, голова идет кругом от всего, что она мне говорит. Это неудивительно. В глубине души я знаю все это дерьмо. Но знать, что она тоже это видит, что она может снять все слои моего дерьма и точно знать, что я чувствую, ошеломляет.
— Я бы не настаивала так сильно, если бы мне было все равно, Николас.
— Почему ты это делаешь?
Она откидывается назад, кончики ее пальцев скользят по моей обнаженной груди, заставляя меня содрогнуться. Никто не прикасался к моей коже здесь уже… долгое, блядь, время.
— Потому что… — говорит она, поддразнивая меня и заставляя ждать.
Ее глаза отрываются от моих, и я наблюдаю, как она рассматривает длинный шрам, который она поцеловала, прежде чем ее взгляд переходит на другие — некоторые, о которых она знает, некоторые, которые, должно быть, застают ее врасплох.
Ее пальцы нежно обводят каждую отметину.
Внутри меня поднимается отвращение.
Я их чертовски ненавижу. Презираю их.
Каждая отметка — еще одно доказательство всего, что мне говорили в детстве. Что я слабый. Недостаточно хорош. Обуза. Бесполезный.
Мои глаза изучают ее, пока она запоминает мое тело, как будто боится, что я больше никогда его не покажу. Честно говоря, здесь она, возможно, недалека от истины. Я молча умоляю ее закончить то, что она собиралась сказать, но, боюсь, она не собирается.
В конце концов, речь шла не о том, чтобы она раскрылась. Речь шла исключительно о том, чтобы она раскрыла меня и, наконец, увидела все пытки и уродство, которые я скрываю внутри.
Ее пальцы дразнят углубление V, которое исчезает в моих брюках, заставляя стон вырываться глубоко из моего горла, и мой член дергается под ней, прежде чем она заводит пальцы за пояс, как будто собирается стащить их с меня. Но она этого не делает.
— Ангел, — умоляю я, ненавидя то, как слабо и отчаянно это звучит. Я просто чертовски надеюсь, что она понимает, что на этой земле нет другого человека, который когда-либо слышал бы мою мольбу подобным образом.
— Где ключи, Николас?
Я колеблюсь, но это бессмысленно, когда она сдвигается ниже, ощущая выпуклость в моем кармане. Она просовывает руку внутрь и вытаскивает их, вешая на палец между нами.
Однако, не довольствуясь этим, она засовывает руку в другой мой карман и выуживает оба наших телефона вместе с ее нижним бельем, которое я запихнул туда ранее.
— Калли, — рычу я.
— Пора действовать, а не просто болтать, Николас.
— Нет, подожди, — жалобно кричу я, когда она слезает с меня и встает рядом с кроватью.
Убирая свои находки в карман, она натягивает трусики обратно на место и смотрит в зеркало, проверяя свой макияж.
Я наблюдаю, как она дразнит меня, когда мой член ноет за пределами моих брюк, отчаянно желая, чтобы она вернулась.
Развернувшись, она пронзает меня взглядом, полным уверенности и силы, и это, блядь, сбивает меня с ног.
Возвращаясь ко мне, она выхватывает мой нож, который я не заметил, как она бросила на кровать рядом со мной.
Ее взгляд скользит по моему телу, ее внимание останавливается на каждом шраме, но она ничего не говорит, убирая мой клинок и пряча его в карман.
Я клянусь здесь и сейчас, что собираюсь пойти против приказов Эвана и подарить ей свой собственный.
Она выглядит слишком охуенно, чтобы его не иметь. Даже если она использует его только в спальне.
— Кто-нибудь еще знает, где мы находимся?