В спальне у меня лампочка перегорела, оказывается.
— Упс! — Я сюда вечером еще не заходила. После ухода Станислава я заправила кровать, а другой мебели тут пока еще не было.
— А лампочки у тебя есть? — Спросил Борисыч, — заменить-то — плевое дело.
— Завтра куплю, — мне было неловко. Вот и провела экскурсию. Только бы кран на кухне не сломался для полного антуража!
В кухне-гостиной теперь было гораздо уютнее. Мы со Станиславом передвинули диван и кресло, отделяя кухонно-столовую зону и теперь дело было за деталями — ковром, скатертями, диванными подушками и телевизором. Я заходила сюда и видела совсем другую картину: закатное солнце озаряет комнату, из колонок мурлычет музыка, сын валяется на ковре у дивана, задрав ноги и читает книжку, я же у плиты, жарю его любимые блинчики. Где-то на задворках сознания еще маячил Станислав, пытающийся как-то вписаться в эту картинку, но после сегодняшнего разговора с адвокатом никак в нее не влезавший.
Но все остальное я своим гостям изложила в подробностях!
— А у нас ведь есть ковер, Тамара.
— Точно! Нам сын как-то подарил, большой роскошный, в скандинавском стиле, только ты же видела нашу гостиную, там под скандинавский стиль надо всю гостиную менять, — Тома расхохоталась. — Тебе же тут впишется, как родной!
Кажется, я снова попыталась расплакаться, на этот раз от радости, что рядом со мной есть такие люди, которые поддержат и словом, и делом. На этот раз мне даже не позволили возражать, загрузили в машину и увезли ужинать, пить чай и спать.
***
Переезд начался в субботу. Утром мы с Андрюхой встали, а на кухне Тома уже накрыла стол, вокруг которого радостно прыгал Булька. Как только пёс увидел, что его юный друг уже проснулся — тут же побежал к нему, играть.
Предстояло позавтракать и рассказать Андрею, что с этих выходных у нас снова начнется новая рутина и к Бульке мы уже будем приезжать не жить, а только иногда в гости. Врят ли часто. И такие вот завтраки тоже будут редкостью.
Он ведь только ко всему этому привык, с тоской подумала я. И вот, снова перестройка.
Но на удивление, когда пришел момент собирать вещи, то Андрюха побежал впереди всех. Впрочем, как только мы со всеми своими пожитками переступили порог нового жилища, причина прояснилась.
— Зубатка! — Ах вот оно что, он хотел к своей акуле.
Я вздохнула с облегчением — одной проблемой меньше. Еще, конечно, будут и разочарования, и слезы, но тоска по прошлому переживается гораздо легче, чем отчаяние первого шага, закрывающего за тобой эту дверь.
Вечером я смотрела на сына, что укладывался спать вместе со своей акулой в импровизированном шатре из балдахина, кутаясь в лоскутное покрывало, слушала как он рассказывает Зубатке свои планы на будущее и удивлялась — мой мальчик оказался мудрее меня и все, что он говорил, должна была продумать я. И как он будет встречаться с папой и бабушкой, и как будет ходить в школу, все эти простые повседневные вещи, что в конце концов, оказываются важнее остальных.
Станислав заехал поздно, ближе к полуночи.
— Я только на минутку! — Произнес он, выглядывая из-за огромного веника цветов. Когда я взяла его, то чуть не пошатнулась, тяжелый!
— Зайдешь? — Спросила шепотом, опасливо косясь на детскую, где в тусклом свете фонаря, проникающем сквозь тюль в незашторенное окно, было видно как сладко спит мой сын.
— Только чтоб тебя поцеловать.
Букет отчаянно мешал целоваться, а когда Станислав испарился, оставив меня наедине с этим веником и ранее незамеченным мною пакетом на полу у двери, пришлось его разделить на целых три.
В пакете оказалось шампанское и тортик. Тортик я спрятала в холодильник, как раз утром с Андрюхой отпразднуем переезд еще раз, а шампанское с удовольствием приговорила, сидя на диване и залипая в какой-то детективный сериальчик в ноутбуке.
Так и уснула, укрывшись пледом, что подарили мне Тамара с Борисычем. Отдали в нагрузку к пушистому ковру, белому, с ромбовидным черным узором.
Разбудил меня рано утром звонок мобильного.