Пригородный, или, как его чаще называют, дачный, поезд, громко отстукивая колесами, деловито катил свои неказистые вагоны.
В крайнем купе, облокотясь на угол, дремала молодая, разморенная от духоты женщина. Ее маленькая дочка развернула на столике маленькую газету и от скуки раскрашивала синим карандашом кудрявых пионеров, нарисованных на газетной странице. По другую сторону столика, напротив девочки, закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья мужчина средних лет, со смуглым приятным лицом и белой полоской шрама на подбородке. Должно быть, он не спал — его густые темные брови чуть вздрагивали, а уголки крепко сжатых губ слегка улыбались.
На одной из остановок поезд так тряхнуло, что смуглый мужчина, тихо охнув, раскрыл глаза и смущенно потер рукой ушибленный затылок.
Девочка, успевшая уже наделить всех газетных пионеров могучими синими усами, посмотрела на своего соседа и засмеялась. Мужчина в ответ тоже улыбнулся и заглянул в газету. Усатые пионеры, видимо, ему понравились, так как он заинтересованно хмыкнул и потянул газету к себе поближе.
Польщенная вниманием к своему мастерству, девчушка решила добавить своим жертвам еще и бороды, но мужчина легонько отвел ее ручонку и принялся внимательна читать.
— Слушай, детка, это твоя газета?
— Моя, — важно кивнула она головой.
— Вам, товарищ, верно, надо что-то завернуть? — спросила мать девочки; проснувшись от вагонной тряски, она прислушивалась к их разговору. — Так я вам новую газету дам, эта ведь вся измялась.
— Благодарю, но меня интересует именно эта газета, собственно — эта статья. Понимаете, здесь описана очень увлекательная пионерская игра, а я как раз работаю в пионерлагере, и газета мне бы пригодилась.
— Ну понятно, возьмите! Маринка, отдай дяде газету.
Маринка капризно надула пухлые губки: «Вишь ты, какой хитрый дядя, смотрел-смотрел, да и выпросил»… Но она сразу успокоилась, так как «хитрый дядя» достал из желтого скрипучего портфеля новенькую тетрадь, карандаш, резинку и подал ей все это богатство.
— Вот тут, Маринка, и рисуй себе что захочешь, а я возьму газету. Согласна?
Еще бы не согласна! Маринке даже слегка жаль стало дядю, совершившего такой явно невыгодный для себя обмен.
— Станция Зубры! — объявила проводница. — Граждане, кому на станцию Зубры?
Маринкин сосед торопливо встал, свернул добытую газету, спрятал в портфель, попрощался и вышел из вагона.
Станция была маленькая и немноголюдная.
Приезжий оглянулся во все стороны и подошел к дежурному по станции:
— Добрый день! Тут не было завхоза из нашего лагеря?
— A-а, Роман Петрович! Из Киева? Привет, привет, — вежливо поздоровался железнодорожник. — Как же, были тут ваши, груз для лагеря получали. Только с час назад уехали, вас сегодня не ждали.
— Поспешили, — с легкой досадой произнес роман Петрович. — Пешком придется добираться.
— А вы на шоссе выйдите, до Лисичек какая-нибудь машина, наверное, подвернется, — посоветовал дежурный. — А то напрямик, леском. Напрямик километров восемь, не больше, будет.
— Что ж, можно и напрямик, дорога известная.
Мимо них ленивой походкой прошаркал долговязый гражданин с невыразительным плоским лицом. Он искоса внимательно осмотрел Романа Петровича.
На шоссе попутная машина не попалась, и Роман Петрович свернул в лес. В конце концов, и жалеть не о чем — по дороге вон какая пылища!
Зато с каким наслаждением он вдохнул ароматную прохладу леса! Разве не чудесно после вагонной духоты пройтись по узкой извилистой тропинке между буйным сплетением бересклета, крушины, орешника?.. Сорвать с дуплистой кислицы маленькое, пронзительно-кислое яблочко, полюбоваться на разбрызганные в траве кружочки сыроежек — красные, желтые, зеленовато-голубые…
В лесу, наедине с тишиной, исчезает усталость, забывается ранняя седина на висках, а воздух — целебный, как сказочная живая вода, — по-юношески горячит кровь.
— Эй, держись! — Роман Петрович с размаху перескочил через широкий ров. — Есть еще порох в пороховницах, — удовлетворенно признал он и оглянулся назад: ему показалось, что за деревьями мелькнула чья-то фигура.
Роман Петрович сконфуженно присмирел. Не хватает еще, чтоб его заметил кто-либо из лагеря. Вот удивился бы, глядя на своего начальника, который в ребячьем азарте прыгает через рвы и выкрикивает всякую всячину… Эх, Роман, Роман, пора бы помнить, что твои пионерские годы давно миновали!..
Он ускорил шаг. Как там, в лагере? Не случилось ли чего? За три дня, проведенные в командировке, начальник Зубровского пионерского лагеря успел соскучиться по беспокойным его обитателям. Скорее бы к ним!
