Я так потерялась в его глазах, в боли, исходящей от него, когда он рассказывает мне эту историю, что яростно вздрагиваю, когда его руки скользят по моим икрам.
Его глаза расширяются от ужаса, и он отрывает свое прикосновение от меня.
— Нет, — кричу я, наклоняясь вперед и обхватывая пальцами его предплечья, отводя его руки назад. — Продолжай, — призываю я.
Он кивает, подается вперед, его глаза ищут мои, отчаянно пытаясь найти что-то, что скажет ему, что я этого не хочу.
— Я хочу все, — шепчу я.
— Я узнал почти все, что знаю, в этом сарае, — продолжает он, заставляя мое сердце учащенно биться.
Возможно, я не знаю подробностей, но я слышала достаточно, чтобы понять, что навыки Деймона заключаются в пытках.
Мой желудок переворачивается при мысли о том, что его дедушка мог сделать с теми двумя маленькими мальчиками в том сарае.
— Он бы связал нас и оставил там, чтобы мы могли сбежать, — говорит он, пока мое воображение не разыгралось слишком сильно. — И все это время у него крутились видеоролики обо всех вещах, которые он мог бы с нами сделать, пока мы застряли там.
— Иисус.
— Алекс ненавидел это.
— Он не любит кровь, — шепчу я.
— Он отказывался смотреть. Вместо этого он погружался в свои мысли. Напевая любую песню, которую мог придумать, чтобы заглушить крики мужчин на экране.
Он подползает ближе, шире раздвигая мои ноги, но его глаза не отрываются от моих.
— Я, однако, просмотрел каждую секунду этих видеороликов. Я изучал реакцию жертв. Я узнал, что заставляло их говорить, а что нет. И все это время я придумывал, как вытащить нас обоих.
— Пока вы все готовились к тестам по математике и правописанию, я учился убегать и придумывал еще более ужасающие способы заставить взрослых мужчин плакать, потому что я пообещал себе, что однажды… однажды я собирался привязать его к этому стулу и заставить страдать всеми способами, которые он заставил бы терпеть нас.
Мое дыхание становится более прерывистым, когда он, наконец, оказывается прямо передо мной, его руки лежат по обе стороны от моих бедер, а его нос едва соприкасается с моим.
— У н-него был сердечный приступ, не так ли?
Его глаза на мгновение темнеют.
— Да. Ублюдок умер до того, как у меня появился шанс показать ему, как прекрасно он меня обучил.
Между нами воцаряется тишина, слышен только крик чайки вдалеке.
— Перестань ждать, когда я сбегу, Николас, — предупреждаю я. — Я могу справиться с твоей тьмой.
— Ты знаешь, я бы сделал это. — Я киваю. — Я все это спланировал.
— Я разочарована, что у тебя не было шанса. Он это заслужил.
Он смеется, но смех его полон гнева и ненависти.
— Ты понятия не имеешь, красавица.
— Так дай мне это. Скажи мне, — настаиваю я, наконец, опуская руку и обхватывая ладонью его лицо.
Он кивает в знак согласия, но несколько долгих секунд с его губ не слетает ни слова. И когда они это делают, они могут быть не теми, что я хотела услышать, но они довольно близки к этому. — Однажды, — обещает он.
— Хорошо. Я приму это.
— Черт возьми, Калли. Это… ты… ты…
— Я здесь. Я в безопасности. Я… — Я колеблюсь со следующей частью, осознавая, что, возможно, собираюсь погрузиться во что-то совершенно безумное, но в то же время зная, что, на самом деле, я окунулась в это некоторое время назад. Хэллоуин, если быть точной. — Я твоя.
Весь воздух проносится мимо его губ, щекоча мое лицо, когда его рука обвивается вокруг моей шеи сзади, и его губы прижимаются к моим.
Его руки скользят вверх по моим бедрам, задирая юбку выше, чтобы он мог обхватить мою задницу, приподнимая меня, пока у меня не остается выбора, кроме как почувствовать его твердость под брюками.
Обнимая его за плечи, я прижимаюсь к нему, наслаждаясь ощущением его горячей кожи на моей, пока продолжается наш поцелуй.
Он облизывает мой рот, как будто умрет без этого, его пальцы сжимаются на мягкости моей задницы, как будто он сдерживает себя.
Отрывая свои губы от его, я целую его в подбородок, пока мои губы не касаются его уха.
— Я все еще чертовски зла на тебя, — признаюсь я.
— Похоже на то, — слегка бормочет он.
— Ты властный, собственнический, ревнивый, контр—
— Ты остановилась на «контролирующий», — указывает он, сильнее прижимая меня к себе.
— Заноза в заднице.
Он сильно сжимает меня.
— Я думаю, тебе это нравится.
Громкий, достойный шлюхи стон вырывается из моего горла, когда он идеально касается моего клитора.
— Черт возьми, Ангел. Ты погубила меня.
— Я думаю, что здесь только один из нас занимается развращением, дьявольский мальчик.
— Правда, — признается он, его губы касаются моих в самом дразнящем из поцелуев.
— Но ты познакомил меня с темной стороной, и я не спешу возвращаться.
— Я превратил своего ангела в дьявола.