Потеха!
Дело в том, что на другой раз после того, как я рассказала про Клаусов, все начали просить меня, чтобы я рассказала еще что-нибудь, – очень, говорят, интересно. Ну, я и рассказала. Но, в конце концов, долго ли будешь пересказывать книги, к тому же все мы читаем одно и то же. Вот я и выдумала сама историю об Огне и о Звезде. Начала, а чем кончится, и сама не знаю. Но, пока я рассказывала, мне сами собой приходили на ум разные приключения, а когда вышла заминка, я схитрила: сказала, что продолжение будет в следующий раз. Таким образом у меня осталось время на новые выдумки.
Говорят, интересная получилась история. А мне самой еще интереснее – ведь все в этой истории происходит, как я захочу! А происходит в этой истории такое!..
Огонь – всем героям герой! Иногда я слишком увлекаюсь его геройством, и тогда кто-нибудь выражает сомнение, вправду ли он один смог победить целую орду врагов. Беда в том, что я точно не знаю, сколько в одной орде может быть этих татар, или мавров, или морских разбойников, но все-таки я не сдаюсь. И разве можно сдаваться с таким богатырем, как мой Огонь? Кто устоит против него? Он храбрый и сильный, как лев, и никто на свете не умеет лучше него владеть мечом и копьем. Из ружья он тоже стрелял бы лучше всех, если бы в то время уже были ружья. И он такой лихой наездник, что за ним не угнаться ни одному циркачу.
А Звездочка такая красивая девушка, такал добрая и милая, что другой такой никогда еще не было и не будет. Я сама увлечена приключениями своих героев (хотя они иногда и похожи на героев из разных книг), все ребята тоже увлечены. Жертвой этого увлечения и стал лыжный костюм Витиной сестры.
Виноваты, конечно, и мы с Имби. Мы принимали эти лоскуты и должны были заметить, что трикотажные куски, которые нам принес Витя, совсем еще новые.
В общем, все как-то обошлось. Говорят, что Витина сестра была даже рада, что так легко избавилась от старого костюма и может теперь купить себе новый. Как видно, в их семье дети получают все, что им захочется. Оттого-то Витя такой избалованный.
Жизнь все же очень сложная и странная. Об этом хорошо бы подумать, если бы нашлось время. Но надо приниматься за уроки – теперь мне никогда не хватает времени.
Дни проносятся быстро, как на карусели! Жизнь так интересна, дел так много, а время просто мчится.
Первое полугодие кончилось, и завтра начинается новое. В этом году у меня были такие веселые каникулы, как никогда.
Во-первых, мы всем классом сходили в театр на «Лебединое озеро». Бывает же на свете такое! А я частенько проходила мимо этого здания, даже не глядела на него и не знала, что это настоящий дворец чудес! Да и как не верить в чудесное после того, как увидишь и услышишь такое?
Я уже не один вечер просидела над листом бумаги, на котором было написано пока только заглавие – «Лебеди мечты», и не знала, про что же должно быть написано в этом стихотворении. А теперь я увидела девушку, которая, танцуя под дивную, прекрасную музыку, рассказала мне обо всем. Я уверена, что, будь я даже больна тяжело-тяжело, все равно я мигом выздоровела бы, как только услышала бы то место, где на сцене появляются заколдованные лебеди и где музыка похожа на звон падающих капель.
Если бы я не была такой неуклюжей, непременно стала бы учиться балету. Нужно посоветовать Анне заняться танцами – вот хорошая мысль. У Анне это, наверно, получится, и к тому же она такая красивая! Да и родители ее вряд ли станут возражать.
Но, пока я собиралась поговорить с Анне, произошло много разных событий.
Тетя Эльза подарила мне к Новому году коньки! Сказать по правде, я не очень обрадовалась, когда получила эти коньки, и мысленно побранила себя за то, что однажды рассказала тете Эльзе о том, как хорошо катается Анне и как она уговаривает меня ходить на каток. Я, правда, тут же добавила, что из меня, конечно, никогда не выйдет конькобежца. Но тетя Эльза все же подарила мне коньки. Никогда бы не поверила, что так трудно устоять на этих острых, как ножи, штуках. И при этом надо еще передвигаться, вернее – скользить, красиво скользить! Нет, благодарю покорно! Как только Анне перестала меня поддерживать, я сразу потеряла устойчивость и начала отвешивать церемонные поклоны. С испугу я окончательно потеряла равновесие и растянулась на льду. И подумала, что если кто и получает удовольствие от моего катания, так это не я, а те, кто наблюдает это зрелище.