Впереди серым клубком прокатился еж. Неплохой подарок юннатам! Положив на траву портфель, Роман Петрович снял шапку и погнался за ежом. Шутишь, дружище, не убежишь! Слишком лапы у тебя кривые и короткие.
Еж свернулся, фыркнул и, подскочив, кольнул вздыбленной спинкой ладонь своего преследователя.
— Ах ты, ежище! — Роман Петрович, смеясь, закатил его в шляпу и возвратился за портфелем.
Что за диво? Где же портфель? Может, он его в другое место положил? Да нет же, вот и трава примята… Какая чепуха, куда он мог исчезнуть? Взять же его тут некому!
В зарослях затрещало — кто-то быстро удалялся.
— Стой! — крикнул Роман Петрович и бросился вдогонку.
Но настигнуть вора не удалось: лес!
Какой нелепый случай! Что в портфеле было?.. Книжки, кое-какие квитанции, блокнот, полотенце, мыло. Ага, еще Маринкина газета! Документы и деньги здесь, во внутреннем кармане пиджака. Собственно, ничего особенно ценного, просто жалко самого портфеля и обидно за свою неосмотрительность. Но кто бы мог подумать!
С досады Роман Петрович выбросил в траву ежа, нахлобучил на голову шляпу и выбрался на дорогу.
Ну, что с воза упало, то пропало… Уж лучше никому и не признаваться в этой неприятности — неудобно…
Но вот и лагерь!
Среди густой зелени блеснула свежей голубой краской высокая входная арка. Из-за решетчатой ограды приветливо заулыбались широкими окнами новенькие одноэтажные домики Зубровского пионерского лагеря.
Роман Петрович остановился, его внимание привлек фанерный щит, прикрепленный над аркой. На белом фоне ярко алели большие буквы:
ЛВАРД
— ЛВАРД? — заинтересовался Роман Петрович. — Это еще что за новость такая? Ага, вот и объяснение.
Рядом, на толстом кленовом стволе, висел плакат:
Вы хотите знать, что такое ЛВАРД? Охотно объясним: ЛВАРД — это Лагерь веселых, активных, работящих и дружных.
Запомните: мы принимаем в лагерь
!!!ТОЛЬКО ТАКИХ!!!
Роман Петрович засмеялся. Молодцы! Попробуй после этого быть другим!
— Роман Петрович приехал!.. Роман Петрович, здравствуйте! — зашумели радостные голоса.
Окруженный голоногой, вихрастой ватагой, Роман Петрович окончательно забыл о своей неприятности и повеселел.
— Ну здорово, веселые, активные!
— работящие и дружные! — хором дополнили те.
— А это мы еще увидим. Что скажете хорошего?
Работящие и дружные в ответ повели своего начальника показывать оконченную без него спортплощадку — красу и гордость юных лагерных мастеров.
— Ого, да у вас тут настоящий спортивный городок! — восхитился Роман Петрович, по-хозяйски придирчиво осматривая оборудование площадки. — И впрямь — работящие!
Работящие с гордостью показали свежие мозоли на руках.
Потом начальника лагеря перехватил суетливый и всегда чем-то озабоченный завхоз.
— Роман Петрович, на чем же вы приехали? — жалобно заговорил он, сдвигая вместе смешные рыжеватые кустики бровей. — Почему телеграммку не ударили? Мы бы вас на станции подождали.
— Пустяки, я и пешком неплохо прошелся, — несколько криво усмехнулся Роман Петрович, здороваясь с завхозом. — Что у вас тут новенького, Аникей Степаныч?
— Да все по-старому. Вот разве — мягкий инвентарь сегодня со станции привез. Может, посмотрите?
Роман Петрович направился с завхозом на склад, заглянул на кухню, зашел в канцелярию и снова с головой окунулся в свою хлопотливую повседневную работу.
Вечером к нему неожиданно прибежал ночной сторож пионерлагеря, старенький Карп Данилович.
— Ой, товарищ начальник, несчастье у меня дома стряслось — пожар!
— Пожар? Что же сгорело?
— Хатенка моя обгорела… барахлишко, правда, все спасли. Вот какая беда!
— Действительно, беда. Как же это случилось, Карп Данилыч?
— А кто же его знает? Спал я после дежурства, а старуха в Кленовое, в аптеку, поплелась. Верно, соседские ребятишки баловались с огнем, ну и полыхнуло…
— А может, печка топилась?
— Да нет, печка холодная была. И, обратно же, поджечь никто не мог, врагов на селе у меня нет… Ребята, не иначе. Спасибо, хоть сам-то не сгорел — соседи сонного из хаты вытащили.
— Что ж делать будете, Карп Данилыч?
— Отстраивать надобно. Председатель колхоза обещает помочь. Вот пришел просить вас отпустить меня на время.
— Гм… что ж, придется, видно, на этот сезон подыскивать другого сторожа. Вы зайдите ко мне завтра с утра, потолкуем с Аникеем Степановичем: кое в чем и мы вам поможем.
