Я вышел из такси недалеко от центральной площади и пересел в машину Гаврилова, что стояла в переулке рядом со старинным зданием. Чемодан кинул в багажник, набитый вещами рюкзак — на заднее сиденье.
— Ещё раз добрый день, Алексей Михайлович, — поздоровался управляющий. — Ну что, готовы к дальней дороге?
— Привет, — я сел рядом с управляющим и захлопнул дверь. — Готов. Когда летим?
— К сожалению, билетов в первый класс не было, пришлось выкупить все четыре места в обычном купе, чтобы вам не досаждали посторонние.
— А самолёт?
— Самолёт в Первосибирск? Шутить изволите? Так близко к границе коммерческая авиация не летает. Только поезд. Если хотите проживать один, я куплю себе место в плацкарте, — Гаврилов вырулил на дорогу и остановился на светофоре. — Как-никак, две ночи ехать.
— Не надо деньги зря тратить. Раз уж купе, так купе. Переживём.
— Как вам будет угодно. Вам что-то надо приобрести из личных вещей? — управляющий вертел головой по сторонам, словно опасался слежки; я и сам невольно стал оглядываться.
— Складной компьютер нужен. Свой мне взять не разрешили. И новый телефон на всякий случай, чтобы не прослушивали.
— Тогда заедем по пути, — Гаврилов вбил в навигатор магазины электроники, в это время загорелся зелёный, и мы продолжили путь. — Заедем в магазин, затем я вас отвезу на вокзал, а сам отгоню машину в центр проката и вернусь. Поезд отправляется в пол-одиннадцатого, можем не торопиться.
— Не годится. Вместе будем держаться. Если на нас нападут, вдвоём отбиваться ловчее.
— Как скажете, Алексей Михайлович.
Освободиться от семейной опеки мне удалось быстрее, чем я планировал, даже дня рождения ждать не пришлось, хотя разговор с папашей оказался не слишком приятным. Князь Озёров начал орать, дескать, я — неблагодарный сукин сын, бросаю свой род, который меня вскормил и воспитал, однако под напором моих аргументов быстро остыл. Я ему ни слова не сказал про дядино наследство, а апеллировал сугубо к своему желанию служить на границе и защищать государство от тёмных тварей.
И всё же просто так Озёров меня не отпустил. За моё содержание и обучение я должен был выплатить ему триста тысяч рублей. Отводилось на это год, а если не успею, начнут капать проценты. Кажется, предстояло опустошить дядины счета и продать почти все акции. Ну или просто послать папашу на три буквы.
Тянуть с отъездом я не стал. Сразу после разговора с отцом позвонил Гаврилову, и тот купил билеты. Это произошло вчера, а сегодня мы уже встретились, чтобы вместе отправиться поездом в Первосибирск.
— Батя напоследок меня долгом обложил, — сообщил я. — Это имеет какие-то юридические основания? Или могу смело слать его на хрен?
— Какую сумму он затребовал? — спросил Гаврилов.
— Триста тысяч.
— Многовато. Обычно, если отпрыск уезжает из семьи, родственники просят пять-десять. Вы сможете через суд потребовать пересчёт долга, и если окажется, что на ваше содержание потрачено меньше, то сумма тоже уменьшится. Главное, адвоката хорошего нанять. Однако большинство ребят предпочитают поработать на собственный род несколько лет. Так проще.
— Мне — не проще. А много можно заработать на рубеже?
— Дмитрий Семёнович имел звание полковника. Его жалование за месяц службы в форте составляло три тысячи восемьсот рублей, плюс надбавки за особые задания. Вы ведь планируете сами служить на рубеже?
— Ну да, сам, а что, можно не самому?
— По-разному бывает. Все князья и бояре в пограничных губерниях обязаны либо собственнолично идти оборонять рубеж, либо отправить вместо себя служилых людей. Таков императорский указ.
Ещё один подводный камень. Оказывается, приобретая землю в приграничных губерниях, я одновременно получал и долг перед императором. А с другой стороны, кому-то же надо рубеж оборонять. Испокон веков долгом аристократа считалась военная служба.