Я с большим трудом поднялась, но труд этот оказался совершенно напрасным, потому что, не успев еще хорошенько выпрямиться, я уже снова распласталась на льду. Кто-то насмешливо спросил, уж не вообразила ли я, что тут бассейн для плавания.
Сердито засопев, я принялась стаскивать с себя ботинки, чтобы избавиться от насмешек.
Бежать отсюда, бежать, хоть босиком!
Анне стала меня стыдить. Она убеждала, что на катке никто еще не расшибался насмерть, что и сама она вначале без конца падала, а другие смеялись над ней.
И, оттащив меня в сторонку, туда, где было безлюднее, принялась учить, как сохранять равновесие. Учить-то легко, я и сама, наверно, сумела бы, но слова не помогают удержаться на ногах. Когда, несмотря на поддержку Анне, я снова плюхнулась на лед, настроение у меня окончательно испортилось. Я сказала Анне:
– Может быть, я вообще неспособная. Я ведь и петь не умею.
Но Имби, подкатившая в этот момент, крикнула:
– Не выдумывай, пожалуйста! Ты же еще и не пробовала как следует!
При этих словах она так легко умчалась, что и мне захотелось помчаться следом за ней. Я и помчалась бы, если бы тут же не шлепнулась.
Тогда я сказала, что ушибла ногу – немножко я ее действительно ушибла, – что на этот раз хватит, и пошла домой.
Как только я вечером в постели закрыла глаза, я мысленно тотчас же принялась ковылять по льду, но, чем глубже я погружалась в сон, тем свободнее начинала скользить, да и вокруг меня все заскользило, пока я наконец не поднялась на воздух. Это было так приятно, что утром, проснувшись, я решила: будь что будет, но я непременно научусь кататься. Хотя бы для того, чтобы не обидеть тетю Эльзу, которая сделала мне такой подарок. И, в конце концов, если другие могут, то почему я не могу?
На следующий день я зашла к Хелле, которая тоже получила к Новому году коньки, и уговорила ее помочь мне устроить за домом на канавке наш собственный маленький каток. Тяжело нам было таскать воду! Хелле скоро заныла:
– Лучше пойти на большой каток. И чего тебе вздумалось кататься в канаве!
Но, когда на другое утро каток был готов, и не такой уж крохотный, Хелле была рада. У нее дело сразу пошло лучше, чем у меня. Отчего это? Ведь Хелле гораздо меньше меня. Но я не бросала своих попыток. Каждый день мы тренировались до самой темноты. И, когда я в последний день каникул отправилась на большой каток, Анне чуть не села на лед от удивления – так хорошо я уже умела кататься. И мне стало очень весело!
Но я еще не написала о самом приятном: мои отметки за вторую четверть оказались ничуть не хуже, чем за первую, и, увидев мой дневник, бабушка сказала:
– Из тебя еще может выйти толк!
Такой субботы, как вчера, в нашем доме еще не было. Во-первых, нам пришло целых два письма. Одно Кадри Юхансон – бабушке, а другое Кадри Ялакас – мне! Мне письмо! И еще какое! Мне пишет редакция «Искорки», благодарит за интересную заметку и спрашивает, не напишу ли я еще. Ур-ра-а!
Конечно, я вовсе не считаю, что уже стала или стану потом журналистом или писателем. Сколько еще премудрости всякой надо одолеть – разве я смогу? Но все-таки... Первая попытка удалась. А то мне бы не прислали письма из редакции. И кто знает...
Я была в таком восторге от этого письма, что совсем забыла о другом письме – на имя бабушки. Но после я вспомнила о нем, и меня разобрало любопытство.
Бабушка еще не вернулась с работы, и я сама принялась исследовать это письмо. Мне вспомнилось то, другое, сожженное письмо и почему-то показалось, что между этими письмами есть что-то общее. Вдруг взгляд мой задержался на обратном адресе. Я вздрогнула – там было написано: Юло Ялакас! Но ведь и моя фамилия Ялакас, и мое отчество – Юловна. Что же это значит?