— Спасибо, Роман Петрович. А пока кого найдете, наш ездовой Семен согласен посторожить, я с ним уже говорил.
Старик ушел.
Вторая неприятность в один день! Попробуй-ка теперь, накануне уборки хлебов, подыскать нового сторожа…
Вьются над костром багряные искры, кружатся и уносятся вместе с песней вверх…
Вожатый Виктор, студент второго курса педагогического института (собственно, тут, в лагере, он уже не Виктор, а Виктор Михайлович), двадцатилетний юноша со скуластым, простодушным, по-девичьи розовым лицом и такими мечтательными глазами, что их ему никогда не удается сделать строгими, загляделся на огонь. Сбор провели, любимые песни спеты, пора гасить костер, а жаль: уж очень хорош!
Вожатый с усилием отрывает от огня глаза и оглядывает тесный круг озаренных пламенем лиц. Вот член совета дружины, хозяйственная и распорядительная семиклассница Оля Барабаш, подперла русую, украшенную чебрецом головку и слушает, что ей нашептывает на ушко кудрявая, быстроглазая Иринка. С Олей просто и легко работать, а вот Иринка — та много забот причиняет своими затеями и капризами. Любит Иринка пошуметь, покомандовать, а всего больше любит похвастать своим богатейшим лагерным опытом: она, видите ли, в прошлом году ездила в Артек и теперь всякий разговор начинает словами: «А у нас в Артеке…»
Рядом с Иринкой зажмурился от огня горнист Гриць Колосок — ласковый, веселый мальчуган, общий любимец лагеря. Плечом на него навалился веснушчатый, как воробьиное яичко, Геннадий, по кличке Генка Ветряк. Этот всегда кричит, бренчит, за все хватается, и почти ничего до конца не доводит.
Смеется-заливается румяная толстушка Таня Фомина — любительница хорошо поесть. Подружки, желая скорее узнать, что ее так рассмешило, дергают Таню за рукав, от чего она еще сильнее хохочет.
А вот, чуть подальше, обхватив колени загорелыми руками, о чем-то задумался Сережа Дьяченко — ярый фантазер и сорвиголова. С этим, вероятно, еще придется хлебнуть горя!.. Сергей неохотно подчиняется размеренному режиму лагеря, терпеть не может никаких организованных мероприятий и вообще, кажется, смотрит на свое пребывание тут, как на какую-то наскучившую обязанность.
Рядом с Сережей прилегли его верные дружки: рассудительный, несколько неуклюжий на вид Слава и худенький, застенчивый Костя. И потому, что запевалой этой неразлучной тройки является горячий и порывистый Сережа, душа вожатого не знает покоя: трудно предугадать, на какую выходку может подбить Сережа своих друзей.
Вот, хитро поглядывая на Геннадия, уже что-то, видно, придумывает занозистый редактор лагерной газеты «Воинственный еж» рыженький шустрый Степа Волошин. Это смышленый парнишка, и «ЛВАРД» — его затея. Действительно, «веселые, активные, работящие и дружные» — как это чудесно! Но какие же они, эти «лвардовцы», разные и как нелегко подобрать ключик к каждому из них…
Виктор Михайлович невольно вздыхает, встряхивает головой и решительно подымается.
Пора на вечернюю линейку.
Каждый, кто отдыхал в пионерском лагере, знает, что такое «свободное время». Его предоставляют трижды в день: полчаса после завтрака, час перед обедом и час перед ужином, всего два с половиной часа. Золотое время, но его слишком мало даже для такого энергичного человека, как Сергей.
Прошла полная неделя, как он, Славка и Костя живут в пионерлагере, и приходится, глядя правде в глаза, признать: намерение, ради которого они очутились в лагере, потерпело крах. Нет, нет, в эти короткие «свободные часы» нечего и думать о том, чтобы незаметно спуститься в Волчий Колодец, хоть он теперь и совсем рядышком. А в другое время… когда? В семь утра Гриць Колосок сигналит в горн побудку, и все как ошпаренные вскакивают с коек, мчатся на зарядку, ужасно много едят (Славка явно начал толстеть). После обеда целых два часа (сказать только!) вынуждены спать. Кроме того, придумали всякие там беседы, экскурсии, кружки… Не жизнь, а сущая организованная мука: человек не может свободно, как того пожелает душа, распоряжаться собой. Эх, если бы не Волчий Колодец и не слово, данное Томке в прошлом году, Сережа, чего доброго, не вытерпел бы и дал стрекача домой.
А ведь никто, кроме них, в лагере не подозревает, что в отдаленном уголке, за высоким дровяным сараем существует забитый досками старый, высохший колодец, овеянный легендой и самыми пылкими домыслами четырех мечтателей, — такой близкий и такой недосягаемый!
Надо было немедленно обсудить затруднительное положение, в котором они очутились.