— То есть, я буду обязан постоянно торчать на границе? А когда мне собственными делами заниматься?
— Если не случается непредвиденных обстоятельств, аристократы месяц служат на рубеже, месяц отдыхают. Поэтому у вас будет время заняться делами. Да и потом всегда есть доверенные лица. Я с дядей вашим давно работаю.
— А может, тебя на рубеж послать? — усмехнулся я.
— Воля ваша. Я по молодости три года служил на рубеже, мне не привыкать.
— Да не, я шучу. Кто тогда управлять моими делами будет?
— Этот магазин вас устроит? — Гаврилов затормозил рядом с магазином электроники с жёлтой вывеской.
— Вполне.
Я приобрёл недорогой компьютер-раскладушку на первое время и один из модных тут сотовых телефонов с выдвижной кнопочной панелью, после чего мы с Гавриловым поехали в центр проката сдавать автомобиль, затем на такси — на вокзал, где ждали поезда, сидя в ресторане. По пути на нас никто не напал, и это радовало, хотя Гаврилов нервничал. Шутка ли, три покушения за месяц. Спасало лишь то, что управляющий, даже будучи человеком не знатного происхождения, обладал недюжинной силой и владел магией огня, как он уверял, получше некоторых аристократов, хотя официально имел всего лишь ранг «мастер второй ступени».
Всё это время мы общались о дядином поместье. Так я узнал, что помимо Гаврилова в моём распоряжении сейчас находится тридцать четыре охранника. Негусто, но, случись что, от врагов отбиться можно.
А ещё я узнал фамилии наших главных врагов. Любецкие и Горбуновы. С первыми дядя даже находился в родстве какое-то время, когда был женат на одной из них, но потом развёлся.
— Когда-то у Дмитрия Семёновича было более трёхсот человек охраны, — сказал управляющий, — но, после того как закрылась шахта, две трети пришлось распустить. Из оставшихся кто-то погиб во время захвата нашего предприятия, кто-то — во время нападения на него самого.
— Погоди, какой ещё захват? У нас что-то захватили? — удивился я.
— Ах да, я же вам не сказал. Деревообрабатывающее предприятие захвачено. По бумагам им до сих пор владеют Давыдовы, но по факту оно сейчас у Любецких, и всю прибыль забирают они. Дмитрий Семёнович пытался разобраться, но был убит. Такая вот печальная история.
Управляющий не прекращал меня удивлять. Теперь оказалось, ещё и предприятие захвачено.
— Твою мать, Егор, а может быть, сразу всё расскажешь? Какие ещё проблемы с моим наследством? — возмутился я. — Выкладывай всё начистоту.
— Один из доходных домов заброшен, поместье нуждается в ремонте. А десяток деревень на вашей земле… мягко говоря, не слишком-то процветают. Ваш надел прилегает к буферной зоне, а это значит — постоянные проблемы с тёмными. Приходится отстреливать самим — так быстрее, чем ждать военных. Но местным крестьянам от этого не легче.
— Зашибись. А что с предприятием? Нельзя в полицию обратиться или… куда там принято обращаться в таких случаях?
— Не всё так просто. В тех краях, куда мы едем, работает лишь один закон — закон силы. Пока Дмитрий Семёнович был силён, его никто не трогал, но как только он ослаб, пришли конкуренты и всё отобрали, а потом и его самого убили. Довести бы всё это до императора, но, во-первых, наши чины имеют откаты за своё молчание. А во-вторых… Понимаете, Алексей Михайлович, ваш дядя тоже был не святой. Поэтому вряд ли стоит привлекать государство.
— И что он натворил?
— В своё время ему пришлось поучаствовать в стычках между родами, случалось всякое. Да и с компанией вопросов много. Там у Любецкий доля была, потом они продали её Дмитрию Семёновичу, а когда он развёлся, потребовали вернуть. Но тогда они шиш получили, потому что у Дмитрия Семёновича была сильная охрана.
