Маша
Дни идут своим чередом. Я уже практически не жду, что Женя напишет или позвонит. Точнее, конечно, жду, но это больше похоже на эфемерную надежду, которую иногда даже получается игнорировать и не проверять телефон так часто, как могла бы.
Помогают в этом и многочисленные заказы, которые мы с Ясей — вторым фотографом еле успеваем отфоткать и обработать. Фина уже проводит собеседования на должность третьего фотографа, но пока безуспешно.
— Нет, все не то. Не знаю в чем дело, — говорит она нам с Ясей во время обеда, который мы заказали в студию, чтобы быстро перекусив, вернуться к работе. — Вас я так долго не выбирала — фоткаете нормально и все. А тут прям особенного чего-то хочется.
— Ну спасибо, — недовольно отвечает ей Яся. — Нормально фоткаете. Классно мы фоткаем!
— Сейчас да, а тогда мне пофиг было. Но не в этом суть, говорю же. Не нравятся мне все что-то.
— Ты такими темпами нас с Машей уработаешь и вообще потом без фотографов будешь сидеть. Уже обед вон урезали из-за времени.
— Я плачу вам вообще-то дохрена и за каждый заказ дополнительно! Ни в одной студии нет такого.
— Ну ладно, ладно, не злись. Уже и сказать ничего нельзя, — смеется Яся.
А потом мы понимаем, чего особенного ждала Фина, и разинув рты смотрим как она представляет нам нового фотографа.
— Сколько ему, — шепотом спрашиваю у Яси, пока Фина что-то объясняет ему.
— Не знаю, но смазлив он на все 100. Баллов — не лет, — смотря на «парочку» отвечает Яся.
Егор оказывается весьма интересным молодым человеком, который уже успел стать профессиональным фотографом, несмотря на свой юный возраст — ему недавно исполнился 21 год.
На вопрос почему он выбрал нашу студию, когда со своим послужным списком мог устроится в более престижное место, он ответил:
— Я сам не понял. Увидел объявление, и меня потянуло сюда. Я давно ищу работу, но хотелось чего-то особенного.
Еще один.
— Стервозной начальницы? — уточняет Яся, а я толкаю ее в бок — не такая уж Фина и стервозная.
— Возможно, — смеется Егор, демонстрируя свои прелестные ямочки на щечках.
С приподнятым настроением после обеда возвращаюсь в кабинет и натыкаюсь на конверт на столе. Раскрываю его и достаю письмо, написанное от руки до боли знакомым почерком, который я безошибочно узнаю с первого курса универа.
Читаю немногочисленные строки и ничего не понимаю.
«Я уже просил у тебя прощения, но не говорил за что. Сначала думал ты не помнишь и не знаешь, и что твой отец все же не рассказал тебе, что это был я. А потом я слишком был ошарашен тем, чем та авария обернулась для тебя. Понимаю, что это ничего не изменит, но твое прощение важно для меня. Поэтому… Прости, что из-за меня ты тогда пострадала».
Неужели Женя говорит про аварию? Неужели тем водителем был он…
Перечитываю несколько раз и не могу поверить. Как из миллионов людей, живущих в Москве, человеком, которого я ненавижу больше всего, мог оказать Женя? Разве такое возможно?
Это ведь точно он написал? Но почему было просто не написать тоже самое хотя бы в мессенджере — зачем утруждать себя письмом? Звоню Насте.
— Насть, а Женя…
— Да, приезжал, пока ты с новым мальчиком флиртовала, — немного зло отвечает она. Она видимо сериалов пересмотрела и теперь так же реагирует на людей в жизни, когда те не следуют ее желаниям быть вместе. Но я точно в этой ситуации не виновата. Или… Смотрю на строчки еще раз, беру телефон и, еле как найдя, захожу в заблокированные номера. Где, как я и думала, оказывается номер Жени. Номер его также оказывается в черном списке и в мессенджерах.
Это значит вот так папа мой телефон на жучки проверял⁈
— Папа, как это понимать? — тут же звоню ему, даже не спросив, удобно ли ему сейчас говорить.
— Ты о Свете?
— Нет! О Жене! Зачем ты заблокировал его мне?
— Думал никогда не поймешь, — не очень приятно, когда даже собственный отец считает тебя дурой! — Приезжай домой сегодня — поговорим.
А меня так злит сейчас все, и особенно это его «домой».
— Не домой, а «ко мне в гости»! Я уже не с тобой живу. Слава Богу.
Чувствую, что очень резка с папой, но по-другому не могу сейчас. Какого он вот так лезет в мою жизнь⁈
Кладу трубку, так как не хочу сейчас с ним разговаривать в таком взбешенном состоянии, и только задумываюсь: звонить или не звонить Жене, как от папы приходит сообщение:
«Не торопись ему звонить. Вечером скажу почему».