Возвращаясь с речки после купания — и это купание, под надзором медсестры и вожатого! — Сережа тайком дернул Костю, подмигнул Славе, и приятели незаметно отстали.
— Я спрашиваю вас, хлопцы, что будем делать? Или, может, вы отказались уже от нашего плана, позабыли данное Томке слово и вообще решили спрятаться в кусты?
Оказалось, что Слава с Костей не имеют такой привычки — отказываться от своих планов и слов и, тем более, прятаться в кусты, но каким образом теперь проникнуть в Волчий Колодец, они не могут сообразить.
— Самое лучшее — попросить разрешения у Виктора Михайловича, — малодушно предложил Костя.
— Попросить разрешения? — возмутился Сережа. — Тогда весь отряд захочет спуститься в колодец — и пропала наша тайна и наше открытие. Нет, мы сами должны это сделать! Слушайте лучше, что я придумал: мы спустимся туда ночью.
— Ночью?
— Только ночью! Днем нас обязательно заметят, да и режим — дышать не дают. Ну, согласны?
— Согласны, — поразмыслив, кивнул головой Слава. — Когда пойдем?
— Я смотрел по календарю: через неделю будет полнолуние. К тому времени подготовим…
— Тише, — шепнул Костя, дергая Сережу за рукав. — Сюда кто-то идет.
Из-за деревьев вышел высокий сутулый старик с косматой, по самые глаза, бородой. Из-под старого, примятого картуза выбивалась взлохмаченная копна черных волос, — по-видимому, этот дед не признавал парикмахерских. Заметив ребят, он остановился, тяжело перевел дыхание и вытер рукавом вспотевший лоб.
— Здравствуйте, голубки! Гуляете?
— Здравствуйте… гуляем…
Дед снял с плеч мешок, покряхтел, разгибая спину и опустился на траву, в холодок.
— Ох, умаялся! Отдохну малость. Ноги никудышные — не слушаются, не то что у вас, прыгунков.
Старик был хоть и диковат на вид, но оказался приветливым и разговорчивым и сразу же понравился мальчикам. Они тоже присели рядом с ним в холодке.
— Куда, дедушка, направляетесь? — поинтересовался Сережа.
— В Лисички иду, голубки, в село Лисички. Знаете такое?
— В Лисички? Так вы же, дедушка, сбились с дороги! Лисички в другую сторону.
— Может, и сбился, впервые в этих краях… Вот вы мне и покажете дорогу.
— А вы зачем в Лисички идете? — спросил Слава.
— Посоветовали мне туда податься: в больнице, будто, сторож требуется.
— Сторож? Так нам же в пионерлагере сторож нужен!
— В лагере, говорите? В пионерском? Гм… в больницу оно бы лучше. Пойду сперва в Лисички.
— Ну к чему вам, дедушка, те Лисички? — принялись уговаривать старика ребята. — В лагере вам будет во сто раз лучше!
Дед заколебался.
— А кто у вас там за старшего? С кем говорить?
— Начальником у нас Роман Петрович Мороз, наш учитель географии из лисичанской школы. Мировой дядя! Мы вас, дедушка, сейчас проводим к нему. Как попросим, так, увидите, сразу и примет!
— Ну, к начальнику так к начальнику, — согласился старик. — Ведите!
Приятели торжественно повели деда в лагерь.
У входной арки, под грибком, их встретил дежурный, Генка Ветряк. Он ужасно заважничал, изобразил на своем лице неприступность.
— Вы где это были? Почему не возвратились вместе с другими?
— А ты не очень-то кричи! — осадил его сразу Сережа. — Не видишь разве, что мы к Роману Петровичу нового сторожа ведем? Ну-ка, пропусти!
Генка осекся и пропустил всех четверых на территорию лагеря.
— Роман Петрович, — разыскав начальника лагеря, закричал Сережа, — нашли!
— Подходящего, бородища — во! — добавил Слава. — И работать соглашается.
— Вон он, на лавочке сидит, — показал в окно Костя.
— Кого это вы там нашли? — удивился Роман Петрович.
— Сторожа! — отрапортовала тройка. — Ночного сто-ро-жа!
— Ночного сторожа? Интересно! Ну-ка, давайте его сюда!
Внимательно просмотрев все документы старика, Роман Петрович остался доволен: документы исправны, характеристика с предыдущего места работы хорошая, и начальник без лишней волокиты принял Захара Ивановича Кругляка на должность ночного сторожа пионерского лагеря.
О карнавале, конечно, прежде всех узнала Иринка и мигом растрезвонила по всему лагерю.
Карнавал! Летний пионерский карнавал, со сказочными костюмами, заманчивыми призами, веселой выдумкой! Да это же непочатый край увлекательной работы для лагерных художников, рукодельниц, поэтов, электриков, танцоров, певцов!..