В общем, думал я, что еду воевать с тварями из бездны, а по факту драться придётся с себе подобными. Но своё надо вернуть, иначе никак. После подробных расспросов стало окончательно ясно, что проблем с наследством вагон и маленькая тележка, и все их придётся решать мне.
Утром мы с Гавриловым уже завтракали в поезде, что вёз нас в Сибирь, к границе человеческих владений.
В поезде имелось два вагона-ресторана: один для аристократов, второй для простолюдинов. Мы, естественно, отправились в аристократический. Когда пришли, там не было никого, кроме официанта. Все шесть столиков пустовали, один из них мы заняли. Официант, увидев герб на моём поло, подошёл к нам, учтиво поздоровался и положил меню.
Заведение мне показалось уютным. Стены обиты зелёным бархатом, столы накрыты белоснежными скатертями, между секциями перегородки, на окнах тяжёлые шторы в тон остальному интерьеру. Вряд ли здесь еда отличается изысканностью, но какая, спрашивается, разница? Я готов был есть всё что угодно и в любых количествах.
Мы завтракали, когда в вагон вошли две девушки.
Первая была совсем молоденькая, возможно, моя ровесница. Тонкая чёрная водолазка со стразами обтягивала её стройную миниатюрную фигурку с небольшой грудью, а короткая клетчатая юбка со складками свободно колыхалась при ходьбе, волосы были заколоты на затылке. Под воротником красовалась нашивка с гербом. Изящные черты лица с неброским макияжем выглядели притягательно.
Вторая девушка имела более эффектную внешность. Её наряд состоял из чёрных брюк и фиолетовой блузки, которые вовсе не скрывали, а скорее, наоборот, подчёркивали роскошную фигуру с высокой грудью и широкими бёдрами, по которым невольно скользнул мой взгляд. Пышные ярко-каштановые волосы свободно спадали на плечи. Выглядела девица старше свой спутницы лет на десять.
Я давно забыл, что такое женские ласки. За время пребывания во тьме все ощущения из прошлой жизни притупились, оставшись далёким воспоминаниям. Сейчас я словно начинал познавать мир заново, и мне хотелось испытать всё, чего был лишён в последние годы.
Девушки прошли мимо. Мы хоть и не знали друг друга, но всё равно обменялись приветствиями, после чего они расположились за столиком в конце вагона, тогда как мы с Гавиловым сидели в центре.
— Кто такие? Не знаешь? — спросил я. — Герб не знакомый?
— Прошу прощения, не разглядел, — ответил Гаврилов. — Поезд едет через всю страну. Они могут быть откуда угодно.
Я подумал, почему бы не познакомиться? Как там обычно делается? Подозвав официанта, попросил его передать от меня дамам бутылку вина, а когда тот выполнил поручение и передал благодарность, я опять же через официанта пригласил их за мой столик.
Вскоре мы сидели втроём с девушками, а Гаврилов ушёл в купе.
— Очень приятно, Алексей. Княгиня Вероника Жуковская, — представилась девушка постарше, — а это моя дочь Марина.
Я чуть чаем не подавился. Мать и дочь? Да между ними разница — лет десять. Мне даже не поверилось вначале. Не разыгрывают ли они меня? У Вероники при её возрасте далеко за тридцать не наблюдалось ни одной морщины. Магия какая-то, ну или качественный макияж.
— Очень рад знакомству. Оно скрасит долгую дорогу и, надеюсь, ваш путь — тоже. Мне ехать ещё целые сутки, до самой границы.
— Так значит, вы тоже едете в Первосибирск? — слегка приподняла свои тонкие изогнутые брови Вероника. — Удивительное совпадение. Наш путь лежит туда же.
— Значит торопиться нам некуда.
Слово за слово мы разговорились. Я пару раз ловил на себе заинтересованный взгляд Марины. Встретившись со мной глазами, девушка даже улыбнулась.
