Брэкстен
Брэкстену тринадцать лет
В глубине леса, рядом с угасающим костром, звезды усеивают темное небо, заставляя вселенную казаться многообещающей, хотя на самом деле в ней нет ничего, кроме боли и лишений. По крайней мере, для нас с братьями.
Нокс спит по другую сторону теплого пламени, в то время как Джастис прислонившись спиной к дереву, стругает палку карманным ножом и следит за происходящим вокруг. Мы дежурим посменно, зная, что кто-то все время должен оставаться начеку. Никогда не знаешь, какой враг нанесет следующий удар, и нам троим невозможно быть слишком осторожными.
Прошло шесть месяцев с той ночи, как мы сбежали из приюта, где все познакомились, спасаясь от ублюдка-садиста Хоббса, главного надзирателя, которому нравилось издеваться над беззащитными детьми. Благодаря братьям, он больше никогда не причинит вреда другому ребенку так, как делал больно мне все эти месяцы.
В ту ночь мы сбежали, не имея на себе ничего, кроме одежды, да и та была скудной. Об этом решении я не жалею, но в такие ночи, как эта, когда голодные спазмы невыносимы, а поражение кажется слишком близким, я задаюсь вопросом: стало ли нам лучше.
Каждое утро мы просыпаемся, надеясь пережить еще один день. Боремся за пропитание, сон и хоть какое-то подобие тепла. Воруем еду, одежду или вот эти спальные мешки, которых у нас сейчас есть. Эта борьба непрестанна, но потом я вспоминаю побои и понимаю, что лучше где угодно, даже на улице, но только не там, откуда мы сбежали.
Поскольку сна нет ни в одном глазу, я оставляю попытки задремать и вылезаю из спального мешка, чтобы сменить Джастиса на посту.
— Что ты делаешь? — спрашивает он, когда я сажусь рядом с ним, но не прерывает своего занятия.
— Я не могу уснуть. Так что, иди ложись, незачем тут сидеть.
Он, наконец, поднимает голову смотрит на меня.
— Что не так?
Я пожимаю плечами, не желая обременять его своими мрачными мыслями.
— Поговори со мной, Брэкс.
С тяжелым вздохом я сдаюсь.
— Не знаю, брат. Иногда я задаюсь вопросом: станет ли жизнь лучше, чем сейчас. Узнаем ли мы, каково это — жить нормальной жизнью.
— Наша жизнь уже лучше, и однажды мы докажем это всему остальному миру.
Несмотря на заверения, я вижу в его глазах то же беспокойство и неуверенность в нашем будущем. Если нам не улыбнется удача, не представляю, как мы сможем убраться с улиц.
— Кроме того, у нас есть то, чего нет у многих других.
— Чего — одной пары трусов? — шучу я, но моя шутка не находит должного отклика.
— Нет, мы есть друг у друга.
Вся мощь правды его слов врезается мне в сердце.
Он прав. Я бы не променял ни его, ни Нокса на теплую еду или еще более теплую постель. Мои братья — это семья, которой у меня никогда не было. Моя родная мать выбросила меня, как вчерашний мусор, в то время как Джастис и Нокс отдали бы ради меня все, что у них есть, точно так же, как и я ради них.
Возможно, они всего на год старше меня, но все же взяли на себя роль старших братьев. Заботились обо мне именно так, как обещали, когда полгода назад мы заключали наш договор. Иногда я ловил их на том, что они отказываются от еды, которую нам удавалось украсть, только для того, чтобы я мог съесть больше.
Нас свели вместе ужасные обстоятельства, но судьба дала нам гораздо больше. Судьба сделала нас братьями, верность — семьей. Я с радостью буду голодать всю оставшуюся жизнь, если так смогу сохранить их обоих навсегда.
Тихий стон проникает в наш разговор, звук переходит в мучительное хныканье. Мы с Джастисом смотрим на Нокса, он ворочается с боку на бок в очередном кошмаре. Они часто его посещают. Что бы его ни мучило, это всегда одно и то же: то, что он хранит глубоко внутри. Это разъедает его душу, преследуя самыми темными ночами.