Лагерь зашевелился, как потревоженный муравейник. На завхоза, Аникея Степановича, как на бедного Макара, со всех сторон посыпались шишки: одному до зарезу нужна марля, другому — картон, третьему — бумага и мука для папье-маше…
Больше всех надоедала Иринка. Будь ее воля, она пустила бы на ветер все имущество лагеря. Спорить с ней было напрасно. На все доводы Иринка невозмутимо отвечала: «У нас, в Артеке, завхоз никогда не дрожал над каждым куском марли»…
Бедняга Аникей Степанович даже похудел и начал бегать рысью, спасаясь от своих преследователей.
Идея карнавала пришлась по душе и неразлучной тройке, особенно Сереже. Что там ни говори, а карнавал — это здорово! Ради него можно временно примириться и с ненавистным режимом.
Сперва Слава предложил сделать костюмы Лебедя, Рака и Щуки по известной басне Крылова. Сережа нехотя согласился, однако при условии, что он будет Лебедем. Слава заявил, что, в таком случае, хочет быть Щукой, но смирный Костя жалобно вздохнул:
— А может, придумаем что-нибудь другое?
— Конечно, придумаем что-нибудь получше, — поддержал его Сережа. — Какие-нибудь героические.
— Как на картине у трех русских богатырей, — подсказал Костя.
— У богатырей? Костенька, ты же гений! Ну конечно, сделаем костюмы трех богатырей. Я буду Ильей Муромцем… или нет, Муромцем лучше быть Славке, он самый толстый, а я буду Добрыней Никитичем. Ты, Костя…
— Алешей Поповичем? — расцвел Костя. — О, это совершенно другое дело — красавец богатырь на золотистом коне, а не какой-то несчастный рак, который должен все время пятиться назад.
К ним подбежала Иринка. Озабоченно встряхнув кудряшками, она спросила:
— Включаетесь в карнавал?
— Включаемся, — солидно ответил Слава. — А ты как думала?
— Может, вам помочь придумать костюмы? У нас, в Артеке…
— Придумаем сами, — отмахнулся Сережа. — Не хуже, чем в Артеке.
Не успела отбежать Иринка, как пристал Генка Ветряк.
— Ой, ребята, а что я придумал! Эх, и костюмчик будет! — шептал он, соблазнительно заглядывая в глаза. — Никому не расскажу, только вам. Я вам про свой, а вы мне про ваши. Идет?
Нет, в таких условиях о секретной работе над костюмами не могло быть и речи. Нужно где-то отыскать укромный уголок. Но где?
А что если, попроситься в сторожку к деду Захару? Он, наверное, впустит, ведь это они, а не кто другой, устроили его на работу в лагерь!
— Шагом марш к деду Захару! — скомандовал Сережа.
Дед Захар сидел на пороге своей сторожки. Он приветливо поднялся навстречу гостям:
— Заходите, голубки, заходите!
С первого же дня своего пребывания в лагере Захар Иванович успел заслужить всеобщее уважение. Это он посоветовал завхозу отпустить бездельника-плотника, который, мол, больше отлеживался в холодке за дровяным сараем, чем работал, и взялся все, что нужно, доделывать сам. А поскольку лагерь был новый, то и работы хватало. Дед Захар оборудовал на кухне удобные полки для посуды, сделал покрышку для бочки с водой, помог достроить душевую. Неразлучная тройка с полным основанием гордилась своей «находкой».
Узнав, в чем дело, дед Захар не только согласился пустить ребят к себе мастерить карнавальные костюмы, но даже обещал помочь.
Славка раздобыл в пионерской комнате журнал с цветной репродукцией картины Васнецова «Богатыри», Дед Захар рассмотрел ее и скептически крякнул:
— А коней где вы возьмете?
Друзья озадаченно переглянулись. Действительно, об этом они не подумали. Ведь пешие богатыри сразу утратят все свое величие! Не выезжать же им верхом на палочках?
— Подождите, я мигом! — сообразил что-то Сережа и выскочил из сторожки.
Через несколько минут он вернулся, весело размахивая книжкой:
— Виктор Михайлович дал. Смотрите, как мы сделаем коней!
В книжке был нарисован «всадник»: мальчик преспокойно стоит на собственных ногах, а к его поясу прикреплен каркас «коня», покрытого до земли попоной. Из-под камзола, вдоль попоны, свисают пустые сапоги «всадника». Вот и все.
— Ну? — торжествуя, спросил Сережа. — Поняли?
— Хитро придумано! — покрутил лохматой головой дед Захар. — Та-а-к… На каркасы для коней нужна толстая проволока… попробуем достать у Аникея Степаныча. Гривы, хвосты и бороды — из пакли. Эту чешую и тарелки…
— То — кольчуги и щиты!
— Все равно… Гм… известно, мороки до черта.
— Зато костюмы какие! — увлеченно воскликнул Сережа. — Ручаюсь — лучших ни у кого не будет!
— Ну что ж, попробуем. Только вот вам мое условие: без меня в сторожку не бегать и ничего тут не ворошить. Однако боюсь — не укрыться вам со своим секретом: не ровен час, заглянет кто сюда и все увидит.