— Я слышала о роде Озёровых, — сказала Вероника. — Вы же из Нижнего Новгорода, я угадала?
— Совершенно верно, из Нижнего, там живёт и моя семья.
— А в Первосибирске у вас родственники? Кажется, я не слышала, чтобы у нас проживал кто-то из Озёровых. Или у меня память такая плохая, не обессудьте.
— В Первосибирске жили мои родственники по материнской линии. Давыдовы. Слышали о таких?
— Разумеется, эта фамилия мне знакома.
— Так вот, мой дядя недавно скончался, оставив мне наследство. Вот и еду туда, чтобы уладить все вопросы.
— О, прошу прощения, примите мои соболезнования. Так значит, вы не планируете долго гостить у нас?
— Почему же? Я намерен остаться служить на Сибирском рубеже.
— На Сибирском рубеже? — переспросила ранее молчавшая Марина. — Почему вы решили отправиться туда?
— Защищать границу, — улыбнулся я. — Мне подумалось, что это достойное занятие для аристократа и мой долг перед страной и человечеством.
— Благородно с вашей стороны, — проговорила Вероника. — А то, знаете ли, нынче молодёжь на рубеж не затянешь, все хотят жить в тепле и уюте под родительским крылом. О, я их не осуждаю ни в коем случае, просто не так часто встретишь подобный образ мыслей среди молодых аристократов из центральных губерний. Я, знаете ли, тоже несколько лет служила на границе, как и мой супруг, царствие ему небесное, которой там же и погиб.
— Примите мои соболезнования, — проговорила я. — Давно это случилось?
— Два года назад в одной из вылазок.
— Моя матушка погибла четыре года назад во время прорыва.
— Правда? Она тоже служила на границе? Мне искренне жаль. Тёмные твари забрали не одну достойную жизнь, оставив много вдов и сирот. Я помню, что случилось в тот год. Тогда произошёл сильный выброс, и граница оказалась прорвана. Тенебрисы не дошли до города совсем чуть-чуть. Весна две тысячи шестнадцатого запомнится нам надолго. Да, Алексей, случается, и такое. Служба на рубеже очень опасна, имейте это в виду.
— Да вы меня никак отговорить хотите? Можете даже не пытаться. Я осознаю, на что иду.
— О, я вас не отговариваю. На рубеже нужны воины. Однако будет жаль, если с вами что-то случится. Какой у вас ранг, если не секрет?
— Мастер… первой ступени, — соврал я.
Я не знал, какой у меня уровень по местной системой рангов, и выбрал тот, который, как мне показалось, не вызовет вопросов, то есть четвёртый снизу. Всего же их было двенадцать: три ступени «ученика», три ступени «мастера», три ступени «старшего мастера» и три — «великого мастера».
— О, так значит, вы уже мастер? Это хорошо. Как только дорастёте до старшего мастера, многие опасности на рубеже перестанут представлять для вас угрозу, однако расслабляться даже тогда нельзя. С некоторыми тварями из бездны мало кто сможет справиться в одиночку.
— Смотрю, у вас большой опыт. Мне повезло вас встретить. Не поделитесь?
— С удовольствием расскажу, что знаю. Надеюсь, мой опыт вам поможет.
— Мама тоже хочет податься на границу, — добавила Марина. — Может быть, окажетесь в одном подразделении.
— Ну вот, дочь все мои секреты выдала, — лицо Вероники осветила белоснежная улыбка. — Я действительно планирую вернуться на рубеж. Как знать, быть может, нас направят в одно подразделение, хотя и маловероятно. Фортов на границе великое множество.
До самого обеда мы разговаривали про службу на рубеже, но ничего нового я не услышал. Здесь было всё то же самое, что и в моём мире: полчища тёмных тварей, рвущихся из дыр, огромные, сильные монстры, сметающие всё на своём пути, толпы мёртвых людей из поглощённых тьмой городов. Всего этого я в прошлой жизни насмотрелся сполна. Вероника не сталкивалась и с десятой долей того, с чем встречался я, но она видела во мне желторотого новобранца, и я исправно играл данную роль, выслушивая наставления о том, как себя вести с сослуживцами, что делать на вылазках или во время обороны и прочие вещи, хорошо мне известные.