Мы с Джастисом рассказали, откуда родом и как попали в приют, но не Нокс. Он поведал нам о некоторых дерьмовых приемных семьях, в которых побывал, но ничего о своих биологических родителях. Каждый раз, когда мы затрагиваем эту тему, в его глазах мелькает невыносимая боль, демоны, которых я прежде не видел, вырываются на поверхность. Нечто худшее, чем то, с чем столкнулись Джастис и я, а нам пришлось повидать довольно ужасов.
Пусть я не помню свою биологическую мать, но знаю, каково это — быть избитым до полусмерти, запертым в темном чулане на несколько дней без еды и воды людьми, которые должны были дать тебе приют.
У всех нас есть прошлое, которое преследует нас, но у меня складывается такое чувство, что муки брата в этих кошмарах, превосходят все, что мы можем себе представить.
Когда его метания становятся хуже, Джастис встает и подходит к нему. Осторожно наклоняется, будя нежным прикосновением к плечу.
Брат не любит, когда к нему прикасаются, его передергивает от одной мысли об этом. Любой физический контакт, даже со стороны Джастиса и меня, в лучшем случае минимален и нерешителен. Его страдания и страх — еще одна причина, по которой я не уверен, что хочу знать содержание его кошмаров.
— Нокс, брат. Проснись.
— Нет. — Единственное слово беспомощно срывается с его губ, когда он теряется в темноте, удерживающей его в плену.
Как раз в тот момент, когда я подумал, что хуже уже быть не может, его тело сотрясают сильные конвульсии. Его отчаянные крики о помощи пронзают ночь, а пальцы царапают воздух.
Джастис хватает его за плечи, прижимая к земле, сам ударяясь в панику.
— Проснись, черт возьми!
Нокс с ревом просыпается, машет кулаками во все стороны, опрокидывает Джастиса навзничь и наваливается на него сверху.
Я вскакиваю на ноги, готовясь рвануть на помощь, когда Джастис, наконец, берет верх, сбрасывая с себя Нокса.
— Остановись, брат! Это я. Джастис.
Нокс приходит в себя и, скребя ботинками землю, отползает назад. Мы с Джастисом наблюдаем, как он поднимается, затравленный взгляд блуждает по темноте в попытке осознать реальность. Грудь вздымается, тело влажное от пота, и он в ужасе смотрит на нас.
— Все в порядке, брат, — мягко уговаривает Джастис, словно пытаясь успокоить дикое животное. — Все хорошо.
Нокс открывает рот, чтобы заговорить, но тут же его захлопывает. Проходит совсем немного времени, прежде чем его страх превращается во что-то совершенно другое, им завладевает отчаяние.
— Она не должна была так любить меня. — Откровение переходит в душераздирающий всхлип, и от боли он падает на колени.
Мое грохочущее сердце проваливается прямо в желудок.
Мы с Джастисом обмениваемся взглядами, наш ужас отражает ужас другого. Джастис первым приходит в движение, в то время как я не могу пошевелиться.
Я слишком напуган, чтобы двигаться, слишком напуган, чтобы дышать.
Он обнимает Нокса за плечи, прижимая к себе, и шепчет успокаивающие слова. Это редкое прикосновение, в конце концов, приводит мои ноги в движение.
С трудом сглатывая, сажусь по другую сторону от Нокса, опуская руку ему на плечо, пока он продолжает рыдать, уткнувшись в колени. От его горестных звуков глаза начинает жечь.
Если бы я мог забрать его боль и нести ее как собственную, то сделал бы это, но я могу… ни один из нас не может.
В ту ночь брат рассказал нам историю, настолько ужасную, мерзкую и извращенную, что она запятнала часть моей души, изменив все, что, как я думал, знал об уродливом мире, в котором мы жили. Я был так уверен, что уже столкнулся лицом к лицу со всеми монстрами, которых могла породить эта жизнь, но я ошибался.
Очень сильно ошибался.
Нокс столкнулся с гораздо большим злом, чем любой из нас мог себе представить, и это сломало его безвозвратно. С этого момента мы с Джастисом поклялись, что он никогда больше не узнает такого страха и боли. Никогда не будет отравлен чьим-то прикосновением, потому что мы будем рядом, чтобы защитить его.
С этого момента наша связь стала чем-то большим, чем договор.
Она стала нерушимой.