— Да мы, дедусь, никого и близко к вашей сторожке не подпустим, — заверили друзья и, довольные, помчались атаковать Аникея Степановича.
Ребята с азартом принялись мастерить карнавальные костюмы. Сережа во всеуслышание заявил, что они «в лепешку расшибутся, но ошарашат весь лагерь».
Возни с костюмами хватало, кроме того, в эти горячие дни Славу избрали старостой кружка юннатов, и работы привалило по самое горло.
Новый староста прежде всего аккуратно осмотрел отгороженный крашеной фанерой уголок веранды, задумчиво постоял у двух стеклянных банок с пучеглазыми лягушатами, потрогал пальцем сонную ящерицу в коробке и решительно направился к вожатому.
— Виктор Михайлович, нужно немедленно пойти в лес!
— Но ты же сам вчера ворчал, что лес тебе и так хорошо знаком, и требовал идти на речку, — заметил вожатый. — Вот мы завтра и собираемся на рыбалку.
— Нет, — упрямо мотнул головой Славка, — на речку потом, завтра нужно в лес. Вот пойдемте, я вам что-то покажу.
Славка привел Виктора Михайловича на веранду за загородку.
— Разве это живой уголок? — презрительно сказал он. — Лягушки и те от скуки посинели. Завтра в лесу нам нужно поймать белку, зайца, ежа, лисичку… ну и еще что-нибудь такое…
— Волка, например, — рассмеялся вожатый, откровенно любуясь Славкиной хозяйской хваткой.
— Волков в нашем лесу нет, — с сожалением ответил Славка. — А лисы есть. Так пойдем завтра, Виктор Михайлович?
— Пойдем! Это ты дело придумал. Действительно, пора оборудовать живой уголок.
До самого вечера кружок юннатов, под неуклонным натиском старосты, изготовлял клетки, сачки, папки для сбора растений. Славка делом подтвердил, что не напрасно ему оказали высокое доверие, избрав старостой.
Однодневный поход в лес за экспонатами для живого уголка назначили на утро следующего дня.
Крылатая походная песенка, бодрый шаг крепких, загорелых ног, вкусная, слегка пропахшая дымком каша на привале — что еще может быть чудеснее?
Но вся эта поэзия похода мало устраивала практичного Славку. Осмотрев на дневном привале добычу, он недовольно фыркнул. Одни бабочки и жуки! Ни зайца, ни лисицы и близко не видели, лишь раз, будто в насмешку, зацокала над головой белка, да и та, мелькнув огненным хвостом, исчезла в верхушках деревьев.
Роптал и Генка, которого на время похода назначили санитаром. Как же, тащил-тащил свою аптечку и — на тебе! — ни одного пациента. Он назойливо осматривал каждого, нашел несколько незначительных царапин и с наслаждением смазал их йодом, но настоящей работы для санитара так и не нашлось.
После обеда Славка повел Сережу с Костей в один укромный овражек, где была, как он уверял, вполне надежная лисья нора.
— Лисица, она знаете какая? Она — как собака, ее приручить можно! У моего бати, когда он работал объездчиком в Макаровском лесничестве, жила домашняя лисичка. Так, представьте себе, она даже лаяла! — хвастал Славка.
— А у нас домашний ежик жил, — припомнил Костя. — Мышей по ночам ловил…
— Еж — чепуха! — перебил Сережа. — Вон у нашей директорши лесхоза дикая коза живет. Директоршин Женька уверяет, будто и молоко дает, как домашняя.
Ребята спустились в длинную, поросшую боярышником низинку. Славка быстро отыскал лисью нору.
— Старая нора, — заметил Сережа. — Лисица ее бросила.
— Не люблю, когда болтают без толку! — возмутился Славка. — Мне сам дядя Тимоша говорил, что тут целая лисья семья живет, а дядя Тимоша уж знает!
— Жила бы семья — были бы следы, — не унимался Сережа.
— И, наверное, есть, нужно только лучше присмотреться!
Охотники заползали вокруг норы.
— Ребята, я нашел какие-то следы! — позвал из-за кустов Костя.
— Верно, следы, — согласился Сережа. — Только это не лисьи… Видите, какие большие? На медвежьи больше похожи…
— Откуда тут медведю взяться? Из зоопарка сбежал, что ли?
— А думаете, не бывает? Вы только смотрите — по размеру как раз медвежья лапа! Тьфу! Тут каблук виден… Какой-то дядька ходил.
Славка с Костей от смеха покатились на траву. Ну и Сережка, нашел в Зубровском лесу медведя с каблуками!
Они выбрались из овражка, и тут наконец им повезло: прямо на них из кустов выкатил маленький ушастый зайчонок.
Ребята застыли на месте. Малыш тоже оцепенел от ужаса.
P-раз!.. Все трое выбросили вперед руки и упали на землю. Зайчишка, словно пружинка, подпрыгнул вверх, но было поздно: Костя успел схватить его за заднюю лапку.
