На этот раз первый ход делаю я, мой кулак с тошнотворным хрустом врезается в лицо Алекса, прежде чем из его носа начинает литься кровь.
Звериное рычание прорезает воздух на мгновение, прежде чем он бросается на меня, наконец уступая своей темной потребности причинить мне боль за то, что я сделал. Весь воздух вырывается из моих легких, когда его кулак попадает мне в живот, заставляя меня согнуться, но мне удается прийти в себя до того, как он наносит второй удар.
Реальность наконец исчезает, и я полностью позволяю себе утонуть в темной бездне, в которой я так привыкла жить.
***
Первое, что я чувствую, когда просыпаюсь, это агония. Но я не уверен, что болит сильнее — мое лицо или пустота в груди.
— Черт, — стону я, переворачиваясь на спину, каждый дюйм моего тела ноет от восхитительной, вызывающей привыкание боли, которой, я знаю, мне никогда не будет достаточно.
Этого почти достаточно, чтобы заглушить то, что сжимается у меня в груди. Почти.
Еще один громкий стон прорезает воздух, прежде чем что-то теплое касается моей руки.
— Что за— Я сажусь, немедленно доставая нож, который лежит у меня под подушкой.
Хотя я быстро выпускаю его снова, когда узнаю, кто решил воспользоваться другой стороной моей кровати.
— У меня есть гребаная свободная комната, придурок, — бормочу я, мой язык запекся от затяжного эффекта водки и всего остального, что я мог найти прошлой ночью, и мой голос чертовски хриплый после сна.
— Подумал, что ты можешь проснуться в слезах и нуждаться во мне.
— Чертовски маловероятно, — ворчу я.
Опираясь на локти, я пытаюсь сесть. Вскоре я обнаруживаю, что это чертовски глупый поступок, когда у меня кружится голова и сводит желудок.
— Не вздумай, блядь, блевать на меня, — предупреждает Алекс, когда я падаю обратно на подушки и закрываю глаза рукой.
— Отвали, — ворчу я, не интересуясь аудиторией, пока тону в своем похмелье и страданиях.
— Я говорил тебе не пить так много.
— Что ж, мне чертовски жаль, что я разочаровал тебя, — невозмутимо говорю я. — Хотя ты уже должен был привыкнуть к этому.
— Братан, — выдыхает он.
— Нет, — огрызаюсь я, поднимая руку и свирепо глядя на него. — Нет. Ты не можешь лежать здесь и рассказывать мне обо всех вещах, которые я должен или не должен был делать. Ты понятия не имеешь, через что я прошел. Что было у нас с Калли. Поэтому мне не нужны твои советы по ситуации. Она там, где ей место, и она в безопасности. Это то, что сейчас важно.
— Но—
— Нет, Алекс, — рявкаю я, сглатывая желчь, которая поднимается к моему горлу, когда я заставляю свое тело встать прямо. — Мне не нужны твои советы прямо сейчас. Мне просто нужно, чтобы ты ушел.
Я врываюсь в свою ванную комнату, захлопываю за собой дверь, вздрагивая в ту секунду, когда звук удара достигает моих ушей.
Черт. Я действительно, блядь, зависаю.
Я включаю душ, переключаю регулятор на холодную воду, прежде чем отлить и почистить зубы, все время борясь с желанием блевать.
Мое тело дрожит в ту секунду, когда я вхожу под струю ледяной воды, но я не уклоняюсь от нее. Я заставляю себя стоять там и терпеть боль. Это то, чего я заслуживаю за то, как я вчера все закончил.
Я вздрагиваю, когда Алекс ударяет кулаком по двери. Он поворачивает ручку, но далеко не уходит, потому что я защелкнул замок в ту же секунду, как оттолкнулся от двери.
— Отвали, Э.
— Да, да. Я, блядь, ухожу. Я просто хотел сказать еще одну вещь.
— Великолепно, — бормочу я про себя, зная, что любой самородок, который вот-вот сорвется с его губ, будет самым тяжелым ударом.
— Я просто хочу, чтобы ты знал, что я считаю тебя гребаным трусом. Всю свою жизнь я благоговел перед тобой. Твоей силой, твоей способностью сбрасывать всю чушь со счетов. Сосредоточиться на том, чего ты действительно хочешь, и убедиться, что ты это получишь. Но ты облажался с этим, братан. И ты не только разочаровал меня, но ты, блядь, подвел ее, а она — лучшее, что, блядь, когда-либо случалось с тобой.
Моя ладонь с болезненным шлепком ударяется о плитки, а сердце колотится так сильно, что кружится голова.
— Подумай об этом, ладно? И когда у тебя вырастет пара яиц, пойди поговори с ней. Тем временем я буду рядом с ней, потому что она заслуживает друга, если ничего другого.
За этим заявлением следует только звук моего тяжелого дыхания.
Еще раз хлопнув ладонью по плитке, я делаю шаг вперед, прижимаюсь лбом к стене и крепко закрываю глаза, прокручивая в голове все то, что я должен был сделать по-другому за последние несколько недель, ну… месяцев на самом деле, потому что все это началось с моего гребаного жалкого самоконтроля на Хэллоуин.
***
— Кто, черт возьми, нассал на твоего котенка? — Спрашивает Айла, пригласив себя в мою квартиру позже тем же днем.
Я ворчу в ответ, уставившись в учебник передо мной, пытаясь понять, почему все это дерьмо не имеет смысла теперь, когда у меня на коленях одновременно не сидит горячая девушка в бикини. Не совсем подходит для настоящих экзаменов, потому что я почти уверен, что приватный танец был бы встречен неодобрительно.
Отрывая глаза от дерьмовой книги, я обнаруживаю, что она смотрит на меня сверху вниз, уперев руки в бедра.
— Не думаю, что я когда-либо видела, как ты учишься раньше, Ди, что-то определенно происходит.
Я пристально смотрю на нее, моя бровь приподнимается.
— Ты действительно собираешься стоять там, притворяясь невинной? — Спрашиваю я. Ее появление сегодня днем никак не может быть совпадением. Алекс вызвал подкрепление. Я знал, что это произойдет — вот почему я не закрыл замки, когда наконец вышел из ванной. Честно говоря, я ожидал, что это будет мама. Я не уверен, разочарован я или рад, что у меня действительно есть моя прямолинейная, ни о чем не жалеющая лучшая подруга.
— Я вижу, ты все еще маленькая сучка, — бормочет она, скидывая свои кроссовки и падая на диван напротив меня, как будто это гребаное место принадлежит ей.
— Чувствуй себя как дома, — бормочу я, когда она кладет лодыжки на подлокотник, а голову на одну из моих подушек.
— Когда я этого не делаю? Что ты делаешь?
Я сердито смотрю на нее. Большинство людей, вероятно, съежились бы, но Айла не относится к большинству людей.
— Учусь. На что, черт возьми, это похоже?
— Честно? Пытка. Эта складка у тебя на лбу такая глубокая, что ты, вероятно, никогда от нее не избавишься.
Мой взгляд становится только более убийственным, но у нее ничего этого нет.