Белый коридор с кафельной плиткой и слабым светом. Таня сидела в жестком пластиковом стуле уже более сорока минут. Она вставала, ходила из стороны в сторону, но это еще больше нагоняло на нее тревогу, поэтому сейчас она просто сидела и смотрела на окрашенную стену перед собой. И слушала. В каждом звуке была надежда, что тот, кого она так ждала вернулся на свое рабочее место.
Таня сидела перед дверью заведующего отделением, но не могла попасть к нему. Он был постоянно занят, где-то на совещаниях, просто пропадал в коридорах.
От лечащего врача она узнавала о состоянии отца, но вот чем ему еще помочь и как сделать так, чтобы его перевели ни в палату в восемь человек, а найти более комфортный вариант, это можно было решить только за этой дверью.
И Таня ждала. Она не понимала сколько это стоит, есть ли у нее столько денег. Об этом она особо не думала, она уговорила себя думать сейчас только об одной веще — разговор с заведующим, если думать сразу обо всем случившемся, то она может сорваться, запаниковать, а этому сейчас нет места и времени. «Все потом».
Мама тоже была тут в больнице, она дежурила у отделения интенсивной терапии. Проблемы с сердцем у отца не было новостью ни для кого в их семье, в сорок он уже перенес первый приступ. Он не переставал курить, иногда выпивал, хотя ему было нельзя.
Находиться рядом с матерью Таня не могла, та была в паническом состоянии и это было заразительно. Все, что умела делать Таня, когда с кем-то происходило что-то плохое, это действовать. Она не умела подбадривать, успокаивать, обещать, что все обязательно будет хорошо. Она подходила и спрашивала, что надо делать. А если человек был в растерянности, действовала по своему разумению. Она жила философией, что, если ничего не делаешь, ты соглашаешься с происходящим.
Сейчас она не была готова соглашаться.
У Тани были непростые отношения с родителями, ее мама всегда упорно занималась воспитанием ее старшего брата, и на нее особо не обращала внимание, Таня росла сама по себе. У нее не было теплых объятий и откровенных разговоров, но в последнее время они стали неплохо ладить. С папой же было другое. В детстве Таня была папиной дочкой, где он, там она. Он ремонтировал что-то, Таня сидела рядом и смотрела, папа чистил снег зимой, она помогала. Сейчас, когда Таня приезжала к ним в гости, они могли часами разговаривать обо всем на свете, особенно. Про политику и историю. Их разговоры и совместная деятельность — это была любовь в понимании Тани.
Были сейчас Тане страшно? Нет, она не разрешала себе думать о плохом. Сейчас просто надо решить, как улучшить условия и понять, когда решат нужна ли операция. У Тани было дело.
Таня услышала шаги по коридору и инстинктивно обернулась. Это был не заведующий и Таня вернулась к своей белой стене. Но сразу же обернулась обратно.
— Ну ты чего тут? Что произошло? Что нужно? — Сергей начал засыпать ее вопросами издалека, даже не доходя до Тани.
Таня встала.
— Сердце. Там в участковой больнице испугались и хорошо, что сразу его направили сюда. Он в интенсивной. Вроде, стабильно.
— Что нужно? Операция?
— Сказали пока надо наблюдать.
— Таня, как фамилия врача?
— Синегалов.
— Хорошо. Ты тут чего сидишь?
— Если будет дальше стабилен, его переведут в общую палату. Сестра сказала, что там восемь человек. Понимаешь, Сереж, восемь! Его не надо туда. Надо какую-то одиночную что ли найти. Сестра сказала все через заведующего.
— Иди, я все решу.
— Куда иди?
— Кофе выпей, поешь, выйди подыши. А, да. Как отца зовут?
— Симонов Александр.
— Все, иди.
— Я не могу, я должна сама. Понимаешь, мне надо самой этим заняться.
— Что можешь сделать ты, чего не могу сделать я сейчас?
Таня молчала, ответить на это она не могла. Она тихо прошептала:
— Я не могу сейчас без дела, пойми.
— Я даю тебе задание, иди выпей кофе. Хватит переговариваться, — и он очень мягко развернул ее и подтолкнул.
Таня дошла до конца коридора и повернула голову назад. Сергей уже кому-то звонил, и она слышала свою фамилию. У нее было странное ощущение, что у нее что-то забрали, отправили на свободу, но она не знает, что с этим делать.
На первом этаже Таня нашла пару автоматов со снеками и кофе. Кофе тонкой шипящей струйкой наполняло картонный стаканчик.
— Блин, сахар не убрала! — Таня не любила сладкий кофе. Отставила стаканчик на подоконник и приложила карточку, чтобы купить новый.
На улице было уже темно, и Таня вдруг испугалась, а что, если заведующий уже просто ушел домой. «Блин!».
Развернувшись от автомата, Таня увидела свою маму, спускающуюся на первый этаж.
— Таня, они меня попросили уйти оттуда, больше нельзя там сидеть. Он там остался один. Саша!
— А что врач говорит?
— Состояние стабильно. Как будто больше никаких фраз не знает! Он мне не нравится, может нам можно заменить врача?
— Мама, главное, чтобы они оказали всю необходимую помощь. Будешь кофе?
— Я бы поела лучше.
— Тут в автомате одни чипсы. Хотя, смотри, могу купить тебе бутерброд.
— Нет не буду. А что сказал заведующий?
— Я к нему еще не попала. Сейчас Сергей попробует помочь.
— Что за Сергей? Твой молодой человек?
— Нет. Ну как….. Просто знакомый.
— Просто знакомый не приехал бы на помощь.
— Мама! Давай не будем, — Таня демонстративно закатила глаза: — Слушай, я тут подежурю, может ты поедешь ко мне?
— Наверное, поеду, я ведь с одиннадцати утра по больницам езжу. Как будто уже пропахла спиртом и лекарствами и ноги уже не держат. Но ты мне сразу звони, если что.
— Да я думаю, меня скоро тоже выгонят уже отсюда. У них круглосуточно находиться нельзя.
Таня проводила маму, посадив ее в такси, стояла на крыльце и дрожала. Пальто было забыто где-то на кресле в коридоре, кофе обжигало, но не особо грело. Она вылила остатки на землю и выкинула стаканчик в урну. Стояла и смотрела на аллею с фонарями. Мягкий теплый свет освещал и без того желтую листву.
— Вот ты где, — позади себя она услышала голос Сергея.
— Ну что там?
— За ним проследят ночь. Если все будет хорошо переведут в отдельную палату, там хорошие условия, я сходил посмотрел. Не переживай, слышишь! Доктор сказал, что опасность прошла.
Таня молча подошла к нему и обняла на столько сильно, на сколько она сейчас была способна.
— Ей, ты чего! Все же хорошо! — он гладил ее по волосам, успокаивая.
А Таня сделала то, что не разрешала себе весь день. Она разрыдалась.