Ну, теперь хоть не совестно в отряд вернуться! Да и пора уже — Гриць Колосок трубит сбор.
…Когда все стихло, на дне овражка зашевелились колючие кусты боярышника и из них выползли две согнутые фигуры.
Постояв прислушиваясь некоторое время, они осторожно выбрались наверх и молча разошлись в разные стороны.
Кроме зайчонка, главного вчерашнего трофея, в живом уголке теперь поселились длиннющий шипучий уж, престарелый еж мрачного характера и маленький головастый кукушонок. Этот крикливый уродец не давал никому покоя, непрерывно требуя пищи. А ящериц наловили такое множество, что Славка не придумает, куда их девать. Да еще, как на грех, малыши с самого утра ловят новых и тащат в живой уголок. Чтобы не обижать «мелюзгу», Славка принимает их, но слезно просит больше не ловить. Десятка три этих юрких созданьиц он велел Генке выпустить в лес.
Генка, не без основания решив, что ящерицы и собственным ходом доберутся до леса, выпустил их у спальни девочек, а сам побежал поглядеть, что это за человек разговаривает с Романом Петровичем у входной арки.
Оказалось, что приехал из лесничества Сережин отец — Петр Трофимович. Генка обрадовался, так как Петр Трофимович привез ему из дому посылку. Он попросил сбегать за своим сыном. Генку дважды не пришлось просить, и вскоре Сережа, а за ним и Костя со Славкой прибежали к арке.
Петр Трофимович одним махом обнял всех троих.
— Ну, баламуты, как делишки? Не скучаете?
— Теперь времени нет, — озабоченно ответил Сережа и передал отцу длинный список. — Вот это все нам нужно привезти из дому.
— Три цветные скатерти, три пары сапог, три пары рукавиц, охапку пакли… — с недоумением прочел Петр Трофимович. — К зиме, что ли, готовитесь?
— Не к зиме, а к карнавалу.
— Что ж, если вся эта дребедень поместится в мою полуторатонку, подброшу. А теперь, герои, держите!
Петр Трофимович подал ребятам свертки с чистыми трусиками и майками и отдельно — письмо от Томки.
Приятели проводили его к машине, потом нырнули в тень у ограды, и Сережа принялся громко читать:
Здравствуйте, друзья!!! Привет вам из далекой Сибири!
Сережа, Слава и Костя широко улыбнулись.
У нас большая радость: завтра едут в Москву, на Сельскохозяйственную выставку, знатные люди района. От нашей МТС посылают моего отца, и он обещает взять с собой и меня. Представляете!
Ну, а из Москвы я уж и к вам, хоть на пару дней, приеду, будьте в этом уверены!
Осмотрели ли вы наконец Волчий Колодец или, может, снова сплоховали? Если сплоховали, не огорчайтесь, я приеду, и тогда уж Волчий Колодец не останется необследованным.
Передайте от меня горячий привет Марии Семеновне и Петру Трофимовичу, а также всем жителям вашего лесничества.
Как поживают Найда, Вьюн и кот Бурлак?
До скорого-скорого свидания!
Ваша подруга Томка.
— Дождались? — с отчаянием произнес Сережа. — Она же теперь засмеет нас!
— Засмеет, — понуро согласился Славка. — Разве не за что?
Костя виновато вздохнул:
— Позор, что и говорить…
— Вот что, хлопцы, — решительно стукнул себя кулаком по колену Сережа. — Нечего ждать полнолуния, светло и теперь. Спустимся в Волчий Колодец этой же ночью.
Если бы костюмы трех богатырей ребята мастерили не столь засекреченно, Генку Ветряка меньше бы терзало любопытство. Ну, пусть бы он хоть краешком глаза взглянул, что они там такое придумали! Так ведь этот вреднющий Сережка никого и на пушечный выстрел не подпускает к сторожке! Генка ходил за Сережей по пятам, просил, заискивал, шел на явное унижение, но тот был неумолим.
А сегодня, перед ужином, Генке, кажется, повезло: он заметил, что Костя один, без товарищей, бродит вокруг сарая, пугливо озираясь по сторонам. Генка сразу смекнул, что это неспроста: Костя определенно что-то ищет, и, если ему в этом помочь, в дальнейшем оно может пригодиться…
Генка ринулся к сараю и пошел в атаку.
— Хороший ты хлопец, Костя, — заявил он, любовно обнимая Костю за плечи. — Вот хоть верь, хоть не верь, а для меня ты самый лучший хлопец во всем лагере. Не знаю только, за что ты на меня дуешься?
— Я дуюсь? — изумился Костя. — Ну что ты, Генка, я нисколько не дуюсь, даже наоборот…
Костя не лгал — он вообще не способен был злиться.
— Ну, если не злишься, это хорошо. Ты, Костя, запомни, что Генка тебе друг. Понятно?
— Понятно, — застенчиво улыбнулся Костя.
