Муратов посмотрел на мои отсыревающие в снегу тапки и нахмурился.
— Я не хочу говорить. Тебе не понравится.
И с этими словами он направился прочь с парковки.
Я, хлопающий ртом, зачем-то смотрел ему в спину, дожидаясь, когда фигура с гитарой скроется в дверях аэропорта. Всё больше мёрз и заходился тревогой, стремительно просачивающейся между рёбер.
Лёха ушёл, и силуэт его перестало быть видно даже в подсвеченных прозрачных стёклах здания. Теперь я смотрел на снующих чужих людей с чемоданами, то и дело распахивающими двери вдалеке, с трудом дышал и страшился допустить в голову хоть одну крошечную мысль, что могла бы возникнуть после таких зловещих предостережений.
И вот. В кармане джинсов завибрировал телефон.
Я, еле собравшись с духом, достал его и уставился в экран, завлекательно предлагающий принять входящий звонок.
Киса.
59. Это ты
Мои дорогие, извините, пожалуйста, за задержку. Кульминационные главы занимают у меня больше времени. Также хочу предупредить, что завтрашняя глава выйдет позже 15 часов. Надеюсь на Ваше понимание, обнимаю.
***
Из-за моей закрытой спальни разносился звучный голос Никольской. Глубокий тёплый тембр, богатый на обертоны и ощущение того, что твои уши заботливо гладят с маслом, давно сделали меня её главным фанатом. Просто вслух я об этом не распространялся. Ева пела Spiritbox — это была моя любимая группа с женским вокалом до Никольской — громче солистки, пританцовывая вокруг кровати. Похоже, за весь день записи не напелась. Я следил за её расплывчатым силуэтом в ребристых стёклах двери и заворожённо слушал, пока не зазвучал проигрыш.
Тогда я тихо прикрыл входную дверь, снял испорченные тапки, прихватив с собой, и холодными, сморщившимися от снега ступнями прокрался по коридору на кухню. В квартире кожа на лице и руках ныла от тепла. Когда я добрался до накрытого стола, Киса зазвучала вновь, но уже приглушённо, из-за стенки.
Наверняка уже остывший ужин ожидал на трёх тарелках, спрятанных под фольгу, когда его употребят. Но Муратов сидел сейчас в зале ожидания и, наверное, слушал, как музыке в наушниках подпевает его урчащий живот. Я тяжко вздохнул и открыл лоджию, чтобы положить тапки в подготовленный на выброс пакет. С переездом Никольской пришлось освободить большую часть шкафа… Перешагнул порог, разглядывая запотевшие окна, и вдруг наткнулся на груду коробок из-под заказанной еды.
«Wok», — было написано на трёх картонках.
М-м, забавно… Мы вроде давно ничего не заказывали.
Я запихнул тапки в набитый мусором шуршащий мешок и вернулся на кухню. Тихо закрыл дверь, отодвинул стул, но тот скрипнул, и задумал взглянуть под фольгу. Изнутри она запотела, а блюдо я рассмотреть не успел.
— Приветики. А где ты был?! — Никольская с двумя болтающимися косами выглянула из-за дверного проёма. Привычно растянула губы в сладкой улыбке. — Я успела соскучиться.
После ухода Лёши и его не озвученного предположения я был подавлен, но улыбнулся в ответ.
— Да вот… Муратова провожал до аэропорта.
— В смысле? Это какая-то незапланированная командировка? — Ева продефилировала по кухне в коротких шортах, еле выглядывающих из-под края свитера, и уселась мне на колени. Телефон экраном вверх оставила на столешнице и начала водить острыми после недавнего маникюра, как лезвия, ногтями по овалу моего напряжённого лица.
Позволив ей развлекаться, я чуть вздёрнул нос и продолжил следить за приоткрытыми губами девчонки.
— Он решил уехать домой. Больше не вернётся.
— Ого, — у Кисы вздёрнулись брови. — Что случилось?
— Я рассказал ему правду.
Мы пересеклись тревожными взглядами. Её пальцы остановились, а пухлые ухмыляющиеся губы покинула всякая хитрость.
— В смысле? К-какую правду?
— Я рассорил Лёшу с его девушкой. Я знал её раньше, поэтому соврал, что она моя бывшая, наговорил ему гадостей, — стараясь не замечать, что Ева смутилась, пытаясь вернуться к прежнему выражению лица, я опустил взгляд на паркет. — Хреново я с Муратовым обошёлся, но в тот момент считал, что он достоин расплаты. За то, что вы двое выводили меня на ревность.
Ева осунулась и прикусила губу. Не знаю, насколько она чувствовала себя виноватой перед Лёшей, это ведь она его приплела третьим, но я просто изнывал тяготами совести.
— Да, Лекса рассказывал про Виолетту… Что она его старше, преподаёт в ВУЗе, — наверное, я ожидал услышать что угодно другое, поэтому тревожно сглотнул. Мне показалось, Ева обходит острые углы. Может, и к лучшему. — А… что у тебя на самом деле с ней было?
Или не обходит?
— Ничего не было. Преподша просто пустила меня пожить на время.
— Пожить? Тебе негде было жить? — Ева, всё ещё поглаживая меня за подбородок и шею, почему-то вцепилась сильнее, будто с надрывом, и повернула поближе к своему оживившемуся лицу.
В этот миг я почувствовал себя словно под обдирающим психологические маски прожектором на допросе, изумившись собственным ощущениям. Непонимающе уставился в её стеклянные завораживающие зрачки и, прогнав неприятную дрожь в груди, рассмотрел в них то трепетное беспокойство, с которым могут смотреть только на дорогого человека.
Я тревожно сглотнул слюну.
— Давай поедим?
— А… — очнулась Ева. — Да, конечно.
Она встала с моих согревшихся коленей, потеряно осмотрелась на кухне, будто не зная, куда пристроить руки. Обернулась, наконец, и принялась снимать фольгу с тарелок. Над столом, как маятники, раскачивались две невинные косы.
— Наверное, уже остыло? Давай подогрею, — наконец, я увидел, что сегодня у нас было на ужин. — Лучше, конечно, сразу с плиты, так вкуснее… Но подогреть не помешает, да? Давай…
Азиатская лапша с овощами. Я отчаянно не хотел, но невольно вспомнил коробки на балконе.
— Не надо. Я буду так… Долго готовила? — в надежде услышать предысторию её общения с курьером, я столкнулся со вполне себе искренней улыбкой на манящих губах Никольской.
— Да ерунда. Мне несложно. Это блюдо быстро готовится, а ещё, кстати… это китайская традиционная кухня. Правда, мило будет попробовать?
Я кротко кивнул. Прежде никогда не ловил её даже на крохотном вранье. Хрен бы с доставкой, мне пофиг, чем набить желудок. Но я пребывал в полнейшей фрустрации от того, как непринуждённо и убедительно Ева соврала.
Кокетливо улыбнулась, наматывая на вилку лапшу, и подмигнула мне.
— Приятного аппетита, Господин.
— И тебе… — еле прохрипел я.
Последовав примеру своей искусно подвирающей девушки, я уткнулся в тарелку, ковыряясь вилкой в еде. Впервые за последний год не нашёл в себе сил приободриться и окончательно раскис, чувствуя, как отяжелели крохотные непослушные мышцы на лице… Грёбаная лапша меня добила.
Я вымучено перевёл взгляд с еды на телефон девчонки. Потом на умело уплетающую ужин Никольскую и заметил, что одним своим выражением вызвал у неё потерю аппетита.
— Лёнь… ты чего?