Но о структуре местной обороны и фортах всё равно было интересно узнать. Как ни крути, а между этим и моим мирами некоторые отличия всё же существовали.
Во время разговора мы с Мариной, которая тоже не упускала возможности вставить словцо, не раз встречались взглядами, да и сама вдова Жуковская посматривала на меня не без интереса. Было похоже, что наше знакомство продолжится и после поездки, что не могло не радовать. Чем больше связей в моём новом месте обитания, тем лучше.
Наступило обеденное время, а мы всё сидели за столиком и общались. За полдня вагон-ресторан посетило ещё несколько человек: двое мужчин, две семьи с детьми, какая-то пожилая пара.
Заказали обед. И тут я спросил Веронику, знает ли она Любецких. Надо всё-таки побольше узнать о своих врагах. Однако мой вопрос заставил княгиню перемениться в лице.
— Да, мне известна эта фамилия. Вы их знаете?
— Нет, откуда? Слышал просто, будто бы мой дядя имел с ними какие-то дела и, кажется, поссорился.
— Что ж, всякое случается, — ответила Вероника, словно желая прекратить данный разговор.
После обеда мать и дочь Жуковские захотели пойти к себе в купе. Вероника дала мне свою визитку.
— Алексей, если появятся вопросы, или помощь какая потребуется, вы не стесняйтесь, звоните. Буду рада увидеться снова.
— Обязательно, — я забрал визитку. — Думается мне, вопросы ещё появятся и не раз.
От меня не укрылся взгляд, который Марина кинула на свою мамашу. То ли упрёк, то ли ревность сквозили в нём.
— Мам, ты что, кадришь парня, который мне ровесник? — возмутилась Марина, когда они с матерью вернулись в своё роскошное двухместное купе первого класса.
— Мы просто мило беседовали, — с загадочной улыбкой ответила Вероника. — Что в этом такого? Приятный молодой человек и, надо сказать, очень храбрый, раз сам решил ехать к нам на границу.
— Ага, я видела, как ты на него смотрела.
— Ой, видела она. Придумываешь тоже.
— Вовсе не придумываю.
— И что? Хватит совать нос не в свои дела. Мала ещё.
— Мала? Мне, вообще-то, восемнадцать уже. Ты в моём возрасте меня родила.
— В твоём возрасте я не лезла в дела старших. Чему тебя в гимназии учили? Я что, зря тебя отдала туда? Никаких манер, — картинно вздохнула Вероника. — Сама-то, едва мальчик симпатичный попадётся, так и стреляет глазами. Не пристало так себя вести молодой княжне.
— Да я тоже не понимаю, зачем ты меня запихнула в этот институт благородных девиц. Кого они должны были из меня сделать? Вообще-то, во всех нормальных семьях детей гувернёры обучают.
— Во-первых, у нас нормальная семья, не хуже других. Что тебя не устраивает? А во-вторых, у меня нет столько денег, чтобы тебе учителей на дом приглашать. Я и так, как ты видишь, продала наше московское предприятие, чтобы расплатиться с долгами. Да ещё и на рубеж опять придётся идти, чтобы тебе на приданое заработать.
— Да, молодец, папочка, всё в карты проиграл, а потом скопытился в тёмной области. Ещё не хватало, чтобы и ты там же сгинула.
— Успокойся, Марина, всё будет хорошо. А про отца не говори дурно. Какой бы он ни был, он погиб как герой.
За окном мелькали дома, поезд подъезжал к очередной станции. Лежащий на столике телефон заиграл мелодию.
— Алло, княгиня Жуковская слушает, — Вероника поднесла телефон к уху.
— Алло, здравствуй, Вероника Павловна, — раздался резкий мужской фальцет. — Как ваши дела? Как дорога? Всё ещё в пути, полагаю?