— А может, не веришь? Так я тебе сейчас докажу. Говори — чего тебе нужно? Ну, знаешь, может, там чего для твоего костюма, ты не стесняйся. Я вмиг достану!
Костя нерешительно взглянул на Генку.
— Нам… мне, то есть, нужны лопата, веревка и клещи…
— Лопата? — разинул рот Генка, недоумевая, зачем мог понадобиться Косте такой далекий от изготовления карнавальных костюмов инвентарь.
— Ну да… На время, завтра утром я бы тебе возвратил.
— А зачем тебе?
— Да так… нужно… Но если ты не можешь достать…
— Ну ладно, — кивнул головой Генка. («Не все ли равно, зачем эти вещи Косте? Главное — помочь ему, а уж тогда и Костя, наверное, поможет прорваться к заветной сторожке!») — Видишь у изгороди большой куст черемухи? После ужина приходи к нему.
— Ты достанешь? — обрадовался Костя.
— Спрашиваешь! Сказано — приходи.
За ужином Сережа тихонько спросил приятелей, что они успели раздобыть для ночного спуска в Волчий Колодец. Сам же он, вплоть до ужина, был занят починкой электрического фонарика.
Славка, который действовал в районе кухни, виновато почесал затылок: он очень усердно рыскал вокруг кухарки, Олены Дмитриевны, но ничего не вышло — пришлось уйти с пустыми руками. Зато Костя чувствовал себя именинником и радостно доложил, что после ужина Генка достанет ему все, что требуется.
— Почему Генка? — вспылил Сережа. — Неужели ты ему рассказал?
— Ничего я не рассказал, — обиделся Костя. — Генка сам обещал помочь.
— Эх, проканителился я с этим фонариком, а то не пришлось бы связываться с Ветряком, — пробурчал Сережа. — Ну да ладно, пусть достает…
После ужина Костя засел в ожидании под черемуховым кустом. Ждать пришлось довольно долго, и Костя, решив, что Генка его надул, хотел уже уйти. Но тут наконец приполз Генка с большим мотком веревки на шее.
— Фу… Чуть было не попался!.. Держи веревку, сейчас принесу лопату и клещи.
Он исчез и через минуту приволок лопату и вытащил из-за пазухи большие клещи.
— Вот, возьми, да гляди не растеряй! Я ведь, рискуя собственной головой, их стащил. Завтра, пока не хватились, нужно положить обратно.
— Не бойся, завтра я тебе все отдам, — успокоил его Костя. — Вот уж спасибо! Я тебе за это тоже чем-нибудь помогу.
— Ла-адно, о чем толковать, — снисходительно сказал Генка. — После сочтемся.
«Спать, спать, по па-лат-кам!.. Спать, спать, по па-лат-кам!..» — плывет над лагерем певучий призыв.
Отбой.
Пионеры расходятся по своим спальням. Над лагерем медленно раскрывает мягкие крылья короткая летняя ночь.
Сережа лежит с раскрытыми глазами и, чтобы невзначай не уснуть, пощипывает себя за руку. Славка тоже не спит и ворочается с боку на бок. Но Костя уже подозрительно посвистывает носом.
Таинственно, как заговорщик, перешептывается ветер с темными ветвями деревьев. Из леса доносится резкий крик ночной птицы… И чего она кричит так противно?
Наконец в окне, затянутом от комаров сеткой, появляется ярко-желтый, слегка ущербленный диск луны. Сережа осторожно приподымается с койки. Пора!..
И вдруг ночную тишину раздирает нестерпимый, пронзительный вопль. Сережу прошибает холодный пот. Теперь к первому воплю присоединяется визг многих перепуганных голосов.
Разбуженные криком и ничего не понимающие, ребята срываются со своих коек и все выбегают из спальни. Навстречу уже бегут встревоженные работники лагеря. Все бросаются к спальне девочек, откуда доносятся крики.
Из спальни выходит старшая пионервожатая, Вера Ивановна.
— Ящерица, — сердито объясняет она, тщетно стараясь застегнуть надетое наизнанку платье. — К Тане Фоминой в постель забралась ящерица, Таня спросонья завизжала и напугала остальных девочек.
Следом за Верой Ивановной, как привидение, вышла Оля Барабаш, укутанная в простыню и выбросила еще двух ящериц.
— Кажется, все. И откуда они поналезли?
Услышав это, Генка трусливо взглянул на Славку и предусмотрительно юркнул в спальню.
— Вера Ивановна, тщательно осмотрите с девочками всю спальню. Остальные немедленно расходитесь спать! — приказал Роман Петрович.
— Генка, — возвратившись в спальню, зловеще прошипел Славка, — признавайся, куда ты выпустил ящериц?
Но Генка уже спал удивительно крепко, даже прихрапывал.
— Ох, узнаешь у меня завтра! — пообещал Славка, ложась на свою койку.
В ответ Генка захрапел еще сильнее.
Когда крепкий сон снова овладел всем лагерем, Сережа, Славка и Костя тайком выбрались из спальни.