Ребенок, который вначале радостно плывет по поверхности жизни, не видя ее мрачной глубины, предательских течений, тайных чудищ, скрытых враждебных сил, доверчиво, восхищенно улыбаясь многоцветным чудесам, внезапно пробуждается от голубого полусна и, с остановившимся взглядом, затаив дыхание, дрожащими губами испуганно шепчет:
— Что это? почему? зачем? Пьяный качается, слепой палкой нащупывает дорогу, эпилептик падает на тротуар, преступника ведут в тюрьму, лошадь сдохла, петуха зарезали.
— Почему? Зачем все это? Отец бранится, а мама все плачет, плачет. Дядя целует горничную, она ему грозит пальцем, они смеются, смотрят в глаза друг другу. Взволнованно говорят о ком-то, кто родился под недоброй звездой, и ему за это ноги поломать надо.
— Что это, почему?
Он и спрашивать-то не смеет. Он чувствует себя маленьким, одиноким и беспомощным перед лицом таинственных сил.
Он, бывший прежде владыкой, желание которого было законом, вооруженный своими слезами и улыбкой, обладающий мамой, папой, няней, вдруг понял, что это не они для него, а он — для них, что они завели его для собственного развлечения. Чуткий, как умный пес, как плененный царевич, он всматривается в мир вокруг себя, вглядывается в мир вокруг себя, вглядывается в себя.
Они что-то знают, они что-то скрывают. Они не то, чем себя называют, и они требуют, чтобы и он не был тем, чем есть на самом деле. Они ратуют за правду — а сами врут и заставляют врать других. Они совершенно по-разному говорят с детьми и друг с другом. Они смеются над детьми. У них какая-то своя жизнь, и они сердятся, когда ребенок хочет проникнуть в нее, они хотят, чтобы он верил им на слово, они радуются, когда наивным вопросом он обнаруживает свое непонимание.
Смерть, животные, деньги, правда, бог, женщина, разум — во всем примесь фальши, какой-то дурной загадки, унизительной тайны. Почему они не хотят сказать, как все обстоит на самом деле?
И ребенок с грустью вспоминает раннее детство.