— Вы следите за мной, господин Любецкий? С какой целью звоните?
— Вы и сами, думаю, догадались. Вы вынуждаете меня раз за разом напоминать вам о долге. Мы уже очень давно не получаем от вас ничего, кроме обещаний. Я понимаю, у вас горе, вы потеряли супруга, поэтому я дал вам время. Но прошло уже два года. Если будете и дальше тянуть с выплатой, мне придётся наведаться к вам в гости.
— Господин Любецкий, — холодно произнесла Вероник, — не смейте разговаривать со мной таким тоном. Я верну ваши деньги, я давал слово. Этого недостаточно?
— Мы ждём, Вероника Павловна, мы ждём.
Вероника завершила звонок и в сердцах бросила телефон на столик. Звонок всё настроение испортил.
— Опять этот урод звонил? — спросила дочь. — Достал уже.
— Он самый.
Весь вечер я расспрашивал своего управляющего про Жуковских и прочих аристократических родах Первосибирска, но много выведать не удалось. Гаврилов в таких вопросах не разбирался. Он мог рассказать, какая прибыль и какие расходы у моего дяди были в том или ином году, сколько людей служило у Давыдовых, сколько было недвижимости и акций, но про высшее общество Первосибирска не знал почти ничего.
Его постоянно отвлекали телефонные разговоры. Почти на каждой станции Гаврилову кто-то звонил: то охрана поместья, то брокер, то какие-нибудь управляющие. Он гарнитуру с уха даже не снимал. А мне только Света один раз звонила, да и то не дозвонилась, поскольку поезд в это время мчался по сибирским просторам. Я перезвонил на станции, сказал, мол, всё в порядке, поговорим, когда устроюсь на новом месте и разберусь с делами.
С Вероникой и Мариной Жуковскими мы пересеклись лишь утром на завтраке, но когда я пришёл в вагон-ресторан, они уже уходили, поэтому пообщаться нам не удалось. В третий раз встретились уже в Первосибирске. Мы с Гавриловым вылезли из вагона, и как раз в это время мимо гордо шествовали Вероника и Марина. За ними плёлся носильщик с горой чемоданов на телеге.
— Вот мы и встретились. Как тесен перрон. Кажется, нам по пути, — сказал я. — Проводить?
— Мы будем рады, если составите нам компанию, — улыбнулась Вероника.
— Да, а то ведь идти так далеко, — добавила Марина с долей ехидства.
И мы пошли втроём в направлении вокзала. Гаврилов, вёзший мой чемодан, держался позади. Девушек ждало такси, а нас с управляющим — личный автомобиль.
Пройдя здание вокзала, мы направились к площадке, куда подъезжали машины. Теперь впереди шагал Гаврилов, отмахиваясь от назойливых таксистов, предлагающих подвезти, и показывая дорогу.
Внезапно из привокзальной сутолоки вынырнули и преградили нам путь трое мужчин, одетые в классические костюмы. Гербов на пиджаках не было, но от всех ощущались вибрации силы.
— Вероника Павловна, — проговорил один из них, полностью лысый; он был сильнее остальных двух. — Добрый день. Мы от Василия Степановича. Он приказал встретить вас и проводить домой.
Вероника остановилась:
— Передайте Василию Степановичу, что мне не нужна его помощь. Я уже вызвала такси.
— Можете отменить заказ. Василий Степанович настаивает.
— Пусть настаивает сколько хочет. Прочь с дороги!
Не знаю, кто такой Василий Степанович, но было похоже, что княгиня Жуковская совсем не рада его заботам.
— Вам придётся пройти с нами.
— Вероника Степановна сказала, что ей не нужны сопровождающие. Вам непонятно? — я встал между Жуковскими и незнакомцами. — До твоей лысой башки так трудно доходит?
— А вас, сударь, это дело не касаются. Отойдите! — резко проговорил мужчина.
— А не то что?
Кожа незнакомца стала ледяной, а у других двух вокруг кулаков появилось магическое свечение.