Опять его указания! Теперь хочу ослушаться его на зло, но кнопку вызова так и не нажимаю. Что-то не дает это сделать. Возможно, надо собраться с мыслями и все обдумать.
Ладно, прошло уже столько дней, как мы не общались. Я смогу дотерпеть до вечера. Ведь не просто так папа написал мне это сообщение?
Когда приезжаю к нему, его еще нет. Готовлю ужин, зная что папа вряд ли поужинает или закажет что-то на дом. И постепенно успокаиваюсь, уже не желая грубить ему так яро. Поэтому, когда он приходит злости остается лишь на:
— Почему ты не рассказал мне про аварию? И зачем ты заблокировал Женю? Пока я ждала его звонка, ты видел это, знал и просто смотрел. Папа!
— Так было нужно. Я ведь твой родитель. И сказал Артему заблокировать его везде, где только можно, чтобы сначала убедиться в нем.
— Папа, мне не 3 года и даже не 17! Мне 24! Я уже взрослая, — в который раз пытаюсь достучаться до него.
— Тогда тебе тоже было не 17, однако ты попросила моей помощи, — жестоко напоминает о моей слабости папа.
— Помощи пережить свои страдания. Я и тогда не просила ехать разбираться с ним!
— Я делал то, что должен был сделать нормальный отец.
— Опозорить меня перед любимым парнем, выставив ненормальной дурой?
— Не дать вытирать ноги об мою дочь! Ты не думала, что он и дальше мог успешно пользоваться тобой, если бы не наш разговор и не твой перевод в другой вуз?
— Хорошо. Возможно ты даже прав. Но почему ты не сказал, что это он врезался в меня?
— Маша, я знаю, что ты его любила, и не хотел чтобы ты ещё и в этом разочаровалась. Поэтому и скрыл, что это из-за него ты чуть на тот свет не отправилась.
— Ты прекрасно знаешь, что пострадала только кожа — рана была не глубокая, — закатываю я глаза от его преувеличений.
— Мне не надо было, чтобы он и дальше оббивал пороги, таща тебе свои веники, а потом играл на твоих чувствах снова.
— Он приходил? — учащает ритм мое сердце.
— Да, но в первый день к тебе не пускали, а на второй я увез тебя из больницы в клинику — это ты уже должна помнить.
Я и помню. Помню, как ничего не объясняя, папа перевез меня, несмотря на мои протесты, что чувствую я себя нормально и вполне могу полежать пару дней без лишней суеты.
Хочу тут же пойти в свою комнату и позвонить Жене, но все же перед этим решаю уточнить один момент.
— У меня слов нет. Но если ты понял, что сейчас дело не в моей дефектности, а в Женином чувстве вины из-за нее, то почему не рассказал мне? Неужели ты настолько его ненавидишь, что тебе отгородить его от меня важнее, чем состояние собственной дочери?
— Машунь, я был у него вчера…
— Опять⁈ — все же удивляюсь я, хотя после того раза думала меня удивить уже сложно. — И?
— Поехал, чтобы выяснить его намерения, но из его квартиры вышла девушка.
Папа говорит это таким тоном, каким тогда рассказывал про блондинку Ромы в клубе.
— Девушка… Хорошо, но бывает всякое, — пытаюсь не делать преждевременных выводов. — Может это его сестра или… Или подруга, я не знаю.
— Маш, она эскортница. А эскортницы приходят к клиентам на работу. И она точно не его сестра, — я это знаю, потому что она долгое время обслуживала одного моего хорошего знакомого… Я понимаю, это неприятно, но он не изменился, как ты это рисуешь в своей голове. Он такой же как и был.
Выжженные угли внутри — вот что остается после слов папы. И что самое ужасное — я понимаю, что это вполне похоже на Женю.
— Ты ведь не врешь про эту девушку? — делаю последнюю попытку прояснить этот момент.
— Нет, Маша. Не вру. Я ведь и ехал, чтобы нормально поговорить и убедиться, что он нормальным стал и к тебе достойно относится. Но увы.
Папа часто косячил со своей гиперопекой, но он не стал бы врать про эту девушку легкого поведения — такое специально и придумать сложно. Значит это действительно так, и Женя легко мне нашел замену. Да еще какую! И значит его слова о любви и правда были водой.
Убеждаюсь я в верности своих выводов еще и потому что телефон за весь вечер не издает ни звука, хотя Женю я достала отовсюду, и, если бы он заглянул в мой профиль в мессенджере, то увидел бы это.
Нет сообщений и от Ромы, который видимо принял наше расставание, и причем достойно, если не считать последней фразы, брошенной перед моим уходом. Хотя эту фразу оправдать можно — видимо сыграли эмоции.
Но уже на следующий день я понимаю, как ошибалась насчет принятия ситуации Ромой и узнаю каким он подлым и ужасным может быть — утром телефон пиликает сообщениями от него.