Но бесконечно крутящийся кружок посреди белого экрана быстро меня утомил. Связь работала с перебоями. Интересно, может, у Муратова не ловило, когда я звонил?
Я устало вздохнул, выпуская облако тёплого дыхания в клочок пространства, освещённый ярким светом телефона. Без энтузиазма начал снова ему звонить.
Он так много торчал в мобильнике, когда мы были ещё в пути… Гудков нет.
— Абонент недоступен.
Ясно. Скинув машинный голос, от леденящей безнадёжности я уставился в полотно нескончаемых уведомлений. Может, он отвечал?..
Фанаты, фанаты, фанаты, хэйтеры, много хэйтеров. Видео, голосовые, полотна восторгов и высера — вечер прошёл впустую. Теперь их сообщениям было суждено остаться навечно непрочитанными. И чат с Муратовым по-прежнему был без изменений. Я кисло улыбнулся. На морозе кожа натянулась, потрескалась сильнее и заныла, пропуская каплю крови.
Надежда всё-таки умерла последней.
Я, не сопротивляясь больше гложущим меня совести и панике, бездумно листанул вниз бескрайнего столбика уведомлений.
И уцепился взглядом за уже несвежее личное сообщение от журналиста.
Оно следовало сразу после его совета подыскать психиатра. Когда я вспомнил тот день, встрепенулся от ужаса…
20:17 Аноним
Господин, а вы, случайно, не «голубых кровей»?:)
Я ожидал большего;(И твои фанаты, кстати, тоже. Нехорошо получилось, что будем делать?
Пошёл ты!
В лёгких воздух смешался с ядовитым, обжигающим бессилием. Когда всё придастся огласке, журналист сотрёт меня в прах. И кажется, это будет справедливо.
А шутки у него… Бородатые, наверняка, как и он сам. Так уже не прикалываются лет десять.
Я бросил контрольный мутный взгляд во мрак и развернулся обратно к автобусу. Как вдруг понял, что мне привиделось движение вдалеке дороги — кто-то вальяжно брёл в сторону заправки.
Моё сердце в миг больно заколотилось по рёбрам, я обернулся и на секунду остолбенел.
Муратов не был мне другом или даже хорошим знакомым. Но его постепенно приобретающий чёткость силуэт с кудрями на голове, без шапки я сразу признал. Только походка его странно изменилась… Твою мать! Он реально вернулся!
Я проморгался и двинулся к объявившемуся беглецу, как в бреду, озираясь по сторонам.
Гитарист становился всё ближе. Теперь грязную пружинистую подошву было трудно различить, а тёмная одежда тоже не играла на руку парням, которые безуспешно ходили на его поиски. Но телосложение, рост, очертания — всё принадлежало Муратову, чудно шагающему мне навстречу.
Мы спешно прошли по половине расстояния, что нас отделяло. Я успел подумать много дерьма и вместе с тем почувствовал, как отпадает потребность изучать уголовный кодекс. Мы встретились во мраке, на обочине, воздержавшись от примирительного рукопожатия.
Я прищурился, еле рассмотрел его красное от холода лицо и стянул с себя одеяло.
П*здец…
— Вот, возьми, — нет, я не хочу себя корить. Он сам сбежал.
— Оставь себе! — вдруг нахально улыбнулся Муратов, насколько мог непослушным промёрзшим ртом.
Если бы не злополучный голос, ещё сильнее хрипящий на улице, я бы всерьёз решил, что это какой-то чужой, совершенно посторонний нам Иван, хреново притворяется невозмутимым Лёшей. Оборотень.
Его мимика заставила меня покрыться омерзительными мурашками, опоясавшим дрожащее тело. И дело было не в отсутствии одеяла. Внутри всё сжалось от той гримасы, что он выдал, бойко зашагав к автобусу.
Я так и остался стоять с одеялом и приоткрывшимся ртом, пришиблено смотря ему в спину. Даже не успел спросить, в норме ли он.
Но Ванечка, сделав пару шагов, понял, что я остался позади. Резво обернулся, кровожадно ухмыляясь.
— Савицкий, козлина, шевелись! Мы опаздываем на концерт!
38. Безопасность
В автобусе, наконец, тронувшемся с места, сонный, не соображающий коллектив смотрел на нашедшегося Юдина, как на приведение. Когда Никольская вскочила с постели, торопливо растирая себя по лицу, я обратил внимание, как мерзотно она затряслась от счастья.
— Где ты был? — зашевелила губами девчонка, убирая с бледного личика пряди.
Зомбированный мыслями Муратов отогревался в одеяле. Пил чай, в который плеснули коньяк, и маниакально ухмылялся. Напрягал меня как никогда.
— Я дышал свежим воздухом. Сделал небольшую «пробежку», кажется, до Софьино? Прогулялся по лесу, — непринуждённо захрипел он. Да уж, странный парень. — А потом Савицкий додумался извиниться, пришлось возвращаться.
Пришлось? Прозвучало это насмешливо и неестественно. У него явно состоялся телефонный разговор поважнее, поскромничал просто. Так что, Лёша с Виолеттой по всем моим гнидским подсчётам уже успел расстаться.
— Господин… Извинился перед тобой? — драмер достал руку из кармана кофты на животе и почесал подбородок.
Ехидно хохотнув, Лёша обернулся в мою сторону и загадочно пожал плечами. Я поперхнулся.
Нет, такого не было! Я просил вернуться, пытался поддержать так, как только умел Господин притворяться человеком… Но извиняться?! За что? Он брешет.
Я искоса проследил за его неузнаваемой мимикой.
— Мы очень испугались за тебя, — бледно заговорила Ева. — Это как-то странно, сбегать от группы… В лес. А если бы с тобой что-то случилось?
— Не случилось же?! — злобно зарычал он на Никольскую.
Хах! Вот это номер!
Девчонка просто обомлела, чуть не подавившись воздухом. Заткнулась и переметнулась в мои наблюдающие глаза острым, вонзающимся взглядом.
Искать объяснение поведению Муратова на моём лице было бесполезно, она же понимала? Я не сдержал ухмылки.
Если теперь Ванечка будет отталкивать Никольскую, то я даже счастлив, что всё так сложилось. И никаких отвлекающих факторов на работе.
— Всё хорошо, что хорошо кончается. Я… Рад, что ты получил сообщения и успел вернуться. Больше не уходи, л-ладно? — недоверчиво осмотрел я Ваню через прищур.
С психом в группе было бы трудно совладать. Надеюсь, мы стали свидетелями единичного срыва.