– Небось год уже простояла, а он принес!
Бармалей остановился, взял у Ромки пузырек, посмотрел сквозь него на заходящее солнце. Потом он выпил еще порцию и швырнул пустой пузырек в крапиву.
– Фиговая у тебя касторка, – сказал он мне, отдавая ложку, и бросил остальным: – Пойду. Одеваться пора.
Ушел Бармалей. Ушел домой и я, обиженный на ребят: они ворчали на меня так, словно я сам делал эту касторку.
Был десятый час вечера. Я уже стелил свою постель, как вдруг за окном послышалось:
– Лешка-а! Лешка, выйди-и!
Я открыл окно, лег на подоконник.
В освещенном фонарями дворе стояли Ромка, Борис и еще несколько мальчишек.
– Ну, гад паршивый! – закричал Ромка, тряся над головой кулаком. – Ну, теперь выйди!
– Только выйди попробуй! – подхватил Борька. – Вот увидишь: мы тебя живым убьем!
Я молча закрыл окно. Мама, папа и тетя ни о чем не знали: они сидели в кухне, окно которой выходило на улицу.
Когда мама вошла ко мне, я ревел, уткнувшись в подушку. Я рассказал маме все, мама тут же побежала в кухню и так поссорилась с тетей, что та утром уехала.
Два дня я не выходил из дому. От ребят из нашего двора я узнал, что произошло в Доме культуры. Уже надев лохмотья беспризорника, Бармалей спросил у одного из артистов, где здесь туалет. Тот ответил, что последняя дверь по коридору, направо. Бармалей ушел и отсутствовал довольно долго, спектакль даже немножко задержали. Наконец занавес открыли, на сцене среди рыночной толпы появился маленький беспризорник. Но песню свою он не запел. Он походил по сцене туда-сюда, потом ушел за кулисы, пронесся по коридору, снова скрылся за последней дверью направо и уже весь вечер не отходил от нее дальше чем на десять шагов. Моя касторка оказалась не такой уж «фиговой».
Когда я наконец вышел на улицу, меня не побили. Аглая, Сеня Ласточкин, Антошка Дудкин объяснили ребятам, что я не виноват.
Но в клуб Бармалей больше не заглядывал, как его ни уговаривали. Он стеснялся встречаться с участниками драмкружка и удирал, завидев их издали. Все перевоспитание пошло насмарку, и Бармалей снова сделался «нашим самым главным хулиганом».
Через полгода он уехал куда-то в новую квартиру, а деревянные домишки снесли.