До сих пор не раскаиваюсь в том, что я сделала, хотя и знаю, что это было некрасиво, даже низко.
Но кто в целом свете поступил бы на моем месте иначе? Каково это – знать всю жизнь, что твой отец пропал в конце войны без вести (а это все равно, что умер), а потом увидеть письмо от него, держать его в руках! Ну кто на моем месте сумел бы терпеливо дожидаться прихода бабушки?
Боюсь, что даже тетя Эльза не смогла бы удержаться от искушения. Впрочем, может, она сумела бы устоять, может, и Анне Пууст сумела бы, но я не смогла. Я совершила этот непозволительный поступок, вскрыла чужое письмо и с бьющимся сердцем прочитала:
К сожалению, я до сих пор не получил от Вас никакого ответа. Я понимаю, что Вам трудно встретиться со мной, и считаюсь с этим. Но Вы, как видно, не думаете считаться со мной. Поскольку от этого больше всех страдает моя дочь, которая ни в чем не виновата, то скажу Вам прямо: если Вы в ближайшее время ни на что не решитесь, то я сам решусь и поговорю со своей дочерью.
С уважением
Ваш Юло Ялакас.
Я снова и снова перечитывала эти строки и совершенно забыла о своем обещании – не портить слезами свои новые глаза. Я плакала и читала. Снова читала и снова плакала! Обливала письмо слезами и целовала его, и сама не знала, что со мной делается. Я испытывала ужасное волнение и все сильнее сердилась на бабушку.
Отец, родной отец, разыскивает меня, а бабушка все скрывает! Зачем? По какому праву? Я оглядела нашу жалкую комнату. Бабушка запрятала меня сюда, в подвал, из окна которого видишь только ноги прохожих и никогда не видишь неба. А ведь у меня есть отец. Я всегда мечтала о нем тайком. Он живет где-то в большом мире, и у него, наверно, интересная жизнь. Наверно, он тоскует по мне, разве иначе он написал бы? Как жестоко это со стороны бабушки!
Больше и видеть ее не хочу. Убегу от нее. Сейчас же! Но куда? К отцу, конечно. Но где он, мой отец? Я снова взяла со стола письмо. Ведь на конверте был обратный адрес. Я прочла его и запомнила. А конверт зачем-то снова заклеила как сумела.
Потом я оделась и пошла искать улицу Касе. Погода тем временем испортилась. С неба падали крупные, мокрые хлопья снега, под ногами хлюпала слякоть, было сыро и холодно. А еще недавно был дивный легкий морозец. Сердце у меня заныло. Правильно ли я поступаю? Горячка прошла, и шаги мои замедлились. Дорога оказалась долгой, и ноги у меня быстро промокли.
Понемногу меня все больше охватывал какой-то неопределенный страх, но остановиться я уже не могла – тоска гнала меня вперед, к дому, где жил мой отец.
Дом оказался красивым, нарядным зданием в три этажа. Несмотря на снег и слякоть, я некоторое время постояла перед ним, мечтая, что вот-вот откроется дверь и ко мне выйдет мой отец с протянутыми руками. И уведет к себе. Я стояла, стояла, и сердце у меня колотилось все сильнее. Тогда я позвонила в дверь квартиры номер три и тут поняла, что означает выражение, вычитанное мною в книжке: сердце вырывается из груди,
Я подождала. Никто не вышел. На всякий случай я позвонила еще и еще раз – было тихо по-прежнему. Значит, никого нет! Понятно, всякий человек может уйти из дому, даже отец, притом отец четырнадцатилетней девочки, которая впервые пришла отыскивать его. Это вполне может случиться, особенно если отец совсем не ждет прихода дочери. Но, несмотря на это, я почувствовала, как возбуждение уступает место разочарованию.
Я готова была усесться тут же на ступеньках и ждать. Я ведь ждала его несколько лет – только теперь я почувствовала и ясно поняла, что, несмотря на полную неизвестность, я всегда ждала его, – разве я не могу подождать еще несколько часов, а может, и всего несколько минут?